Страница 1 из 7

Горизонты исторической нарратологии

Тюпа Валерий Игоревич

Валерий Тюпа

Люди по природе – рассказчики

Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (грант № 20-18-00417)

Рецензенты:

доктор филологических наук, профессор Г. А. Жиличева (Новосибирский государственный педагогический университет);

доктор филологических наук, профессор Е. Ю. Козьмина (Уральский федеральный университет)

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

Введение

Нарративные практики представляют собой неисчислимое множество устных и письменных высказываний, сообщающих о больших и малых событиях социальной или интимой жизни. Это множество разнообразных рассказываний составляет предмет нарратологии, интенсивно развивающейся в последние десятилетия.

Знаменательно, что Папа римский Франциск I в 2020 году посвятил «теме повествования» специальное послание, в котором он, в частности, говорил о том, что рассказываемые людьми «истории оставляют на нас свой след; они формируют наши убеждения и наше поведение. Они помогают нам понять, кто мы такие».

В предлагаемой вниманию читателя книге хотелось бы попытаться взглянуть на данный предмет в исторической перспективе: общеизвестная процедура рассказывания не является неизменной, она хоть и неспешно, но постоянно эволюционирует, трансформируясь и разветвляясь на некоторые подмножества, отвечающие усложняющимся социокультурным потребностям человека.

Современная так называемая «пост-классическая» нарратология[1] далеко ушла не только от «доклассической» поэтики повествования, основы которой были заложены Кэте Фридеманн, но и от классической (структуралистской) «грамматики рассказывания» 1960-х гг., приобретшей свое общеизвестное теперь имя с легкой руки Цветана Тодорова. Особое место в разворачивании этого научного потенциала принадлежит работе О.М. Фрейденберг «Происхождение наррации», оконченной в 1945 г. Уже в 1970-е гг., начиная с «Фигур» Жерара Женетта, нарратология акцентирует коммуникативный аспект повествовательного текста (рассказывание неустранимо предполагает адресата[2]) и оборачивается теорией повествовательной коммуникации. Она органично вписывается в намеченное М.М. Бахтиным «металингвистическое» русло «изучения природы высказывания и многообразных жанровых форм высказываний в различных сферах человеческой деятельности»[3], перекликаясь с неориторическими изысканиями[4]. «Как бы мы не излагали историю, – писал Уэйн Бут, – тема риторики повествования остается универсальной»[5]. Весьма значимым при этом оказалось обращение профессиональных историков к нарратологически ориентированным размышлениям о своем предмете [6].

В контексте широкого научного поиска становится очевидным, что доля нарративных сообщений в человеческой культуре чрезвычайно велика и существенна. Возникает так называемый «нарратологический поворот» гуманитарного знания. Современная нарратология включает в круг своих интересов «произведения всех видов (не только словесные), передающие тем или иным образом изменения»[7] событийного характера.

Однако нарратологические увлечения способны размывать границы интересующей нас междисциплинарной сферы гуманитарного знания. Ни в коем случае не следует забывать, что границы эти существуют. Они образуются наличием иных, смежных регистров говорения и, соответственно, коммуникативных практик. Не менее важны для человеческой культуры множества высказываний перформативных, итеративно-описательных и аргументативных. Они, надо полагать, еще ожидают к себе столь же пристального внимания, какое уделяется ныне нарратологическим практикам.

Все нарратологические проблемы, обсуждающиеся преимущественно на материале художественного творчества (литература, кино), актуальны и за его пределами – везде, где имеет место излагание событий. Но в сфере художественного письма нарратологическая проблематика заявляет о себе наиболее ощутимо. Поэтому литературная нарратология приобрела столь высокую эвристическую значимость также и для историков, культурологов, психологов, философов. Именно она послужила базой для фундаментального труда Поля Рикёра «Temps et Recit» (1985), где было осуществлено философское обоснование «нарратологического поворота» и где речь идет о «родовых феноменах (событий, процессов, состояний)»[8].

И событийность, и процессуальность состоят в смене состояний, однако процессуальная или событийная природа такой смены принципиально различны. В составе нашего опыта различаются процессуальный опыт закономерного, повторяющегося и событийный опыт единичного, уникального. Нарративные практики рассказывания о случившемся суть механизмы формирования, хранения и ретрансляции событийного опыта присутствия человеческого «я» в мире. Таков предмет нарратологии.

В литературной критике последних двух веков порой очень остро ставилась и обсуждалась проблема «достоверности» литературных повествований. Современная нарратология вынуждает взглянуть на такого рода споры по-новому. Откуда критик, соотносящий литературный сюжет с «действительностью», знает, какова она, эта действительность «на самом деле»? Только из других свидетельств о «реальном» мире. В том числе и своих собственных. Но никто не может гарантировать, что его собственные свидетельства достовернее чужих. Реальный мир, о котором рассказывают, – это кантовская «вещь в себе». Если мы упрекаем чей-то нарратив в «недостоверности», это означает лишь то, что его содержание не укладывается в систему нашего событийного опыта. Всё не укладывающееся в сложившийся опыт, воздействует на нас двояко: оно может его развивать, обогащать, а может и подавлять, деконструировать. Здесь имеет место своего рода диалектика полюсов достоверности: не противоречащее моему опыту меня не заинтересует, не приобретет для меня событийного значения, а противоречащее может вызвать отторжение. Эта диалектика исторически подвижна, в разные эпохи соотношение названных полюсов различно.

В нынешнюю историческую эпоху крайне динамичного (и опасного, угрожающего) развития цивилизации событийная сторона человеческого опыта приобретает особую, повышенную актуальность. Это делает нарратологию фундаментальным направлением гуманитарных научных исследований, энергично развивающимся в XXI веке. В западной Европе активно функционирует Европейское нарратологическое сообщество (ENN), которое осуществляет международное взаимодействие нарратологов и координирует перспективные научные исследования в этой сфере[9]. В России данная область постигания человеческого опыта пока еще не получила столь широкого развития, хотя научное наследие М.М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, В.Я. Проппа, Б.А. Успенского и некоторых других отечественных ученых активно используется мировой нарратологией.

Аналитика стратегий, тактик, техник и медиальных средств событийного рассказывания в его исторической динамике и социокультурной функциональности ведет к постижению ментальных оснований человеческой культуры и путей ее развития. Приобретая широкое эвристическое значение, актуальная нарратология становится «междисциплинарным проектом» (Дэвид Херман) общегуманитарного знания. Усматривая в нарративности специфически человеческий (животные им не обладают) способ не только внешней передачи, но и внутреннего формирования индивидуального опыта[10], нарратология мыслится как «исследование способов, посредством которых мы организуем нашу память, намерения, жизненные истории, идеи нашей “самости” или “персональной идентичности”»[11].

См.: Narratologies contemporaines / sous la direction de John Pier et Francis Berthelot. Paris, 2010.

См.: Chatman S. Story and Discourse. Ithaca, New York, 1978. P. 31.

Бахтин М.М. Собрание сочинений в 7 т. Т. 5. М., 1996. С. 162. В дальнейшем ссылки на собрание сочинений М.М. Бахтина даются в тексте в квадратных скобках с указанием тома и страницы.

См.: Perelman Ch., Olbrechts-TytecaL. Rhetorique et philosophie. Paris, 1952; Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. Traite de l’argumentation. La nouvelle rhetorique. Paris, 1958; Dubois J., Edeline F., Klinkenberg J.M., Minguet P., Pire F., Trinon H. Rhetorique generale par le groupe ^H. Paris, 1970; Perelman Ch. L’empire rhetorique. Paris, 1977.

Booth W. The Rhetoric of Fiction. Chicago; London, 1983. P. 408.

См.: White H. Metahistory: The Historical Imagination in Nineteenth-Century Europe Baltimore: The Johns Hopkins University Press. 1973.

Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2008. С. 14–15.

Рикёр П. Время и рассказ / пер. с фр. Т. 1. М.-СПб., 2000. С. 212.

См.: Handbook of Narratology. 2nd edit. Vol. 1–2. Berlin/Boston: Walter de Gruyter, 2014.

См.: Bruner J. A narrative model of self-construction // A

Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы / пер. с анг. // Вопросы философии, № 3. 2000. С. 29.