Страница 5 из 7
Эмма вернулась и протянула ему список гостей.
– Значит, ваша мама сама запирала дверь?
– Мама попрощалась с гостями и заперла входную дверь. И потом поднялась к себе.
– А как вышли супруги Бонно и ваши подруги?
– Через кухонную дверь, она захлопывается автоматически.
– Чем вы занимались после того, как ваша мама поднялась наверх? Расскажите мне подробно, кто где был и что делал.
– Мы с девочками прибрались немного в гостиной и отнесли посуду на кухню. Шарлотта пошла выносить мусор. Потом мы с Дианой пошли в мою комнату, нам надо было кое-что обсудить. Не знаю, как это случилось, но мы так заговорились, что когда очнулись, было почти два часа ночи. Хорошо, что Диана близко живет. Когда мы вышли в гостиную, Дезире уже ушла, а Шарлотта закончила уборку и расставляла пустые мусорницы по местам. Посуду она уже давно вымыла и все прибрала на кухне. Ее муж, конечно, храпел на диване. Шарлотта с трудом растолкала его и они ушли. Я проводила Диану на улицу и захлопнула за ней кухонную дверь. Это все.
– Вы не расставались с вашей подругой после полуночи?
– Нет, я же сказала, мы заболтались и не заметили, как пролетело время. Девчонки, конечно, бегали покурить во двор, но это было еще при гостях.
– И вы не знаете в котором часу ушла вторая ваша подруга, Дезире?
– Понятия не имею, – фыркнула Эмма, – она даже не попрощалась.
– Почему вы пошли в спальню вашей мамы рано утром?
– Будильник. Он звенел как бешеный, разбудил даже меня.
*
Комиссар отпустил Эмму и остался стоять в задумчивости возле лестницы, ведущей наверх, в спальню мадам Ламбер.
Итак, после того, как хозяйка поднялась наверх в свою спальню, в доме осталось пять человек. Дверь в дом была заперта. Из прихожей по узкому коридорчику можно было пройти только в гостиную. Из гостиной двери вели в кухню и второй коридор, где располагались ванная, малая гостиная и комната Эммы.
На зеленом диване в гостиной, вероятно, спал сосед, мсье Бонно.
Где-то здесь, в гостиной, находилась и Дезире Кантен. Что она делала после того как вторая ее подруга ушла в комнату Эммы? Почему она не пошла с ними? Шарлотта Бонно, очевидно, сновала между гостиной и кухней, заканчивая уборку.
Наверх можно попасть только по лестнице. Какова вероятность того, что кто-то проник в дом с улицы? Допустим, Эмма и Диана болтали в комнате Эммы. Но трое остальных? Какова вероятность того, что кто-то один из них прошел наверх, чтобы убить хозяйку? Или не один. Все трое. А, может быть, все пятеро.
Это был бы не первый в истории сговор с целью убийства, начиная, скажем, с убийства Цезаря. И в нашем случае, размышлял комиссар, очаровательная светловолосая Эмма Ламбер сыграла бы роль Брута.
*
– Он всегда такой? – донесся из прихожей голос, в котором Ален опознал молодого идиота-фотографа.
– Кто? Комиссар Леруа? – второй голос, несомненно, принадлежал Лефорту, – Разве ты не слышал, что комиссар славится своим плохим характером?
– Я думал, он славится своим умом и проницательностью…
Лефорт фыркнул.
– Кто тебе такую глупость сказал?
– Прочитал в статье.
Подслушивающий комиссар заскрипел зубами. Статья под названием “Комиссар Ален” была написана восторженной журналисткой, которая брала у Алена интервью об одном громком деле. В статье она представила Алена рыцарем, борющимся с преступностью, карающим ангелом Фемиды, и с тех пор коллеги не уставали иронизировать по этому поводу, называя его за глаза “комиссар Ален” и расклеивая копии статьи в коридорах. Бороться с репутацией “хорошего парня” было отчаянно трудно. Ален орал на подчиненных больше обычного, но это не помогало. Все давно привыкли к его вспышкам раздражения. Адель Виллетт, впрочем, на одной статье не остановилась, она еще сняла документальный фильм по результатам “живого” расследования, который вызвал большой отклик в публике. Комиссара стали узнавать на улицах, на адрес Криминальной бригады стали приходить письма с нарисованными на них сердечками, и шеф Алена, Жан-Шарль Потье, добродушно подшучивал над комиссаром, но втайне был доволен тем, что престиж «Крима» поднялся на недосягаемую высоту.
– Лефорт, – рявкнул комиссар, – мне нужны сведения о замках на двери, и проверьте окна, можно ли их открыть снаружи.
Из прихожей донеслось тихое “Ой!” и звук захлопывающейся двери. Идиот-фотограф, по-видимому, вняв совету Лефорта, спасся бегством.
*
Должно быть, вчера мадам Бонно, занимаясь уборкой, открыла все окна в столовой и гостиной, чтобы проветрить помещение. Леруа принюхался. В комнате можно было уловить лишь слабый смешанный аромат парфюма и коньяка. Кроме того, была дверь на кухне. Кто знает, не была ли она открыта после полуночи. Рано делать выводы, это пока еще не убийство в запертой комнате, нельзя исключать, что кто-то мог проникнуть в дом с улицы.
– Бастьен что-нибудь нашел?
Лефорт хмыкнул.
– Ну вы же знаете Бастьена, комиссар.
Комиссар кивнул. Дальнейшее расследование он продолжит в своем кабинете. Со списком гостей придется повозиться. Если нужно, он опросит их всех, но начать надо с пятерых, находившихся в доме после полуночи.
– Лефорт, вы разговаривали с Пьерроном, что он думает о ране на шее?
– Ничего особенного, только форма раны интересная. Орудием преступления, по всей видимости, послужил нож с изогнутым лезвием.
– Убийство, совершенное кривым ножом? Вы называете это «ничего особенного», Лефорт?
– Но ведь орудие преступления не обнаружено.
– Прекрасно, так давайте вы приложите все усилия, чтобы его найти. Опросите дочь убитой, соседей, знакомых, поройтесь в помойках.
– Спасибо, – пробурчал Лефорт.
Капитан Лефорт большую часть своей жизни проводил непрерывно жалуясь на что-либо. Ален давно перестал обращать внимание на недовольство подчиненного, тем более что он и сам не отличался хорошим характером. Гораздо важнее было то, что он любил порассуждать вслух, проводя расследование, и для этого ему необходим был собеседник, пусть даже недовольный.
– Лефорт, вы видели тело, вам бросилось что-нибудь в глаза?
– Перерезанное горло?
– Нет, пониже. На платье, с левой стороны, несколько пятен свежей грязи. Когда я вошел, Бастьен как раз их счищал и упаковывал для лабораторного анализа.
– Ночью шел дождь, – напомнил Лефорт.
– Однако, насколько мы знаем, сама хозяйка никуда не выходила. Выходила на улицу Шарлотта Бонно, чтобы вынести мусор. Выходила Эмма, чтобы проводить подругу Диану. Выходили девушки, чтобы покурить, хотя Эмма утверждает, что это было раньше, когда гости еще не разошлись, но вы же знаете этих курильщиков, они без сигареты полчаса прожить не могут.
Лефорт хмыкнул и покосился на пачку «Голуаз», которую комиссар рассеянно крутил в пальцах.
– Кроме того, – продолжал Леруа, – у нас есть мсье Бонно, который, по словам Эммы, заснул на диване. Спал ли он все время? Или куда-то выходил? Мадам Ламбер была убита кем-то, кто был на улице во время или после дождя.
Лефорт пожал плечами.
– Немного это нам дает.
– Немного, но вы все-таки узнайте, в какое точно время начался дождь. И спросите мадемуазель Ламбер, не могла ли ее мать зачем-либо выйти на улицу после дождя. Например, чтобы выбросить что-то в мусорный контейнер? А я навещу соседку.
*
Шарлотта Бонно была дома. Она долго не могла поверить, что ее соседка убита, всплескивала руками, вытирала слезы и восклицала: «Боже мой!» в начале каждого предложения. Однако, Ален явственно видел, что в женщине преобладала одна эмоция: неуемное жадное любопытство. Узнать, что случилось и поскорее рассказать всем знакомым. Комиссар решил удовлетворить любознательность Шарлотты.
– Боже мой! Значит, бедняжка была убита, когда мы еще были в доме?
– Мы пока не можем сказать точно, мадам Бонно.
– Боже мой! Значит, убийца спрятался в спальне и поджидал свою жертву!
Глаза Шарлотты сияли. Настоящее преступление – с таким не каждый день встречаешься, а убийство хорошо знакомого человека – это волнующее событие, о котором потом будешь рассказывать не один год всем знакомым.