Змеиная осень

Неужто — всё? Как просто и глупо…

Подпол!

Да фигу, нет тут подпола. И дым, если что, идёт по низу, угарный газ тоже — задохнёмся быстрее, чем сгорим. Чердак… Наверное, он есть, но вход явно не из дома, ни лестницы нет, ни люка.

— Волк, — вдруг спокойно сказала Маша. Я даже не сразу понял, что она ко мне обращается. Обернулся — весь увозюкался уже, грязнющий…

— Волк, ты умеешь открывать пробои, — не столько вопросительно, сколько утвердительно продолжила девчонка. — Обними меня и действуй.

Я не умею открывать пробои. Я умею усиливать те, что уже открываются. Хотя… кто его знает, как оно работает.

Кажется, потолок трещит…

Я схватил Машу в охапку. Пробои… Настроиться на пробои… Легко сказать, я сам не знаю, как это сделать!

Голову прострелило болью, по телу словно шарахнуло льдом. Настроиться… думать о месте, любом безопасном месте, пусть рядом, во дворе…

Образ в мозгу нарисовался сам собой, виски сдавливало — чувствую, чувствую открытие пробоя! Но… не выходит. Не хватает чего-то, какой-то малюсенькой деталюшки в паззле, мизерного чего-то, что оторвало бы нас с Машей и перебросило туда, где хорошо и спокойно. Не выходит!

Боль взорвалась так, что потемнело в глазах. С треском и грохотом вынесло часть стены дома — метра два, не меньше, словно бомба рванула, закружилась пыль, перед глазами сквозь пелену на мгновение мелькнуло мощное, мускулистое тело, и нас с Машей будто ураганом вышвырнуло в дыру.

— Не стрелять, головы поотрываю! — истошно заорал кто-то, судя по всему — в мегафон или рупор.

Может, я терял сознание, а может, и нет. Очнулся лежащим на жухлой траве двора, перевернулся, попытался встать — голова закружилась. Кто-то подхватил меня, поставил вертикально. Сфокусировал взгляд — Маша стоит рядом, тоже ещё полуобморочная, видимо, дыма наглоталась неслабо.

Напротив — целый комитет по встрече. Два «козелка» боевой группы с пулемётами на турелях, красная «буханка» пожарных, ещё одна, белая — медиков, третья без символики, но напротив неё стоит Каращук с рупором в руке, Семашко и ещё какие-то люди в гражданском…

А на нашей стороне — двое. Иксения и тот, молодой, с густой шевелюрой. В своём истинном облике — шестиметровые змеи с человеческими торсами, метр-полтора в обхвате, со сверкающей переливами то ли чешуёй, то ли шкурой — розово-серебристой у Ксюши и зелёной с чёрными подпалинами — у парня. Ксюшины руки лежат у меня на плечах, в руках парня — четырёх, не двух — по узкой и длинной изогнутой сабле. Значит, вот он, шинкователь из парка аттракционов — «медведя» одним ударом на пять кусков… Наверное, и сейчас кусок стены вынес именно он. Какая силища, отстранённо подумал я. Голова варила плохо — всё же дыма наглотались мы оба, да и отходняк пошёл — в висках натужно ныло, то ли от чувства недооткрывшегося пробоя, то ли от отравления угарным газом.

Каращук. Управа. Медики, пожарные… Это было подстроено — новая квартира, пожар. Но для чего именно подстроено? Раз тут есть пожарные — значит, готовились тушить, есть медики — готовились откачивать… так, что ли? А для чего тогда столько народу со ствольём? Почему Каращук орал «Не стрелять!»?

Безопасник заговорил первым — уже без «матюгальника», совершенно спокойным, хоть и чуток подрагивающим голосом. Причём обращался он ничуть не ко мне:

— Рад приветствовать — не знаю, как вас зовут. Я представитель службы безопасности города Олег Богданович Каращук. Моя благодарность вам от лица Управы Вокзального за очистку Болота. Мы никак не ожидали, что увидим… такое.

Молчание. Тепло от амулета на груди — и тёплые ладони Иксении на плечах. Потрескивает за спиной огонь, поглощая ветхую деревянную одноэтажку.

— Прошу прощения за этот… спектакль, — продолжал Каращук. — Сергею Волкову и Марии Латошиной ничего не грозило. Бригада тушения и врачи были наготове. Но мы должны были узнать правду…

Амулет кольнул льдом, но как-то неуверенно. Врёт? Скорее всего. Но точно так же может быть сам уверен, что говорит правду — Каращук та ещё змея, поднаторел наверняка. Иксению вряд ли обманет — она телепат.

Что ж выходит? Они подпалили дом, чтобы выяснить, придут ли к нам на помощь? Или чтобы выяснить возможности наших союзников? Возможно, и то и другое, и если так — Управе удалось абсолютно всё. Но как же Иксения и её безымянный брат попали сюда? Периметр защищён оберегами Колледжа, которые, теоретически, должны препятствовать попаданию в город тех, кто не принадлежит этому миру. Никто из чужаков не может просто по своему желанию попасть что в Вокзальный, что в Гидрострой. Пробой? Он не связан с периметром, это возможно, на меня ж тогда выпустили мотыльков-хищников — они попали в город не сами. Но пробой открывается не в другую точку этого мира — он открывается именно что в другие миры. А может быть… Неужели это я вызвал Иксению, создав пробой?

Нет. Нутром чую, что нет. Тот пробой, который я пытался открыть, не сработал.

И тут вспомнилось…

А ведь я знаю, как они смогли попасть сюда, в центр Вокзального.

Их же Пашка пригласил — тогда, в Виковщине. Тихо, спокойно и буднично. Можно сказать, что они пришли по приглашению… но знает ли это Управа?

— Вы узнали правду. Вам стало легче? — мелодично спросила Иксения, прервав мои мысли.

— Да, — спокойно ответил Каращук. — Люблю, когда расставлены точки над «ё». Полагаю, именно вас надо благодарить и за то, что что мы почти без потерь избежали засады у старого моста?

— Поблагодарите Сергея, — неожиданно сказала Ксюша.

— Обязательно поблагодарим, — совершенно серьёзно кивнул безопасник. — Сергей Волков теперь на особом положении, раз смог привлечь вас на свою сторону. Моё слово — больше подобных дешёвых спектаклей в его адрес не будет.

Опять ледяное касание… Врёт и не краснеет. Будут спектакли, будут. Только они, скорее всего, будут намного сложнее.

Какой же всё же змеюшник в нашей Управе… да и в Колледже тоже.

Почему-то некстати вспомнилось сказанное призраком-проводником: «…Люди со змеиными хвостами. Разве ж это люди? Звери это…»

Эх, отец, если б ты знал, кто окажется более человеком — двуногие прямоходящие или те, у кого змеиный хвост… Права Иксения — чтобы быть «человеком» в душе, не обязательно быть человеком телесно.

— Деревня Виковщина в вашем распоряжении, — продолжал Каращук. — С нашей стороны никто вас там не тронет. Если будут проблемы — можете обращаться к нам в город. Правда, лучше в человеческом облике — а то люди не поймут. Сегодня 27 сентября — последний день, верно?

Последний день? Что он мелет? Для кого последний?

— Да, сегодня Осенний День, — спокойно подтвердила Иксения, и я вспомнил.

27 сентября. Я не помню название — то ли «змеевик осенний», то ли «змеёвник»… Слышал от друзей — охотников и грибников. День, когда в лесу можно встретить обилие змей — и день, после которого змеи уходят на покой на зиму.

Так вот почему лесной семье так была необходима Виковщина! Их что-то сорвало с места — скорее всего, они и правда пришли оттуда, из-за реки. И им ничего не оставалось, кроме как обосноваться здесь, в заброшенной деревне, чтобы перезимовать. Кто ж знал, что всё так стремительно встанет на дыбы…

А Управа молодцы. Даже по датам подсуетились — видимо, были предпосылки… Может, и я отыскал бы это — если бы стал искать. Лесная семья не в самом выгодном положении — даже при всех своих возможностях, и Каращук сейчас ткнул Иксению в это, что называется, носом. Вежливо, но ткнул. Для того, скорее всего, и пулемёты — как весомое дополнение к словам.

— После Осеннего Дня мы предпочитаем отдыхать, — продолжала Ксюша. — Впереди зима и много дел. Но мы бодрствуем, в отличие от наших младших сестёр.

Я даже не заметил, как это произошло — девушка стояла рядом со мной уже в своём человеческом обличье, всё в той же болоньевой куртке и джинсовой юбке, и босиком. Парень, правда, обзавёлся лёгкой курткой поверх футболки, в которой мы видели его в Виковщине. Рук, как и положено, уже две, сабель нет и в помине — но уверен, что он в секунду может опять стать «шинкователем». Интересно, знает ли бородач-отец о том, что они здесь? Скорее всего, знает.