Страница 5 из 52
– Что-нибудь еще? Господин…, – дрожащим и сухим голосом спросил Мейнхард.
– Не умен, но все-таки и не законченный дурак, – улыбнулся Казимир. – Пока нет. Сядь в том углу, я буду все время наблюдать за тобой, так что не шути. Мы пока поиграем в вист.
Мейнхард сел на табурет в углу, куда указал ему майор. Один из незнакомцев сдавал карты, когда внезапно Казимир снова заговорил.
– Ты говорил, что умеешь держать в руках меч, так?
– Да, господин.
– Заточить его можешь?
– Могу, господин.
– Ладно, хватит меня так величать. Противно аж. Называй майор, или как принято в армии: мастер-офицер.
– Да, мастер-офицер.
– Отлично, на том диване лежит моя сабля и ташка. Сабля там только одна, так что узнаешь ее. В ташке найдешь точильный камень. Вернешься в угол и точи, пока не сможешь волос разрезать лезвием, понял?
– Да, мастер-офицер.
– Вы не боитесь, что он попробует сбежать, вы даете ему оружие? – сказал один из тех, кого не знал Мейнхард.
– Попробовать сбежать для него, это все равно что покончить жизнь самоубийством, – спокойно ответил Казимир. – У меня пистоль заряжена. Впрочем, я убью его одним кинжалом, даже если у него будет две сабли.
В карты играли до глубокой ночи. Мейнхард все точил саблю. Он не спешил, делал это аккуратно. Казимир его не поучал, ему было не до того. Масть не шла, он проигрывал и проигрывал, карман его порядочно опустел. Карта шла Витосу и Мигелю. Как выяснилось, двух других звали Рональд и Пауло. Все изрядно опьянели, кроме майора. Пил он больше всех, но пьяным не выглядел совершенно. Тот же твердый взгляд, те же резкие, точные движения, та же осанка. В какой-то степени Мейнхард начал восхищаться этим графом. У Казимира был титул, были деньги, была слава, но он вел себя как простой солдат, хоть и был жесток в словах и действиях. Наконец майор бросил карты и поднялся.
– Все, милостивые государи! С меня на сегодня хватит. Сабля готова? – Казимир подошел к Мейнхарду, взял оружие, опробовал. От легкого прикосновения кровь выступила на его пальце, и он удовлетворенно хмыкнул. – Молодец. Я не ожидал. Засунь саблю в ножны, камень обратно в ташку, возьми мой плащ, он бордовый и мою магерку, видишь, она на столе?
– Да, вижу.
– Вот и бери это все, да пойдем. Пора мне отдохнуть. Со всеми имею честь попрощаться.
– И вам прекрасного отдыха, майор, – улыбнулся Витос, пересчитывая свой выигрыш в третий раз, так как из-за вина все время сбивался со счета.
Казимир всем отвесил легкий кивок, и они с Мейнхардом вышли. На улице было свежо, оба сделали глубокий вдох.
– Ночи в конце весны на Юге хороши, – молвил Казимир, и они зашагали в сторону его квартиры. – Не жарко, и не холодно. Воздух, как водка перед боем, бодрит. Я с северных земель, но такая погода мне нравится больше, чем наша мерзлота. Хотя на севере большинство предпочитают снег и мороз, и плохо переносят жару. В целом, я тоже больше предпочитаю холод, чем южную духоту, но эти места в эту пору меня очаровывают.
Мейнхард молчал. Они зашли в квартиру, темное помещение, средних размеров. Тут не было даже намека на роскошь, только то, что необходимо. Казимир приказал Мейнхарду зажечь пару свечей, положить вещи майора в шкаф, саблю поставить к тумбе у кровати. Сам достал из сундука у окна флягу, сел в кресло и наполнил глиняную кружку прозрачной жидкостью. Отхлебнул и потянулся.
– Водка. Вино – это хорошо, но настоящее пойло для солдата только водка. Люблю перед сном хлебнуть пару кружек. Смотрю, ты не очень разговорчив?
– Я не думаю, что я должен быть болтлив, мастер-офицер.
– Да уж. Верное качество. Спать будешь в горнице, постелешь себе мешок на полу, вон он, скручен. Это мой, походный, на всякий случай. Проснешься с третьими петухами, начистишь до блеска мои сапоги, растопишь немного печь, сообразишь завтрак. Дрова и топор на улице при входе, думаю, ты видел. Продукты также в горнице. Вот тебе мои карманные часы. В шесть часов разбудишь меня, если я не проснусь сам. Все уяснил, а то я не люблю тугодумов, которым приходится повторять дважды.
– Уяснил, – Мейнхарду было, с каждым приказом, все тяжелее держать себя в руках. Пока он точил саблю, его не трогали, и он отошел. Но чувство гнева, природное чувство этого гордого человека, постоянно возвращалось, и, как мощный таран, с каждым новым ударом, заставляло трещать закрытые ворота, за которыми пряталась его ярость, все сильнее. Казимир же был очень внимателен на такие вещи. Он, словно северный медведь, чующий врага за несколько километров, улавливал малейшие всплески ненависти, зарождающиеся в людских душах.
– Ты начинаешь меня раздражать. Ты вечно бесишься. Рано или поздно мне это надоест, и я убью тебя. Но могу сделать и лучше. Сначала я отведу тебя в местную тюрьму, и тутошние заключенные оттрахают тебя хорошенько, потом я прогоню тебя, голого, с оттраханной задницей по городу и повешу тебя на ближайшем суку. Почему? Чтобы перед смертью ты понял, что твоя гордость хороша только в меру и тогда, когда нужно.
– Вы – садист?
– Нет. Я – солдат. А ты имеешь толику ума и некоторые способности. Но порой я думаю, что ты жутко тупой. Я отношусь к тебе сейчас, как к своему кутильеру. Его убили проклятые «цветочники» на войне. Ты не можешь стать, скажем, оруженосцем или знаменосцем (это более высокие должности), потому что ты – раб. Да и вообще, ты не участвовал ни в одном настоящем сражении, ни в одной боевой операции. А вот кутильером… Тут, конечно, тоже любому безродному холопу место заказано, так как он не благороден. Быть кутильером могут только мужчины чистой крови. Однако здесь допускается возможность того, что эта кровь находится в оковах рабства. Имей это в виду! И, кстати, мне помнится, что ты не худого происхождения.
– Мне нужно сказать вам спасибо, мастер-офицер? – со скепсисом спросил Мейнхард.
Казимир достал кинжал.
– Еще один раз такой тон, и все что я сказал выше, я осуществлю, но перед повешением, я еще тебе отрежу детородный орган. Ты понял, щенок?
– Да, – страх снова подавил гордость юноши.
– Тем лучше, – черты лица майора немного смягчились. Он откинулся в кресле, хлебнул еще водки и после недолгой паузы продолжил, – Кутильер в нашей стране – это тот, кто выполняет обычную грязную работу за командира, имеющего титул герцога, графа или барона, и добивает его раненых врагов. Но многие мечтают об этой должности, молокосос, потому что только с нее можно двигаться вверх к серьезным званиям и почестям. Сыны графов, бароны, сыны баронов, воеводы и даже графы, если дело касается кутильера самого герцога, борются за это чертово назначение, чтобы подняться по карьерной лестнице. Ты не кутильер, но, повторюсь, отношусь я к тебе не хуже, чем к нему. У нас в герцогстве Виртленд нет рабства, я не люблю рабства, среди моих подчиненных нет рабов, только наемники, крестьяне или благородные люди без договорных обязательств. Порой эти наемные труженики плуга или меча находятся в положении таких же рабов по факту, но все зависит от людей, их нанимателей и ума самого наемника. Бывает так, что наниматели – негодяи, а наемники – дураки. Отсюда и вытекает самая настоящая кабала. Крестьяне же вообще являются отдельной кастой. Но все же, в конкретном виде, у нас рабства нет, поэтому я и не хочу относиться к тебе, как к рабу. Однако купить и использовать тебя на этой земле, как раба я могу. Хоть я и имею гражданство Виртленда, там моя родина, но есть у меня и гражданство Правии, и земля здесь, на Юге. И благословляй Всемогущего, что я тебя, пока что, оберегаю от этой участи. Но все бывает в первый раз. Ты можешь стать моим первым рабом. Или умереть мучительной смертью. Как мне заблагорассудится, как ты будешь себя вести.
– Но вы же хотите отдать меня королю или герцогу? Зачем вам со мной нянчиться?
– Мало ли что я говорил этим гражданским! Может то, что я сказал правда, а может быть и нет. Но откровенно я говорю только с солдатами. Мы служим королю, мы спасаем королевство. Мы его расширяем, мы создаем его славу. А на этих изнеженных трусов в шелках мне плевать, и не им мне раскрывать свои карты.