Страница 26 из 52
– Да и в Виртленде найдутся! – выкрикнул граф Джейкоб Фокс, не обратив никакого внимания на молнии, которые запустил в него взглядом маршал Гудман.
– Охотно верю вам, капитан Фокс, охотно верю, – Ференц Сепрентос даже не посмотрел на графа.
– Кто же поедет, маршал? – поинтересовался Лазар Вервекс. – Нужно собрать делегацию.
– Делегацию будет собирать тот, кто будет ее возглавлять, – провозгласил наместник Юга.
– Я готов идти! – крикнул граф Пистрикс. – Уж я объясню барону, как нехорошо врать!
– Нет, я! Нет, я пойду! – разом грохнуло со всех сторон. Многие хотели взять эту обязанность на себя. Хотя дело было опасным, вера в белый флаг с черным крестом была крепка.
– Я хочу идти!
– Ты? Да кто ты такой? Я пойду!
– Нет, пусть идет граф Баккер, он самый рассудительный.
– К черту Баккера, пусть идет южанин! Отправить Эдона! Он договорится.
– Довериться южанам? У вас кровь горяча! Неспроста говорят, что с вами на юге еще в древние времена поделились кровью демоны!
– Бабий треп!
– Ты кого бабой назвал?
– Молчать! – взревел маршал Гудман. Когда все угомонились, он продолжил: – Я пойду. И нечего тут обсуждать. Постараюсь убедить барона выполнить свой долг.
– А вот этого, увы, я не допущу, – холодно молвил герцог Правский. – Здесь мне придется воспользоваться тем, что именно я – верховный командующий, и мне решать, кому идти.
– Но кому же? – Роджер совсем смешался. Он совершенно не понимал хода мыслей Сепрентоса.
– Все просто! Во всех Сухопутных боевых силах Великой Унии есть только один человек, который годится для этого дела. О чем мы поведем переговоры? О чести и долге. Убедить барона Вука выполнить свой долг и перестать очернять свою честь, может только человек, обладающий безупречным реноме. И это вы, генерал, – бесцветные глаза герцога с любопытством посмотрели на графа фон Кёнига. Тот не сразу понял, что обращаются именно к нему. Смутно в душе он догадывался, что к этому идет, но когда герцог Правский сказал «генерал», то была еще надежда. Вдруг он имел ввиду сына Балинта или графа Пистрикса. Но все поняли, что речь шла именно о главе дома Кёнигов.
– Так тому и быть! Генерал Альберт фон Кёниг, граф Эреншира, официально назначен главой делегации, отправляющейся к барону Вуку с целью убедить того выполнить свою часть обязательств по сделке, заключенной ранее. Это воля моя, верховного командующего, маршала Ференца Сепрентоса, герцога Правского, – наместник Юга повернул голову к герцогу Гудману.
– Да будет сия воля исполнена! Маршал Роджер Гудман, герцог Виртленда, подтверждает, – выполнил свою часть церемониала наместник Севера. Вид у него был крайне несчастный.
– Вашими устами глаголет король! Подчиняюсь, – нехотя продекларировал Альберт фон Кёниг и почтительно рухнул на одно колено.
Собрание Верховного штаба завершилось.
Поздно ночью к генералу фон Кёнигу пришел Роджер.
– Ужинаешь? – не поздоровавшись спросил герцог.
– Как видишь, – хмурясь ответил Альберт. Он ел простую картошку с мясной подливой и заедал все это хлебом. В еде, как и в быту, граф был неприхотлив, и его солдаты это ценили. Они считали, что так фон Кёниг понимает их и чувствует, каково им, простым людям, идущим на смерть, живется в этом жестоком мире. Генерал действительно это понимал, на самом деле это чувствовал. Но и не забывал о том, что его род древний и очень почитаемый.
– Не сердись, Альберт. Что я мог поделать? – сокрушенно прогрохотал маршал Гудман.
– Хотя бы резко высказаться против.
– Ты тоже не очень-то сопротивлялся в конце.
– Когда все покинули меня? Я не отказался от своих слов. Я сказал свое мнение в самом начале и подчинился только тогда, когда мне дали официальный приказ. Ты же, Роджер, как всегда начал за здравие, а кончил за упокой.
– Я хотел сам пойти.
– Все это вообще неважно! Эта делегация ни к чему хорошему не приведет.
– Я тебе уже говорил, что герцог Правский умнее и духовно сильнее меня. Я чувствую себя идиотом рядом с ним. На что ты рассчитывал? А потом, разве он не прав? Разве Готфрид одобрит наше поведение, если, получив удар по одной щеке от барона, мы подставим ему другую?
– Это решать королю и никому другому. Герцог слишком много на себя берет. Он должен был требовать именно мира, ничего кроме мира! И пойти только бесконфликтным путем, даже если пришлось бы повернуть назад. А уже когда мы оказались бы на наших землях, король сам бы решил, как наказать Вука за плевок в сторону Великой Унии. Прощать оскорбление нельзя, но это не значит, что к справедливой мести нужно приступать сразу, рискуя многим.
– Вот и сказал бы все герцогу Правскому.
– Он старше меня и по титулу, и по званию. И недопустимо с моей стороны высказывать ему это на собрании Верховного штаба в таких выражениях, в каких я говорю об этом сейчас тебе. Это позорит меня и короля.
– А высказывать все это маршалу Виртленда ты горазд, да? – саркастически молвил наместник Севера.
Альберт фон Кёниг стал холоднее льда.
– Простите, маршал! Я думал беседа приватна. Мне не стоило так с вами разговаривать, – и генерал закинул в рот очередную ложку картошки, отвернувшись от герцога.
– Да, я понимаю, что только мне по статусу вступать в настоящие споры с Сепрентосом. Но я тысячу раз говорил, что я не могу этого сделать! Не тот у меня характер!
– Я все понимаю, ваша светлость. Вам виднее, и это объяснимо. Иначе бы вас не поставили на столь значимый пост, – Альберт по-прежнему не смотрел на Роджера.
– Какого демона ты так забылся, а? – взорвался Гудман. – Я уже тебе сегодня все сказал. Если бы король хотел, назначили бы тебя. И спорил бы с герцогом Правским сколько душе угодно. А так, нечего здесь строить из себя обиженную девочку!
Альберта фон Кёнига тоже прорвало.
– Ты говорил про кровавый хаос в государстве, Роджер! Я правильно помню? А теперь скажи мне, не то ли делает Сепрентос уже сейчас? Сколько людей погибнет в этой войне, потому что мы не готовы? Он мыслит себе, что сможет подготовиться. Это так, возможно герцог и выиграет время. Возможно и победит, но сколько поляжет незаслуженно? Даст Всемогущий, и я выторгую мир, но что, если нет? Ради репутации королевства, герцог погубит кучу человеческих жизней! Великую Унию будут бояться. Но почему? Не потому что будут уважать, а потому что испугаются той бесчеловечной расправы, которая будет ожидать всех, кто встанет на пути нашего королевства. И нас будут ненавидеть. Что в итоге? Когда-нибудь нас так возненавидят, что вырежут всех без пощады! Разве такое королевство строит Готфрид Висболд? Я думаю, что нет. Ты говорил, что герцог Правский всегда оказывается в фаворе. Так это, потому что, никто не выступит против него. Но знай, рано или поздно он зайдет слишком далеко. И эти времена уже начинают наступать. Когда-нибудь он ошибется, и Готфрид отправит герцога на плаху!
Теперь, давай-ка, я тебе расскажу, чего герцог жаждет сейчас. Ты для него уже не помеха. Остаюсь я, генерал фон Кёниг, вечная заноза в жопе. Он отправляет меня на переговоры, чтобы я ему не мешался тут. Если я добьюсь успеха, и мы вернемся в наши края спокойно и без происшествий, то там герцог расскажет королю очередную байку, какой мудрый он советник. Потом выторгует разрешение на войну, и барону Вуку настанет конец. Если я не добьюсь успеха на переговорах с бароном, наместник Юга начнет свою кровавую бойню. И перед королем выставит виноватым сначала меня, потому что он якобы верил в то, что я смогу добиться мира. У меня же всегда все получается! А потом Сепернтос сделает в глазах Готфрида дураком и тебя, что гораздо хуже и отвратительнее, потому что ты – лицо Севера! Ведь ты же мямлил на собрании Верховного штаба, так? Так. Значит, был не против. А главное, что все видели, как ты на все соглашался. Даже северяне будут перед государем свидетелями, что герцог Правский не врет. И снова хата Ференца окажется с краю. В крайнем случае вину свою он разделит с нами.