Страница 68 из 91
Сердце бьётся.
– Живой, – шепчу я.
И теряю сознание.
VII
Дмитрий закряхтел, зашевелился, попытался приподняться, но застонал. Я присела рядом. Повязку менять собирался Руслан, я же могла хотя бы обтереть вспотевшее тело и просто на него посмотреть.
– Где мы? – прошептал он, хрипло кашляя.
– Помнишь, Платон землянку упоминал? Вот мы там.
– А где остальные?
– На охоту ушли.
– А ты, значит, осталась за больным ухаживать? – трудно поверить, но он, кажется, улыбался.
– Что смешного?
– Не сердись, высочество, – отозвался он и снова закашлял.
– Слушай, высочество, – ответила ему в тон, – ты пить хочешь?
– Хочешь.
Осторожно поднесла ему чашку с водой. Немного проливая, он пил жадно и быстро, как будто я хотела эту воду у него отобрать.
– У меня щетина.
– Удивил.
– Как это понимать?
– Ты мужчина. Не брился два дня. Это же хорошо, что щетина. Значит, ты живой.
– А ты думала, я умру?
– Не смей так говорить! Я…
Но продолжать я не стала. Мне не хотелось, чтобы он знал, из-за кого у него теперь этот ужасный шрам.
– Рана была глубокой? – полюбопытствовал он, ощупывая свою повязку.
– Не очень. Руслан с Платоном смогли её промыть и залечить. Только шрам останется.
– Это самая малая неприятность. А ты что делала?
– Валялась в глубоком обмороке.
Это была почти правда.
– Не думал, что ты боишься крови?
– Кровь? – сначала не поняла, к чему он клонит. – Нет. Крови я не боюсь. Просто ушло много сил на уничтожение гула. Хочешь, я тебя побрею?
– А ты умеешь? – удивился Дмитрий.
– Во-первых, не думаю, что это очень сложно. Во-вторых, девушки тоже пользуются… Ну, ты сам понимаешь.
– Нет.
Издевается.
– Неважно. Так что?
– Здесь темно. Ты мне горло не перережешь?
– Я зажгу пульсар.
– Ну, если сумеешь.
Я щёлкнула пальцем. Светлый сгусток света завис над лицом царевича. С непривычки он зажмурился. Я кинула на него короткий взгляд. В Ростонде было принято бриться, в то время как у нас мужчины отращивали усы и бороду. Никогда бы не подумала, что теперь буду думать, а каково целоваться с бородатым?
Я тряхнула головой. О чём вообще я думаю? Отругав сама себя, полезла в сумку Руслана за мыльным корнем.
– Что ты ищешь? – спросил царевич, пытаясь приподняться и заглянуть мне через плечо.
– У него тут мыльнянка была. Задерживаются они что-то, а повязку уже менять надо. Но сначала тебя обмыть хочу.
– Не надо меня мыть! – возмутился Дмитрий. – Повязка потерпит до их прихода! Вздумала ещё!
– Ладно, ладно, не кричи только, – попросила я.
Корень мыльнянки нашёлся на самом дне. Вообще найти что-то в сумке Руслана равносильно подвигу, поэтому я собой гордилась.
Воды у нас было много, поэтому я щедро плеснула в котелок, отрезала небольшой кусочек корня и начала помешивать. Вода быстро вспенилась.
– Где твой нож для бритья?
– В походной сумке под плащом.
Нож у Дмитрия был серебряный, с красивой узорчатой рукояткой. Произведение искусства. Мой ножик для интимной гигиены был простеньким, хоть тоже из благородного металла. Когда-то брат как раз и подарил.
– Лежи спокойно, – приказала я, подсаживаясь к раненому.
Дмитрий слушался и почти не двигался, не сводя глаз теперь уже с моего лба. Поставив рядом котелок с мыльной водой, нанесла пену ему на лицо и, чуть дыша, провела лезвием по щеке.
– Не бойся, хуже уже просто быть не может.
– Не разговаривай. А то придётся ещё порезы на лице залечивать.
– Ты права. Хватит с меня порезов.
Брила я его в тишине. Надо лбом царевича завис пульсар, немного дрожащий и подпрыгивающий, когда я смывала с лезвия мыло. В маленькие окна землянки свет хоть и плохо, но всё же просачивался, разрушая интимную обстановку.
Я почти закончила. Осталось только немного сбрить с шеи. Руки действовали уже привычно, не боясь причинить вреда. Последнее движение – и я стёрла с лица всю пену.
– Вот и всё, – почему-то прошептала, а не сказала вслух, обводя скулы и подбородок Дмитрия ладонями и проверяя, не оставила ли что без внимания. В его глаза я старалась не смотреть.
Царевич медленно взял мою ладонь в правую здоровую руку, внутренней стороной прижал её к щеке ближе к губам, закрыл глаза, глубоко вдохнул. Осторожное движение, и вот уже его губы целуют мою руку, а моё сердце отчаянно пытается вырваться из груди. К горлу подступает комок. Я провожу пальцами другой руки по его повязке. Она чуть потемнела, нужно менять, иначе рана может загноиться. Дышит Дмитрий медленно и глубоко, как будто ему тяжело, но нет, он всего лишь вдыхает запах мыла, оставшегося на моей руке.