Страница 67 из 91
Молниеносно она скрылась между деревьями. Я знал – она не заблудится.
– Платон! – я подбежал к костру, упал перед ним на колени, пытаясь отдышаться.
– Где высочества?
– С кладбища… Анна побежала туда… Гул…
– Тиша!
Но пёс не нуждался в наставлениях. Он сразу взял след.
Платон схватил лишь самострел, добытый в день нашей встречи.
– Сиди тут! – бросил мне.
– Но… – я вскочил и попытался возмутиться, но не успел, получив стальным кулаком под дых.
И так не до конца восстановленное дыхание сбилось окончательно, и я снова упал.
Спина Платона скрылась за раскидистой елью.
***
Время тянулось ужасающе медленно. Я ходил туда-сюда, не в силах просто сидеть. Но вот услышал чьё-то приближение. Хотел, было, броситься на помощь, но вдруг подумал: «А если это гул?»
Встряхнул головой. Устыдился за свою трусость. Сделал шаг к ели. Из-за неё выскочил Тиша.
– Помоги им! – гавкнул он.
Я бросился вперёд.
Платон и Анна вдвоём тащили Дмитрия, взгромоздив его себе на плечи. Наёмник подлаживался под шаг хромающей царевны. В свободных руках они держали своё оружие – грязный, мерзко пахнущий серебряный меч и разряженный самострел.
– Да не надо нам помогать, лучше горячую воду подготовь! – прорычал Платон, суя мне в грудь оружие.
Я взглянул на бледного Дмитрия, голова его моталась из стороны в сторону.
Добравшись до костра, они осторожно уложили царевича на расстеленные на земле плащи. Анна отбросила испачканный меч, опустилась на колени рядом с раненым, разорвала его рубашку, обнажив рану. Страшную рану.
– Я знаю заклинание, – пробормотала она. – Мы изучали на уроках целительства. Я его помню.
***
Анна
– Нет, подожди! – остановил меня Платон. – На когтях мог быть трупный яд. Сначала нужно промыть. Иначе рану ты залечишь, но он умрёт от заражения. Руслан!
– Да, да, я уже ищу! Приподнимите ему голову!
Мальчишка вывалил на траву все свои запасы, приговаривая: «Иволга-иволга-иволга». Сколько скляночек он, оказывается, таскает с собой.
– Дмитрий… – шептала я, поддерживая его голову, чтобы он не захлебнулся кровью или слюной.
Царевич был в беспамятстве, его трясло. Рана пугала. Удар пришёлся искоса, по ключице и вдоль груди, распоров кожу до костей. Платон промывал рану, а Руслан её заговаривал, чтобы вывести яд. У меня на языке вертелось заклинание, но как я могла его применить? Меня трясло похлеще Дмитрия, мысли путались, губы дрожали.
– Анна, теперь ты, – позвал Платон.
Я смотрела на побелевшее лицо мужчины и чувствовала, что не смогу.
– Анна! – вскричал Руслан. – Он умирает!
Первые слова дались тяжело. Я еле ворочала отяжелевшим языком, пытаясь не упустить нужный ритм чтения. Потом пошло легче. Рана начала затягиваться, оставляя лишь сгустки крови. Наконец кожа срослась, но остался шрам, большой, страшный. Если бы только я больше внимания уделяла целительству! Если бы только я меньше спала на занятиях! У меня бы получилось исцелить его более умело, я бы справилась лучше, его не уродовал бы этот шрам.
Шрам? Кому какое дело до шрама, когда я поняла, что он не приходит в себя. Неужели сделала что-то не так? Неужели что-то напутала?
– Дмитрий! – начала его тормошить. – Ну же, Дмитрий! – я не могла опоздать! Я не могла не справиться! – Дмитрий!
Но он не двигался.
– Нет, не смей, – прорычала я. – Не смей, слышишь! Ты не имеешь права! Я тебе не разрешаю, слышишь?! – била его по груди.
Чьи-то руки схватили меня за плечи и оттащили от царевича. Платон отволок меня в сторону и со всей силы влепил пощёчину.
– А ну приди в себя!
– Он не может… – теперь я завыла. – Не может. Он не уйдет от меня! не может!
Платон держал меня крепко, чтобы я никому не навредила. Я же продолжала вырываться. Я хотела к нему, но рядом с ним был только Руслан.
Вот он берёт меч. Чей? Мой? Царевича? Неважно. Что он хочет сделать? Подносит к лицу раненого.
– Дышит! – кричит мальчишка. – Он дышит!
– Слышишь? – встряхивает меня Платон. – Он дышит. Ты справилась. Успокойся.
Он обнимает меня, целует в лоб, гладит по спине.
Дышит. Нет. Я не верю. Я должна увидеть сама.
Медленно, но настойчиво высвобождаюсь из объятий Платона. Сил встать нет, поэтому я ползу. Пара локтей, но как же это далеко. Ещё немного. Я касаюсь его. Он не такой холодный. Губы уже не мертвенно-белые. Я прикладываю ухо к его груди, чуть ниже шрама.
Тук-тук. Тук-тук.