Страница 21 из 32
Я с хмурым лицом подал две запечатанные бутылки. Сэнсэй Норобу, кланяясь при каждом шаге, передал сверток и отступил назад.
— Что же, я думаю, что если мой внук унаследовал благородное сердце предков, то он может принять извинения и простить твоего ученика, мастер Норобу, — проговорил старший Окамото. — Масаши, ты примешь извинения?
Я увидел, как школьник достал дорогой смартфон и кивнул деду:
— Да, дедушка, я готов открыть свою душу извинениям этого молодого человека.
Норобу подтолкнул меня и прошипел:
— Иди и сделай догэдза. Или погибнешь здесь, а мы умрем вместе с тобой.
Я сделал несколько неверных шагов. Смогу ли я? Справлюсь ли я с этим унижением?
Масаши включил камеру смартфона и направил на меня. Заулыбался. Я шагнул ближе. До него оставалось два метра.
— Достаточно, молодой хинин. Приноси свои извинения и проваливай. У нас ещё много дел, — сказал средний Окамото.
Я вздохнул. Похоже, что вот и всё. Сейчас я переступлю через себя, сломаю психику, похерю принципы и потом себя возненавижу. Или же пошлю всех на хуй и погибну под пулями охранников.
Что лучше?
Я обвел взглядом закатное небо. Солнце уже собралось идти на покой и теперь багряным кругом скатывалось к горизонту. Красиво-то ка-а-ак. Аж умирать не хочется. Но и переступить через себя я не могу.
— Нам долго ждать? — нетерпеливо спросил Окамото-средний.
Всё, я решился. В последний раз обернулся на старика, на красотку Мизуки, на прекрасное и такое далекое небо. На стоящие поодаль сосны…
Что там за блеск?
Солнечный зайчик вспыхнул в кроне одной из сосен. Такой зайчик сам на ветку не заберется. Я обернулся и заметил, как по лбу Масаши крадется красная точка. Она смещалась от правого уха к центру.
Руки сами собой сплелись в мудре силы, а потом перешли в мудру исцеления. За долю секунды из земли за моей спиной вынырнул земляной щит. Самое первое оммёдо, которым я смог овладеть.
— Что ты себе…
Краем уха услышал далекий хлопок. В мозгу сразу сработало определение хлопка — тем, кто был в горячих точках, знаком этот тихий звук. А некоторые даже видели результат, когда рядом падал убитый друг.
Я видел такое, потому и прыгнул вперед. Земляной щит не поможет против пули! Чуть замедлит, но не поможет!
Я сбил Масаши, да так хорошо сбил, что мы вместе влетели в декоративный пруд. Ускорения телу придала разъяренная оса, ужалившая в левое плечо.
Вода сомкнулась над головой, по щеке мазнуло плавником карпа. Ил моментально поднялся из глубины и закрыл собой свет. Очень хорошо закрыл… До полной темноты…
Глава 10
Вспышка и снова темнота. Опять вспышка и опять темнота. Меня что — везут в скоростном метро? Что это за чередующиеся полосы?
Вспышка…
Я в новом мире? Неужели опять переместился в какие-то ебеня? Надеюсь, не мхом-ягельником, а то такое ощущение, что меня перетирали зубы лося. Тело ныло и стонало. Из носа текла то ли кровь, то ли вода, то ли и то и другое вместе.
— Изаму, не вздумай умирать! У тебя ещё лосось не разделан! — раздался возмущенный голос сэнсэя Норобу.
Нет, это всё те же знакомые ебеня, где меня ждал неразделанный лосось и мозговыносящий нудеж старого колдуна. Меня трясли за плечо и шлепали по лицу. Такое ощущение, что шлепали ракеткой для пинг-понга. Да ещё и намочили её… зачем-то…
Я открыл глаза. Тут же закрыл их.
Не очень хотелось видеть довольную рожу моего мудрого сэнсэя. Лучше так полежу… в холодке, в теньке и беззаботности…
— Эй, оставайся в сознании, нам ещё пулю вытаскивать! Не хочу, чтобы ты умер на территории достопочтенной семьи Окамато.
Моя щека снова приняла удар ракетки. Вот же занудливый старик, не дает отдохнуть спокойно…
— Он будет жить? — раздался голос Мизуки.
— Ага, я не позволю так просто ему смыться. Над кем же я тогда издеваться буду? Эх, видела его рожу, когда я чуть подтолкнул ветром под локоть, а он опрокинул столик с мандалой… А когда моя белоглазка просыпала соль в рис? Да такого чудного танца под луной я никогда не видел. Изаму ещё назвал его «Ламбадой»…
— Старик, ты чудовище! — вырвался из моей груди сип.
А ведь я чувствовал подставу. Чувствовал, но только ничего не мог предъявить…
Я открыл глаза. Возле левой ключицы порхало знакомое синеватое свечение. Норобу водил ладонями почти по самой шее. Его черное кимоно закрывало обзор, но краем глаза я всё-таки зацепил циновку с кровавыми потеками, на которой лежал. Лежал на правом боку, голова покоилась на чьем-то снятом и свернутом пиджаке.
— Я знаю, Изаму. То ли ещё будет… Мастер Нагаи, вы готовы?
— Да, мастер Норобу, я её нащупал, — раздался ещё один старческий голос.
На этот раз голос звучал со спины.
— Чего он там нащупал? Эй, не надо там ничего щупать. Я девочек люблю, а не мальчиков…
— Молчи, дурак, а то мастер Нагаи может пулю чуть ниже опустить. Тогда я на твоей урне с прахом напишу, что ты был самым отъявленным мальчиколюбом, — прошипел Норобу.
— Мертвые сраму не имут, — просипел я в ответ.
— Не слушайте его, мастер Нагаи. Приступим же…
В районе лопатки неимоверно зажгло. Там словно медленно вкручивали раскаленную арматуру. Медленно, смакуя каждую секунду боли. Я стиснул зубы, чтобы не застонать, потом начал загонять боль в подсознание. Туда, где она не побеспокоит, где не помешает выздоровлению.
Где-то мне попалось утверждение, что боль — неприятное сенсорное и эмоциональное переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения. Заумное разъяснение того, что нервные окончания орут мозгу о своих повреждениях. Эмоциональная боль другая, но от неё труднее избавиться. Зато и ту, и другую боль можно приглушить отвлечением.
Я начал разглядывать драконов на кимоно Норобу и представлять, как они сначала неторопливо разделывают старика на огромном блюде, а потом также со смаком пожирают. Боль отошла на второй, а потом на третий план.
— Вот она. Ух, еле достал, — раздался голос позади. — Теперь можно исцелять…
— Отличная работа, мастер Нагаи. Всегда восхищался вашим искусством.
Неужели Норобу кого-то похвалил? Вот уж точно где-то панда сдохла.
— Благодарю, мастер Норобу, вы тоже ни на грамм не растратили своё умение. Я наслаждался видом вашей работы.
— Ну что вы, Нагаи-сан, я лишь жалкое отражение вашей мудрости.
— Вы наговариваете на себя, Норобу-сан. Я искренне завидую вашему мастерству.
Вот уж прямо как в басне Крылова: «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Ох уж эти церемониальные восхваления. Вот наши хирурги в курилке после трудной операции что скажут? «Семен Валентинович, всё заебись». «Да уж, не хуёво!» — подтвердит второй и оба затянутся сигаретами.
— Вы ещё поцелуйтесь, — прошептал я тихонько.
Недостаточно тихо, так как в моё ухо прилетела ракета «земля-дурная голова». На целых полминуты я оглох.
За это время меня подняли на руки два здоровенных охранника и куда-то поволокли. Кимоно Норобу сменилось красивым потолком беседки, потом чистым небом, а затем деревянным расписным потолком. Уже здесь меня положили на пол, аккуратно раздели до набедренной повязки и велели не двигаться.
Я и не двигался. А куда мне было спешить? После пулевого ранения особо не набегаешься. Правда, надо было что-то решить с Окамото — узнать, что с Масаши? И вообще — я же не поклонился, придется извиняться или нет?
Повернул голову и скосил глаза на циновку, на которой лежал — крови не было. Похоже, что два старика сумели достать пулю и заживить рану. Молодцы какие…
Через пять минут лежать без движения надоело и я решил чуть оглядеться. Принесли меня в небольшую пустую комнату с традиционными раздвижными стенами. На рисовой бумаге стен красивой каллиграфией выведены мудрые изречения и цветистые хокку. Я чуточку почитал, проникся и попытался сам что-нибудь этакое сочинить.