Страница 19 из 32
А ещё начал работу над телом. Утренние пробежки на десять километров, сто отжиманий, сто приседаний и сто упражнений на пресс. Взял за основу тренировку Сайтамы из своего мира, добавил подтягивания и подъем на трапецию. Первые дни после тренировок старику приходилось меня восстанавливать, потому что в теле ныло всё, что могло только ныть. Я ходил с трудом, но после лечения сэнсэя мог более-менее нормально двигаться. И на другой день снова выходил на тренировку ранним утром…
Ведь только упорство — единственный ключ к мастерству.
Из размышлений о прошлой неделе меня вырвал старческий голос:
— Такаги-сан, мне долго тебя ждать?
Ага, уже недолго, вот сейчас через заборчик перелезу, а там огородами-огородами и…
— Небесный захват!
Твою же дивизию…
Вот совсем немного оставалось, чтобы упасть по другую сторону заборчика в огород соседа, господина Яно, и затаиться там дохлым сусликом. Какой-то секунды не хватило!
Мою шею сдавило невидимой рукой. Да так сдавило, что позвонки хрустнули. Приподняло над каменным забором и потащило моё бренное тело в дом. Перед глазами мелькнул наполовину разделанный лосось. Даже в его мертвых глазах я прочитал сочувствие.
Эх, как бы не очутиться с ним рядом…
Почему я до сих пор не слинял от старика? Да потому, что он обучает меня оммёдо, то есть колдовству. Без оммёдо в этом мире вряд ли проживешь.
Чему я научился? Позже расскажу, сейчас меня тащит к старику и мне не до рассказов.
Вон он, стоит на деревянном настиле и выставил руку с раскрытой ладонью. Вот прямо как джедай из «Звездных войн». Только светового меча не хватает. Оби ван Кеноби засушенный…
— Такаги-сан, мои голосовые связки устали звать тебя, — с легкой усмешкой в голосе проговорил Норобу. — Чем таким важным ты занимался, что не слышал своего учителя?
— Кхе-кхе, — ответил я, показывая на собственное горло.
— Мне тяжело осознавать, что ты занимался «кхе-кхе» и не слышал мудрого сэнсэя. Как же мне с тобой поступить, чтобы прочистить заросшие глупостью уши?
Захват чуть ослаб. Я смог вдохнуть воздух, чтобы просипеть:
— Понять и простить…
— Эх, у меня слишком доброе сердце, — проговорил старик, покачивая головой. — Я слишком многое прощаю и очень много понимаю. Как же я порой бываю мягок… Пойдем, нам нужно подготовиться к самому важному событию в твоей жизни. Мы встречаемся с главой рода Окамото. Сегодня ты заглянешь смерти в глаза и поклонишься ей.
— Чего? Никому я кланяться не буду…
Невидимая ладонь снова стиснулась так, что глаза полезли наружу.
— Тогда ты напрасно занял тело молодого человека. Тебя через час убьют, а мне предстоит искать нового ученика. И напрасно господин Такаги и госпожа Такаги будут продолжать работать на стройке — их сын умрет, так и не освободив их от рабства. Окамото знает, где ты обитаешь, поэтому скрываться бесполезно.
Всё это было сказано таким спокойным тоном, так обыденно…
И ведь не попрешь против таких слов — за мной уже целую неделю велась слежка. Я срисовал её сразу, как только вышел на рынок. Люди менялись, лица скрывались, но цель у них была одна — следить за мной.
Я уходил от слежки, обманывал «хвост», сбегал от преследователей до тех пор, пока не обнаружил одного из этой команды почтительно болтающим со стариком Норобу на пороге его дома. Старик вежливо кивал и улыбался. После этого я перестал обращать внимание на слежку.
Ходят? Да и пусть ходят. Пока не хотят убить, пусть волочатся за пухлым школьником. Даже пусть бегают, когда я выхожу на пробежку.
Если вы скажете, что это всего лишь шизофрения, то я отвечу — лучше быть живым шизофреником, чем дохлым оптимистом.
Горло освободилось, и я упал на колени. Поднял глаза на мастера. Оскалился…
— Запомни это положение. Оно начальное. После этого нужно неторопливо коснуться лбом пола и досчитать до трех. Ты поклонишься Масаши и попросишь у него прощения. После этого он предложит тебе всё забыть, и ты согласишься. Ему тоже не нужна слава аристократа, побежденного хинином. Старший Окамото может дать какое-нибудь несущественное задание в качестве извинения. Примерно так и будет. Не хмурься, я просил поговорить про тебя нашего оябуна Сато. Только поэтому ты до сих пор жив… Всё просто, иномирец по прозвищу Тень.
Всё просто… Всё просто?
Вот так вот взять и склониться перед пацаном Окамото? Растоптать то, что с таким трудом создал в бою с тремя противниками? Больше чем уверен, что он ещё и снимать будет на телефон, чтобы потом по школе ходили фотографии моего унижения.
— Я не буду кланяться…
— Дурак! Ради тебя беспокоили стольких людей, а ты строишь из себя неприступную девочку. Поклонишься и всё. Школу закончишь через год и забудешь её, а я могу потерять ученика и уважение в собственном клане. Ведь я не смог вдолбить в твою пустую голову правила этикета. Учти, если ты не поедешь сам, то я вложу в твоё тело дух-сикигами и он всё исполнит за тебя. Так или иначе, но ты поклонишься Масаши. Я не хотел ехать, но поеду с Мизуки. Ты поклонишься, мерзкий хинин!
А вот об этом я не подумал. Один раз старик продемонстрировал мне, как он может заставить ученика делать то, что ему не хочется… Я пересолил рис и в наказание полночи плясал перед садом камней в одной набедренной повязке — фундоси. И ведь хотел остановиться, но руки и ноги мне не повиновались. Только полная луна была моим единственным зрителем…
— Ну ты и засранец, сэнсэй Норобу.
— Это ты засранец, Тень. Нагадил, а старый учитель разгребает. Одевайся, Мизуки через десять минут приедет.
— А как же рыба? — оглянулся я на унылого лосося.
— Она тебя дождется, — сэнсэй сотворил три мудры и выкрикнул: — Ледяной шар!
Столик и рыбу накрыло синеватым пузырем. Трава около пузыря сразу же покрылась беловатым инеем.
— Тебе и холодильника не надо, — хмыкнул я.
— А вот тебе надо смыть запах рыбы и одеть чистую одежду. Вдруг тебя убьют, а ты уже во всём чистом…
Пока я умывался, то голова кипела от мыслей. Как бы я ни хотел избавиться от такого позорного занятия, как поклон, но умом понимал, что Норобу прав. За меня вступилось слишком много людей, чтобы вот так вот просто взять и не явиться к одному из могущественнейших людей Токио. Или явиться и обосраться…
Интересно, а если бы тому студентику из моего мира предложили поклониться в ножки мажорчика, чтобы замять это дело, он стал бы кланяться? Очень сложный вопрос. На такой не дашь однозначного ответа. С одной стороны тот студент был единственным кормильцем в семье и с его гибелью семья была бы обречена на голодную смерть, а с другой стороны юношеский максимализм и гордость вряд ли позволила сделать поклон.
Хрен знает, как бы я поступил на его месте. Если за спиной никого, то можно поиграть в несгибаемого героя, но когда за спиной родные и близкие…
Мне сейчас эта ситуация была как серпом по яйцам. И на хрен не пошлешь и спину не согнешь. И хитрый старик ещё родителей Изаму сюда приплел. Одна из тех ситуаций, когда яйцами болтаешь между молотом и наковальней.
— Эй, Тень, приехала Мизуки. Одевайся быстрее! — раздался стук в дверь.
Я взглянул в зеркало крошечной ванны. Оно мне показало только озадаченное лицо белобрысого юноши и не дало никакого четкого ответа. Холодная бездушная стекляшка.
Пришлось вздохнуть и одеваться. Благодаря поддержке Мизуки у меня постоянно водилась небольшая сумма. На неё я и закупил одежды, чтобы не выделяться из толпы. Также купил еды, а то старик категорически отказывался давать деньги на покупки. Мы же договорились, что я его кормлю, вот я и выполнял свои условия договора. В России я ухаживал за ветераном Великой Отечественной, а тут подкармливал колдуна преступного клана.
Вряд ли это одно и тоже.
Красотка-якудза называла свои финансовые подарки инвестициями в будущее. Думаю, что эти инвестиции окупятся с лихвой. Я уже попросил её свести меня с заправилами компьютерного мира. Если всё срастется, то я выкуплю родителей Изаму гораздо раньше, чем закончу школу.