Страница 5 из 20
Сложностей добавляло и то, что объекты моего колдовства располагались далеко. Расстояние увеличивало время.
– Командир, – шепнул разведчик. – Группа Мэриссы затихла.
Это значило, что они или отступили, или погибли. В любом случае это требовало моей реакции.
Я только кивнул.
– Днистро жив, – добавил разведчик. – Спиной об ствол крепко шваркнулся, но зато молчит.
Окончив доклад, разведчик уполз из моего поля зрения.
Мысль о Мэриссе помогла мне решиться. Девушка мне нравилась, хотя любовью это чувство нельзя назвать. Я вообще подозревал, что воеводы приставили её ко мне в качестве «медовой ловушки», чтобы я крепче привязался к Енавской Державе и горячее воевал с её врагами.
Мною двигало не только чувство симпатии к Мэриссе, но и мысль о её копье.
Смутный образ будущего конструкта родился в моём воображении. А это половина дела. Вторая половина – воплотить его в материале, дать ему имя и выпустить на врага.
Как копьё.
Экономя силы, я сел на корточки и привалился спиной к стволу дерева. В чёрной комнате моего воображение мгновенно стало тесно от обилия деталей разобранной артиллерийской установки. Больше всего места занял неразобранный шестидесятиметровый ствол орудия.
Здоровенные, размером с автомобиль, снаряды ровными рядами парили поодаль. Снаряды разной формы и назначения – фугасные, бетонобойные и прочие. Я не стал заострять на них внимание.
Пока что ствол перевешивал всю конструкцию. Пусть мои роботы и двигались на магии, но хоть какое-то подобие баланса они должны соблюдать. Иначе, при переходе в неактивное состояние, они свалятся и разобьются.
Ещё одним волевым усилием я добавил в это мельтешение деталей десять пятибашенных танков. Объектов для колдовства стало так много, что моё сознание разрывалось, не удерживая их все в памяти.
А я не останавливался.
Вовлёк в круговорот магии ещё два исполинских орудия и тридцать танков – уже не считал, сколько там башен. Заодно прихватил девять двухэтажных аэропланов, которые, оказывается, стояли в ангарах, ожидая поставок керосина. Эти летающие крепости должны были отбомбиться по Олбжину, столице Енавской Державы, под конец наступления, чтобы уничтожить дворец правителя.
Мой будущий конструкт получился настолько масштабным, что даже я не видел всех его частей. Его итоговая компоновка станет сюрпризом для меня самого.
Я спешно набросал в эту кучку компонентов все заклинания, какие мог вспомнить мой измученный мозг. По странному наитию даже добавил редко когда нужное заклинание «Путешествие», которое позволяло слоггеру уходить в самостоятельное движение, ориентируясь на приказы от остальных заклинаний. Даже если я погибну, мой конструкт продолжит самостоятельно воевать или бродить по территории врага.
Но не размеры магической машинерии делали меня великим творцом слоггеров, а сочетания заклинаний, на которых они работали. Для базовой жизнедеятельности слоггера достаточно начальных заклинаний, или, как назвал их Драген, обучая меня, «первомысленных действий».
Истинное мастерство начиналось с их соединения, созиданий «второмысленных», «третьемысленных» и так далее действий.
Например, скрепление «Памяти» и «Ненависти», могло создать «Ненависть Памяти», которое не давало слоггеру запоминать объекты, защищая его от деструктивных заклинаний или руллей противника. А могло создать и «Память Ненависти», когда конструкт наоборот как бы «прикипал» душой к первому попавшемуся враждебному объекту и бил только его, не отвлекаясь на остальные.
Но если к нужной комбинации этих двух заклов добавить третье, например, «Путешествие», то слоггер самостоятельно отправлялся на другой край света, чтобы отыскать вложенного в его память противника и убить. Или не убить, а просто произнести Речь, тоже заложенную при создании.
А если вместо образа конкретного врага вложить образ невспаханного поля, то слоггер, прибыв на место, тут же начинал работать плугом – это запускалась следующая цепочка заклинаний, помогающих использовать инструменты.
По-сути, цепочки заклинаний были чем-то вроде магического программирования конструктов. И пониманию принципа их работы мне больше помог опыт программирования роботов, которых я и дети собирали в брянском кружке робототехники, нежели мутные наставления Драгена.
Правда, сейчас я не был уверен, что всё делал правильно. В моих мыслях спуталось всё: заклинания, огромные пушки, Мэрисса, её копьё и даже встряла навязчивая мелодия гимна Енавской Державы, сопровождаемая песней группы Битлз.
Игра на магических струнах больше не доставляла удовольствия, как в начале. Теперь эти струны резали меня заживо.
Потом струны превратились в паутинки, отделяющие меня от бездны безумия. Если я не удержусь за них, то навеки пропаду от самого себя. Стану пускающим слюни и что-то безумно лопочущим идиотом, в которых превращались внеклассовые рукотворцы, не выдержавшие симфонии струн.
Напихав в моего будущего воина все пришедшие на ум цепочки заклинаний, я наконец-то сделал последний рывок и дал ему имя – Яростный Гигант.
У меня уже не было сил придумывать что-то поумнее.
Глаза я открывал медленно, настолько ослаб, но плачущий возглас разведчика красноречиво описал то, что я должен увидеть:
– Итить твоего Хена! Енеля Истинный, спаси и сохрани!
2
Оглядывая своё творение, я понял, что всё-таки напортачил.
Телескопические стволы орудий торчали вертикально, как заводские трубы. Их опоясывали кольца танковых деталей и пропеллеров от аэропланов. Кое-где крутились непонятные шарниры и шестерёнки, соединённые гусеницами, а большие крылья от бомбардировщиков придавали творению ещё больше бессмысленности.
Такую херню я видел на выставках современного искусства.
Всё это будто случайное нагромождение индустриальных объектов подсвечивалось многочисленными прожекторами и фарами, добавляя сходства с экспонатом галереи.
Единственно, что было устрашающим в Яростном Гиганте – это размеры. Настоящая гора, вершина которой пропала бы в ночной тьме, если бы не была украшена ожерельем из прожекторов.
Да, масштаб производил впечатление, но воевать эта груда запчастей навряд ли могла. Не так я представлял результат своего самого мощного магического усилия…
По крайней мере, эта неудача отвлечёт врагов, позволив нам и нашим разведгруппам отступить.
Я попытался подняться, но не смог. Но тут уже подоспел Днистро со складными носилками. Порядок работы разведчиков подразумевал, что боевые маги могут так ослабеть, что их нужно выносить из зоны боевых действий на собственно горбу.
– Простите… – пробормотал я. – У меня не хватило сил.
– Знатно обосрамшись, – согласился второй разведчик.
– Зато он большой получился, – успокоил меня Днистро. – Чтобы это ни было.
Тут воздух задрожал от грохота. Железный скрип вдарил нам по ушам, оглушая.
Разведчик упал на колени и начал неистово молиться Енеле Истинному. А Днистро прикрыл лицо рукавом от поднявшегося ветра, полного бетонной и металлической пыли.
Я догадывался, что это рушился мой Яростный Гигант, мой неудачный конструкт, при создании которого я так опозорился.
Но всё же повернул голову, чтобы убедиться в этом.
Тут и я не выдержал:
– Мать его!
Оказалось, что мой конструкт не рушился, а наоборот растягивался, устремляясь в небо. Он становился ещё больше, расправляя танковое тело и аэропланные крылья. Звенья гусеничных лент, шестерёнки и пропеллера крутились ещё быстрее, оглашая воздух хором из тысячи визжащих голосов.
Я с некоторым ужасом отметил, что ошибся в расчётах, когда думал, что использовал только четыре ствола дальнобойной артиллерии. Судя по гребню их шестидесятиметровых столбов, который вырос на спине этого колоссального змея, я умудрился захватить не менее двадцати стволов! При этом совершенно не помнил, как и когда это сделал.
Яростный Гигант напоминал кобру, изготовившуюся к удару.