Рокфеллеры

Его состояние к 1934 году сократилось вполовину — до 500 миллионов, а ежегодный доход — с 56,7 миллиона до 16,5 миллиона. Перед самой инаугурацией Рузвельта (в марте 1933 года) ему пришлось продать крупные пакеты акций «Стандард ойл Нью-Джерси» и «Стандард ойл Индиана» да ещё и занять почти восемь миллионов, чтобы выполнить взятые на себя обязательства. Впервые в жизни его расходы превысили доходы. А тут ещё дети вздумали потребовать свою долю.

Бабс, Джон III и Нельсон были уже взрослыми, семейными людьми, однако им по-прежнему приходилось просить денег у отца на новую машину или на поездку за границу. В мае 1933 года они написали ему коллективное письмо о том, что денежные вопросы отравляют родственные отношения, и потребовали увеличить их содержание. Джон-младший согласился с их доводами и передал каждому по 200 тысяч акций «Сокоми вакуум» общей стоимостью около 3,2 миллиона долларов.

На следующий год конгресс резко поднял ставки налогов для богатых: налог на имущество для обладателей состояния свыше 50 миллионов увеличился с 45 до 60 процентов, а налог на дарение (для сумм свыше десяти миллионов) — с 33 до 45 процентов. Пока этот закон не вступил в силу, Джон-младший решил учредить трастовые фонды для своей жены и детей, которыми бы управляли специалисты «Чейза» (в том числе Рэймонд Фосдик и Уинтроп Олдрич). Эбби получила 18,3 миллиона и полную свободу покупать современное искусство на доходы от этой суммы, но без права тратить основной капитал. Каждому из старших детей отец дал 12 миллионов, а троим младшим — гораздо меньше, чтобы не вводить их в искушение. Конгресс опять повысил ставки налогов, и Джон нехотя увеличил фонды всех детей, доведя их до 16 миллионов.

Правда, они об этом не знали; Дэвиду, например, сказали об увеличении только через несколько лет. В 1935 году он получил всего 2400 долларов — для оплаты расходов на проживание и прочие нужды (за обучение в Гарварде платил отец — 400 долларов в год). «Иногда я обнаруживал, что наличности мне не хватает, и был вынужден обращаться к отцу с просьбой о предоставлении аванса, — напишет Дэвид в мемуарах. — Он обычно использовал мои просьбы как повод поделиться своими мудростью и опытом. В одном из писем, написанных мне в 1935 году, он с неодобрением отмечал: “Ты потратил значительно больше за этот период по сравнению с твоим ожидаемым доходом, который, как ты говоришь, представляет собой, конечно, недостаточное финансирование и является ошибкой... Ты несколько огорчил меня в связи с тем, что опять испытываешь финансовые трудности, которые ты, конечно, мог предвидеть. Когда ты получал 1500 долларов в год, трудностей у тебя не было. После прибавки трудности, вероятно, возросли. Старая пословица, что человек имеет тенденцию терять голову с растущим благополучием, — очень правильная пословица. Я надеюсь, что теперь твои финансовые планы будут такими, что не дадут возможности в будущем считать эту пословицу для тебя справедливой. Сумма в 400 долларов будет выслана сегодня на твой банковский счёт”».

Летом 1933 года Уинтроп в Техасе нанялся разнорабочим на нефтедобывающее предприятие «Хамбл ойл», принадлежавшее «Джерси стандард». «Именно это я и искал! — обрадовался он. — Мужчин, работающих руками, производящих нечто настоящее... Меня заворожило всё, что я увидел: я хотел стать частью этого, делать то, что делают они, доказать самому себе, что я такой же мужик, как любой из них». В это время на Западную 54-ю улицу на его имя пришла телеграмма, отправленная неким Кёрли Левином. Прочитав её, Джон-младший позвонил президенту Йельского университета; тот сообщил, что этот Кёрли связан с игорным бизнесом и всякими тёмными личностями. По возвращении с каникул Уинтропу устроили допрос; тот признался шокированным родителям, что Кёрли — еврей-бармен в подпольном кабачке в Нью-Хейвене, где он добывал себе выпивку, когда учился в Йеле. («Сухой закон» отменили в марте 1933 года). Но выперли его с третьего курса (в 1934 году) не за это, а за «аморалку»: застукали в душе с девушкой.

Уинтроп вернулся в Техас, где можно было пить, курить, волочиться за женщинами — и, конечно, работать, получая 75 центов в час. В рабочие дни он обедал с товарищами — сэндвичами или другой простой пищей, а по выходным ужинал в кантри-клубе с президентом компании: всё-таки он был Рокфеллер. А когда человек с такой фамилией заходит в магазин, «прямо чувствуешь, как цены поднимаются», вспоминал он позже. Джон Д. написал сыну с невесткой, как он рад, что хоть кто-то из членов семьи снова работает в «Стандард ойл». Когда Уинтроп заехал в Лейквуд и стал рассказывать деду о передовых методах производства в «Хамбл ойл», тот терпеливо его выслушал и заметил: «Что ж, брат... Это всё очень хорошо, но должен тебе напомнить, что самая важная вещь — цифры». Уинтропу все говорили, что он очень похож на деда. От него же не ускользнуло, что в Джоне Д. сосуществовали два человека: душевный, добросердечный, живой — и отстранённый, не от мира сего.

В декабре 1933 года на строящейся Рокфеллер-плаза впервые установили рождественскую ель, заложив добрую традицию. Вернее, самую первую ёлку, высотой шесть метров, купили в складчину рабочие, трудившиеся на строительстве Рокфеллеровского центра, ещё в 1931 году, а их жёны и дети украсили её бумажными гирляндами, шарами и жестяными банками. Два года спустя Рокфеллеры уже сами купили ель высотой более 15 метров, которая должна была стать «рождественским маяком», привлекая внимание нью-йоркцев и туристов и создавая у них ощущение праздника и единения.

В мае 1934 года на нижнем уровне площади (Лоуэр-плаза) водрузили позолоченную бронзовую скульптуру Прометея, созданную Полом Мэншипом и отлитую в Квинсе. Основанием для статуи стал фонтан размером 18,3 х 4,9 метра, а по обе стороны от титана, принёсшего людям огонь, стояли аллегорические изображения — Юность и Дева. На серой гранитной стене позади скульптуры начертали надпись, перефразируя Эсхила: «Прометей, всех искусств учитель, принёс огонь, что стал для смертных началом благ». Теперь рождественская ель сияла огнями над Прометеем. А с 1936 года перед ней станут заливать каток.

К июлю 1934 года были готовы уже шесть зданий, 80 процентов площадей сданы в аренду. Один из небольших корпусов предоставили итальянским коммерческим фирмам; на парный ему претендовала Германия, однако Джон-младший, не одобрявший политики национал-социалистов, пришедших к власти в 1933 году, отказал. В корпус вселились фирмы из нескольких стран.

Конец лета прошёл в ритме различных семейных событий. 15 августа Лоранс женился на Мэри Френч — дочери подруги матери. Когда Нельсон учился в Дартмуте, он делил комнату в общежитии с Джоном, братом Мэри, а с Лорансом она познакомилась в 1927 году. По материнской линии она происходила от майора Саймона Уилларда, основателя города Конкорд в штате Массачусетс, а её дедом был Фредерик Биллингс — президент железной дороги «Нозерн Пасифик». Несмотря на то что Френчи детей ни в чём не ограничивали, Мэри не любила выставлять своё богатство напоказ. Венчание прошло в церкви в Вермонте в присутствии трёхсот гостей, затем был приём в имении невесты.

Подбирая обстановку для будущего семейного гнёздышка, жених и невеста увидели фотографии гнутой деревянной мебели финского архитектора Алвара Аалто, отца североевропейского модернизма, и заказали кое-что для себя. Потом Лоранс, невзирая на предостережения экспертов, открыл магазин на 53-й улице, чтобы продавать мебель по эскизам Аалто; он решил, что современный дизайн и доступная цена привлекут покупателей — и оказался прав: дела будут идти прекрасно до самого начала советско-финляндской войны 1939—1940 годов, когда поставки прекратятся.

За несколько дней до свадьбы Лоранса, 11 августа, скончалась Эмма Макалпин, старшая дочь Уильяма Рокфеллера, а 25 сентября умер её брат Перси. Теперь Джон-младший оставался единственным мужчиной из второго поколения Рокфеллеров.

В 1934 году президент Рузвельт торжественно открыл для публики «Колониальный Уильямсберг», на который Рокфеллер потратил 55 миллионов. Но что деньги? «Я уделил Уильямсбергу больше времени, мыслей и внимания, чем любому другому моему проекту, гораздо больше, чем Рокфеллеровскому центру», — признавался он. Ему был очень дорог этот островок милой старины; они с Эбби купили там себе домик в тени вязов (Бассет-холл), где каждый год проводили два месяца, пополняя коллекцию американского народного искусства. Джон Д. в Уильямсберге не был — ему и это было неинтересно.