Страница 8 из 12
— Я хотел сказать вам, Арсений Андреевич, — начал он, переступив порог, — что вы были правы. Я действительно увозил план с собой вместе с другими документами. Перерыл весь дом. Нашёл только вот это. — Волконский с отвращением протянул помятый листок, который при близком рассмотрении оказался обрывком карты Бессарабии. Они от руки рисовали её на черновике, крестиками отмечая, как встанут части по границе. «Вот примерно так. Перенесите на нормальную двухвёрстку». — Я напрасно накричал на вас. Прошу меня простить. Государь ждёт план дислокации завтра утром. Думаю, мне надо подать прошение об отставке и возбудить служебное расследование. Вернее, наоборот. — Он сел на стул и уронил руки. На его усталом, помятом лице отражалась полная покорность судьбе. — Ума не приложу, как такое могло случиться? Объяснением служит только невероятное количество бумаг, под которыми я буквально похоронен.
Закревский извлёк из секретера спрятанный ещё на исходе дня новый беловик документа.
— Ваша светлость, вы строжайше приказывали мне уничтожать все промежуточные варианты. Каюсь, я этого не делал. Десять лет военной канцелярщины вырабатывают другие принципы. Вот план дислокации, который мы подадим государю. Расследование надо начать, но наше, внутреннее. Кто-то ведь похитил документ. Причём из вашего дома. Стало быть, злодей знал о том, что подобный проект существует, раз, и был вхож к вам во дворец, два. Кроме того, понятное дело, надо подготовить новый план, принципиально иной, и аккуратно убедить государя в его преимуществах. К тому же мы не знаем, зачем похитителю понадобился документ. Поверьте бывшему начальнику Особенного департамента армии, я чувствую — неприятность размером с гигантскую коровью плюху. Отставкой делу не поможешь. Надо действовать быстро, тихо и напористо.
Петрохан поднялся. Он взял обеими руками папку, повертел, потом протянул Арсению обратно.
— Пусть полежит до утра у вас. Так спокойнее. С чего вы предлагаете начать?
— Я знаю двух покладистых чиновников в Министерстве иностранных дел. Пусть поищут следы нашего плана среди документов Нессельроде и Каподистрии. Ребята старательные, но дорого берут.
— Сколько? — рассмеялся Волконский. — Просто поразительно, у нас всё можно купить!
— Рублей по пятьсот на нос.
— Однако.
— Если их скромный труд увенчается успехом, дело будет стоить дороже.
Князь пожал саженными плечами. Ему ли душиться из-за тысячи рублей?
— Деньги будут. — Он протянул Закревскому руку. — Надеюсь, не откажетесь пожать? — И повернулся к двери. — Переночую здесь, у себя в кабинете. А завтра прямиком поеду ко двору. Ну и гадостная же каша заваривается…
Арсений проследил глазами за удаляющимся по коридору начальником и подумал, что вот он беден и холост, ему некуда спешить, на квартире, которую снял, маршируют тараканы. А у человека дом — полная чаша, чины — выше некуда, царская милость — с пелёнок. Но, в сущности, та же пустота и одиночество. Да ещё страшный недуг жены. А впереди ничего. И с этим надо жить.
Вопреки предположениям Фабра, таможенников не отпустили ни на первые, ни на вторые сутки. А когда граф Михаил Семёнович благосклонно вспомнил о них, он не стал гонять заместителя начальника штаба извиняться. Напротив. Отправился в караулку сам и издевательским тоном — подчёркнуто вежливым, с неизменной британской полуулыбочкой — объявил беззубым церберам, что их оружие освидетельствовано и признано «не участвовавшим в деле». Поэтому самих таможенников «не станут задерживать впредь до выяснения обстоятельств».
— Но, — напоследок заметил командующий, подтверждая серьёзность своих слов изящным поклоном, — ежели бы среди вас, господа, нашёлся виновный, нынче утром вы бы имели честь присутствовать при его казни через повешенье. За сим остаюсь к вам неизменно доброжелательным.
Бедолаг выгнали из караулки, посадили на телеги, вывезли за расположение русских частей, вернули ружья и предоставили возможность пешком топать до Авена. Таков был урок, смысл которого дошёл до Алекса спустя неделю, когда из Бельгии, через границу, привезли почту. Без малейшей задержки. Непотрошёную. Что в последнее время бывало редко.
— Медведь сдох, — сказал Казначеев, вскрывая туго запечатанную пачку «Амстердамского Меркурия» — газеты для солидных людей, интересующихся серьёзной политикой, биржевыми котировками и новостями высокой культуры. — Их сиятельство уже второй месяц брезгует брать в руки книги после таможенников. Он сам любит разрезать страницы.
О да! Изящные вкусы графа были известны. Помнится, он научил Фабра определять качество издания по запаху типографской краски, а место изготовления журнала — по шелесту страниц, изобличавшему способы брошюровки:
— Дрожайший Алекс, у каждого камина есть тяга. Подставляете журнал вот так… Да не так, он сейчас полыхнёт! А вот так, и слушаете. Слышите? Вот это Лондон. А вот это отечественное барахло. Не могут тетрадку в корешок вшить! Les conquérants du monde![4]
История с Ярославцевым послужила поводом для наказания не в меру ретивых французских чиновников за досады, причинённые квартирующим русским. Корпус располагался на севере Франции, и долгое время таможни на бельгийской границе не существовало. Морским путём удобнее было получать корреспонденцию из дому, в чём правительство Объединённого Королевства Нидерландов оказывало «дорогим гостям» любезную помощь. Попробовало бы оно покочевряжиться! Через Антверпен, Амстердам и Брюссель посылки шли без досмотра.
Однако французская сторона, по осколкам собиравшая свой государственный аппарат, возложила обязанности пограничного контроля на авенскую таможню. С тех пор казаки не могли дождаться домашнего табака пополам с опилками, а господа офицеры — любимого сатирического листка «Жёлтый карлик». В Брюсселе — так близко от галльских рубежей! — бушевала бонапартистская эмиграция: новоявленные князья и графы времён империи пробовали свои силы в изящной словесности и вели с Бурбонами газетную войну.
Русские на правах спасителей Европы не считали себя никому ничем обязанными. Поэтому в Мобеж изобильно поступали издания, запрещённые на остальной территории королевства. Из расположения оккупационных войск они скорёхонько оказывались в Париже, завезённые туда каким-нибудь удалым гусаром в седельной сумке. И это, как говорил граф, было в списке претензий короля Луи Дважды Девять[5] пунктом «Last but not least»[6].
Сегодня, 21 января, его сиятельство наконец получил «дружескую просьбу» герцога Веллингтона — главы объединённого командования — прибыть в Париж. Было ясно, что графом недовольны. Но, поскольку каждый из национальных корпусов вёл себя достаточно независимо, ничего, кроме очередного сетования: «Дорогой Майкл, на меня давят, и я обязан довести до вашего сведения крайнее огорчение его величества…» — Воронцова не ожидало.
Но визит к англичанам был уместен. По журналу отправки курьеров выяснилось, что накануне гибели Ярославцев ездил в гоф-квартиру британских войск в городке Камбре, а оттуда в столицу с обычной почтой. Существовали бесчисленные формы и циркуляры, которыми обменивались военные чины во избежание делопроизводственной скуки. Союзники оповещали друг друга о намерении провести учения, количестве больных в лазаретах, посаженных на гауптвахту и подвергнутых иным взысканиям, ценах на фураж, продовольствие, кожи и сукно для солдатских курток и вообще порождали горы бесполезной документации, среди которых нет-нет, да и проскальзывали очень любопытные шифровки. Например, официальное заверение русского правительства в том, что флот, вышедший из Кронштадта, вовсе не намеревается усиливать собой корпус Воронцова. Или столь же конфиденциальная нота британской стороны о несостоятельности слухов, будто Наполеон вновь бежал из мест заключения на Святой Елене.
4
Покорители мира! (фр.).
5
В марте 1815 г. Наполеон бежал с острова Эльба и с триумфом вернулся во Францию. На этот раз его правление продлилось лишь сто дней. Король Людовик XVIII вынужден был покинуть Париж. Он был вторично реставрирован на престоле только после битвы при Ватерлоо, где Бонапарт потерпел поражение. В насмешку монарха стали именовать «Дважды Новый» или «Дважды Девять», что по-французски звучит одинаково («Le roi deux fois neuf»). Слово «neuf» значит «новый» и «девятка».
6
Последний по списку, но не последний по значению (англ.).