Страница 6 из 25
Оставшись один, Платон стал все реже наведываться в родную деревню. Небольшой участок земли он передал в полное распоряжение своему бывшему тестю. Также и сам дом, по взаимной договоренности, Петр Кириллович обещал содержать в полном порядке, чтобы в любой момент, если Платон Никитич того пожелает, мог приехать и пожить в свое удовольствие, обрадовав старого одинокого человека. Платон старался по возможности хотя бы раз в год навещать Лаптево: за домом покойная жена сразу после свадьбы посадила несколько шиповников и вишен, и он старался угадывать такое время, когда что-то из них бывало в цвету. Особенно Платону нравилось, когда распускались кусты шиповника: он мог сидеть среди них целый день, и ему при этом казалось, что из каждого цветка за ним, как встарь, молча смотрит на него его любимая Катя. В такие минуты к нему даже Петр Кириллович боялся подходить: он молча, вытирая время от времени свою скупую мужскую слезу, ждал, когда его «сын» – он всегда так называл Платона – вспомнит о нем, чтобы вместе поворошить прошлое.
В это же время Платон, все так же посещая несколько раз в месяц лекции в Казанском университете на разных факультетах по своему выработанному плану, увлекся со свойственной ему страстью минералогией, а именно – геммологией, как потом ее чуть позже назвали. Он всегда был несколько равнодушен к деньгам в численном выражении и к золоту, но блеск камней его пленил живым внутренним огнем. Платон почти не тратил свои огромные, все увеличивающиеся капиталы на себя. Он даже продолжал жить в Казани все в том же доме купца Желонкина, спал и вовсе на деревянной самодельной кровати, порой укутываясь в тулуп вместо одеяла. Ему было все равно, что думают о нем такие же, как он, купцы, прожигающие свои деньги на разные кутежи и баловство. Поэтому люди его сословия сильно удивились, когда узнали, что Сушков приобрел огромный александрит за довольно внушительную сумму – для них это показалось непонятным баловством. Платон буквально стал охотиться за редкими камнями, наладив некоторые связи среди владельцев шахт по всему миру, чтобы успеть перехватить необработанный камень первым по сходной цене, никак не афишируя свое приобретение. Знание языков для этого предприятия подходило очень даже кстати! Интересная история получилась с редким красным алмазом. Платон узнал, что один из великих князей, так же как и он, страстно влюбленный в блеск драгоценных камней, сумел тайно раздобыть этот необычайный камень редкой величины. За деньги было бессмысленно даже мечтать купить у такого человека этот раритет. Платону очень везло во время игры в карты, и он ради приобретения этого красного алмаза придумал целый сценарий с использованием этого своего навыка. Чтобы действовать наверняка, он даже познакомился с одним известным столичным карточным шулером, чтобы научиться всем фокусам в дополнение к своей удаче. Но это было только малой частью его хитроумного плана. Дальше Платон в течение полугода пробивался в ближний круг этого великого князя. Его Высочество, хотя и конфликтовал со своей семьей из-за того, что отбил жену у одного из офицеров Лейб-гвардии Преображенского полка и жил с ней в гражданском браке, но все же он оставался Романовым, а Платон был сыном бедного крестьянина. Тем не менее, встреча за карточным столом состоялась! Тогда Платон, делая вид, – как учил его шулер, – что он плохо понимает толк в картах, проиграл за полчаса двести тысяч обладателю красного алмаза. Великий князь обрадовался и попался на психологический крючок: через полтора часа уже он был должен почти миллион и продолжал играть, надеясь все вернуть и увеличивая ставки. Наступил критический момент – так как Великий князь был в опале перед Императорской четой, а оплатить свой долг не мог, то дело приобретало очень скандальный оборот. Тогда Платон кивком головы пригласил своего визави в соседнюю комнату для разговора с глазу на глаз. «Ваше Высочество, – доверительно и дружески обратился Платон к Великому князю, – я знаю, что у вас есть красный алмаз, приобретенный Вами тайно и инкогнито. Если вы передадите его мне, то я посчитаю ваш долг аннулированным. В знак своего уважения к вам, Ваше Высочество, я обязуюсь выплатить двести тысяч, которые я вам проигрывал до того момента, как удача повернулась ко мне лицом». Так Платон получил то, что хотел. В итоге в течение пяти лет он собрал чуть ли не лучшие образцы всех видов необработанных драгоценных камней внушительных размеров, и про его коллекцию не знал почти что никто – это было, можно даже так сказать, абсолютно интимным хобби.
Так бы шла бы и шла спокойно жизнь Платона, если бы не случайная поездка в Уржум. Навещая очередной раз своего бывшего тестя, он переночевал в своем старом доме в начале июня 1908 года. Из-за бурных событий Платон до этого три года никак не мог вырваться в свою родную деревню в пору цветения шиповников, чтобы в молчании повспоминать свою Катю. Сделав все дела, оставив Малинину сверх меры деньги на содержание своей «родовой усадьбы», он поехал в Уржум уладить некоторые не слишком важные дела, которые требовали его личного участия. Лет семь назад Платон у местного помещика, крупного землевладельца, Таубе выиграл в карты огромный лесной массив, и затем волей-неволей пришлось заняться лесным промыслом со свойственной ему энергией. Нанятый новый управляющий справлялся очень хорошо со своими обязанностями, сберегая новоприобретенную собственность и приумножая его капиталы. Но весной во время сплава случился некий казус: местные крестьяне, имевшие луга в пойме Вятки, были недовольны тем, что его работники подпортили якобы их наделы. Спор был улажен, но Платон решил все же выделить деньги, чтобы компенсировать своим землякам порчу лугов. Находясь в здании Общественного банка, он случайно встретился с тем самым помещиком Таубе, у которого в свое время выиграл в карты лес. Старый дворянин знал цену игре в карты и не держал никаких обид на купца. Наоборот, увидев Платона, он кинулся его обнимать словно какого-нибудь близкого родственника, невзирая на свою старую дворянскую фамилию. «Платон Никитич, я тебя никуда не отпущу из нашего уезда, пока ты не погостишь у меня хотя бы денек, – схватив его за рукав, безапелляционно заявил старый помещик, сделав шутливо-строгое лицо. – Сейчас пойду к исправнику и заявлю в письменном виде: как это так – меня, понимаете ли, обыграл и ободрал как липку, а теперь и знать не хочет?! Никакие возражения не принимаются».
Так к вечеру они в удобном ландо прикатили в утопающую среди роз небольшую усадьбу Таубе на берегу Вятки. Видимо, слухи о его знакомстве с опальным великим князем дошли и до этих мест: до этого, даже после своего проигрыша порядочного куска от своих владений, Виктор Алексеевич, хозяин усадьбы, все же брезговал близко общаться с крестьянским сыном. А тут, увидев почти на улице, привез его домой, словно абсолютного ровню в сословном плане. Первым делом, выяснив, не утомился ли гость, Таубе потащил показывать свои ухоженные владения. Дела у него шли не ахти как, но все же на форс, видимо, денег помещик наскребал. После недолгой экскурсии, так как постепенно начинала донимать мошкара, они зашли в дом. Платон только начал было осматривать интерьер первого этажа каменного, хорошо оштукатуренного, особняка, как перед ним возникло некое сказочное воздушное создание в белом «эллинистического стиля» платье, что тогда только входило в моду в столице. Светло-русые длинные волосы создания были собраны аккуратно с помощью золотой сетки, а в правой руке оно держало букет из распустившихся бледно-розовых роз.
– Познакомься, душа моя, – обратился Таубе к девушке, лет семнадцати на вид, с шутливым тоном, – со страшным разбойником, который отнял у нас лес. Это – Сушков Платон Никитич. А этот ангел «во плоти», – повернул голову он в сторону своего гостя, – моя племянница, княжна Ксения Сонцова, дочь младшей сестры моей супруги.
Васильково-голубые глаза княжны с первого взгляда пронзили сердце Платона – по крайней мере, так ему показалось, – и ему стало впервые за долгие годы неимоверно страшно, что завтра он уедет отсюда и больше никогда не увидит эту девушку. Нет, он не забыл свою Катю, но та любовь была и осталась у него в душе как вечное рассветное утро, оживляющее его жизнь ожиданием дня. И тут он понял, что сейчас полдень – зной страстной любви прорвал все плотины внутри него; и только выработанное опытом жизни купеческое умение невозмутимо встречать любые перипетии позволило ему не показать свое резко изменившееся состояние.