Двух дорог пересеченье

— Мама, папа! Вернулись! Быстрей все сюда! — донеслось до их ушей, едва они ступили в сухой и тёплый коридор и принялись снимать с себя успевшие стать мокрыми пальто и головные уборы.

Владимир с Наташей, отдав одежду прислуге, обернулись к лестнице, ведущей на второй этаж, откуда уже вовсю раздавался топот детских ног, перемежающийся визгом, криками и смехом. Вот в коридоре первым появился мальчик двенадцати лет — в тёмных брючках, белой рубашечке, коричневом вельветовом пиджачке и флотской бескозырке, съехавшей слегка набок. Светлые волосы ребёнка выбивались из-под шляпы непослушными прядями. А серо-голубые очи, замерев на миг на появившихся родителях, обратились к лестнице:

— Где ж вы там?! Что толку бегать с вами наперегонки, если я всё равно буду первым?! Одно слово — девчонки! — прокричал он, топнув в нетерпении ножкой.

— Иван Владимирович, не девчонки, а юные барышни, — поправил Владимир сына. — Следите за своей речью, если хотите прослыть воспитанным молодым человеком.

— Ой, папа! — запротестовал Ванечка, прекрасно знающий, что отец не умеет сердиться: ни на него, ни на сестёр. — Девчонки они и есть!

Тут за спиной мальчика, кубарем скатившись с лестницы, появилась девочка — худенькая и высокая шатенка в белом платьице с рукавами-фонариками, сжимающая в руке игрушечную рапиру*. Ей шёл девятый год от роду. Быстро оценив обстановку своими серо-голубыми глазами, так же, как и Ванечке, доставшимися от отца, она с криком «Ваня, а ну лови!» подбросила вверх своё оружие. И пока Ванечка исполнял приказ сестры, ловко обогнула его и первой добежала до родительских объятий. Владимир, поймав дочку на лету, подхватил на руки и расцеловал в обе щёки.

— Выиграла, выиграла! Я выиграла! — радовалась девочка, вновь обретая почву под ногами.

— Это нечестно! — запротестовал Ваня.

Положив на ступеньки пойманную рапиру, он кинулся следом за сестрой и добежал до Натали, уже присевшей и раскрывшей свои руки, дабы обнять его. Ванечка, всё более и более в последнее время любивший величать себя взрослым и всё чаще сторонившийся родительской ласки, принял решение забыть на некоторое время о своих принципах. Он обхватил ручками Наташину шею и сам поцеловал в подставленную щёку.

— Добрый вечер, матушка и батюшка. Должен вам сообщить, что Вера играет не по правилам, — заключил он с расстановкой, глядя на сестру с явным укором.

— Зато выигрывает! — парировала выпад Вера Владимировна Корф, подходя к Натали и целуя в щёку вслед за Ванечкой.

В это время её брат с важным видом пожимал отцовскую руку. Вера не упустила возможности состроить ему, оборачивающемуся к ней и словно говорящему «Погляди, как я умею!», забавную рожицу.

— Вера! И ты туда же, — вздохнула Натали, выпрямляясь. — Ей-богу, они так похожи на нас с Мишей в детстве — просто диву даёшься.

— А где вы потеряли остальных сестёр? — спросил Владимир у детей.

— Мы сьдесь! Мы сьдесь! — раздался звонкий детский голосок. — Мамочка, папочка, это всё Люба, котолая ещё слишком плохо бегает!

В коридоре нарисовались оставшиеся члены семейства Корфов. Ещё одна девочка пяти лет в красно-синем клетчатом платьице, шитом по новой английской моде, волокла за ручку свою сестрёнку — малышку в розовом, которой недавно минул год и несколько месяцев, прижимающую к груди деревянную погремушку.

— Я спускалась следом за Велой, потом оглянуась, а там Люба стоит навелху. Не может сьлесть. Ступеньки слишком бойшие. Не могла же я босить её! Плишлось венуться и взять. Мы поседние, ну и пусть, — причитала Надя, в то время как меньшая Люба, с трудом поспевая за ней, запуталась в своих ножках, упала и захныкала.

— Не плачь, родная, — сказал Владимир, подходя к опоздавшим девочкам и беря на руки кроху.

Он прижал младшую дочь к своей груди, осыпая поцелуями макушку в белом чепчике. Люба, являя собой самую ярую любительницу отцовских рук, а также сказок на ночь, читаемых ей преимущественно Владимиром и непременно в его объятиях, вмиг затихла. В то время как Надя получила от Натали свою долю материнской нежности.

— Какая ты молодец, что не бросила сестру! Умница моя, — приговаривала Наташа, гладя дочку по голове.

— И вправду, Надя, твоя способность думать не только о себе, но и о других восхищает нас с каждым днём всё больше, — согласился с женой Владимир, наклоняясь вместе с Любой, чтобы поцеловать ту, которая также, как и остальные дети, никак не могла остаться без отцовского внимания.

— Благодалю, — скромно потупилась Надежда, втайне млея от родительских комплиментов. — А Любу я ни за что бы не босила.

Так уж повелось в семье Корфов, что старшие дети, Ванечка и Вера, составляли собой первую пару, находившую друг в друге благодарных товарищей по играм и шалостям. А младшенькие, Надя и Люба, точно также срослись и были не разлей вода. И если в первой паре Вера тянулась за братом, стараясь перещеголять его во всём, в чём только можно: будь то музыка или иностранные языки, танцы или гимнастика, интересуясь даже военным делом; то во второй паре старшая, Надежда, тянула за собой младшенькую, не только играя с последней, но и частенько перенимая на себя роль наставницы, обучая малышку всему тому, чему удавалось обучиться самой у общей няни. Наде вообще нравилось заботиться о младшей сестрёнке. И несмотря на то, что все четверо детей были несомненно дружны между собой, именно с Любой она готова была просиживать часами — неважно чем при этом приходилось заниматься. Пожалуй только отцу Надежда готова была на время уступить своё главенство над малышкой.

— Что вы без нас делали? И почему никто из вас до сих пор не в постели? — спрашивали оба родителя, пока семейство поднималось наверх по парадной лестнице.

— Мы собирались лечь, только хотели успеть нарядить рождественскую ёлку к вашему возвращению домой! Но вы приехали раньше, чем говорили, — оправдывалась за всех Вера, скача через две ступеньки.

— Папа, ты бы видел все эти иглушки! Там таакие б’естящие звёзды! — вторила сестре Надя, поднимаясь за ручку с Натали. — Мама, а какие снежинки мы вылезали с мисс Смит из бумаги! Вам непеменно надо увидеть! Даже Люба вылезала — я ей помогала уплавиться с ножницами.

Любочка, по прежнему сидевшая на руках у Владимира, зазвенела своей погремушкой, будто подтверждая, что да, она конечно же участвовала наравне со всеми.

— А я повесил с десяток своих солдатиков! — подал голос Ванечка, находившийся по левую руку от отца. — Мне они больше ни к чему. Но зато на ёлке здорово смотрятся!

— Ты бы не повесил их, если бы я не придумала достать ленты, чтобы подвязать ими твою армию, — заметила Вера, первой одолевая ступени и поворачиваясь к остальным.

— Зато именно я поднял тебя высоко-высоко, благодаря чему на нашем рождественском дереве появилась красивая макушка! — взял реванш у сестры Ванечка.

— Удача, что вы не упали и не завалили ёлку, — улыбнулась Наташа.

— Если бы они упали, мне пишлось бы стать дохтолом. И лечить их, — вздохнула Надежда. — Вот тогда хлопот бы у меня попибавилось!

Она посмотрела на старших брата и сестру с невозможно озабоченным видом, будто падение уже приключилось, а потом ещё и закивала головой, не иначе как подражая строгой воспитательнице, манеры которой успела подсмотреть, гуляя намедни с мисс Смит в садике рядом со Смольным и встретив там группу юных институток во главе со своей патронессой.

Владимир с Наташей в который раз поразились: откуда в пятилетнем ребёнке может быть столько серьёзного?

— Пойдёмте и полюбуемся на вашу ёлку. Нам с вашей матушкой чрезвычайно интересно, что у вас получилось, — предложил Владимир.

Все члены семьи поднялись по лестнице и остановились на площадке второго этажа, встав тесным кружком.

— Только потом сразу по комнатам и готовиться ко сну, — мягко напомнила Натали, кивая в сторону детской половины, где в гостиной ещё вчера установили пушистую лесную красавицу. — Несмотря на то, что мы вернулись несколько раньше обещанного, время уже позднее. Вам всем пора спать.