Двух дорог пересеченье

— Наташа! Вот это подарок! — радостно воскликнул Репнин, заключая сестру в объятия. — А мы и не думали, что ты явишься так скоро. Мы с Лизой полагали, что ты не захочешь столь легко променять придворную жизнь на скромное существование в деревне!

Натали засмеялась, крепко стискивая могучие плечи брата:

— Брось, Мишель, я давно должна была приехать к вам! А жизнь при дворе не столь романтична — ты сам это прекрасно знаешь.

Закончив с приветственными нежностями, Михаил, несколько посерьёзнев, пристально вгляделся в лицо сестры.

— Что-то случилось?

— Вовсе нет, — невозмутимо ответила Наташа. — Хочу поскорей увидеть Лизу — соскучилась до невозможного! Отведи меня к ней.

— Ладно, позже обсудим, — кивнул князь.

Он слишком хорошо знал характер сестры. Если пожелает поделиться — обязательно это сделает, ничего не тая. А ежели сочтёт, что её тайны его не касаются, тут уж хоть клешнями тащи — ни за что не расскажет, в чём дело.

— Мы, по правде сказать, всё равно тебя ждали. Как и год назад, когда ты не соизволила почтить нас своим присутствием, — продолжил беседу Миша, пока они поднимались по ступеням. — Крайний справа флигель только твой. И комнаты готовы — заезжай хоть сию минуту.

— Спасибо. О, если бы ты знал, как я рада, что приехала к вам!

Репнин заинтригованно посмотрел на неё. Наташа оставила его взор без внимания. Они задержались ненадолго на крыльце, отдавая распоряжения насчёт вещей, а после отправились в дом. Миша проводил сестру в покои Елизаветы Петровны и перед дверью в будуар шепнул княжне на ухо: «Сейчас для неё будет сюрприз!» Он пропустил Наташу вперёд, а затем вошёл следом. Лиза, уютно устроившись в кресле-качалке, сидела с книгой в руках. Заслышав скрип половиц, она оторвалась от чтения и подняла своё мечтательное, несколько отрешённое лицо, обрамлённое светло-русыми волосами, собранными на затылке по-простому в косу.

— Бог мой, Наташа! — ахнула Лиза, просияв доброй, искренней улыбкой. Будто лучик весеннего солнышка озарил собою всех в комнате.

Она с нескольким трудом поднялась из кресла, и Натали заметила, какой большой живот у её невестки. Срок и вправду был немаленьким. Подруги обнялись, едва не плача от долгожданной встречи.

— Как отрадно видеть тебя! А я гадала: отпустит тебя государыня или нет? Ты устала с дороги? Хочешь отдохнуть? Или мы с тобой поболтаем немножко? — тараторила на радостях княгиня Репнина. — Тебе придётся привыкнуть, что я сейчас не такая попрыгунья, как раньше. Всё больше сижу или лежу. Читаю, рукодельничаю. Доктор сказал, что мне нужен покой, дабы выносить своё дитя.

— Я нисколько не утомлена дорогой, — ответила Натали. — Но если можно, не отказалась бы от чая и чего-нибудь лёгкого, перекусить.

— Тогда пойду распоряжусь, — сказал Миша, оставляя дам. — У вас наверняка найдутся женские секреты, которые лучше не слушать мужчинам. Если понадоблюсь — я у себя в кабинете.

— Он такой замечательный муж! — прошептала Лиза, провожая Репнина взглядом. — Чтобы я без него делала? Да ничего. Все дела поместья целиком и полностью на нём. Ещё он хочет купить суконную фабрику, расположенную неподалёку. Говорит, что это прекрасная возможность обеспечить местных крестьян работой с достойной оплатой, поскольку сукно хорошо продаётся. А ведь папенька перед отъездом не скрывал своего скепсиса по поводу того, как Миша станет здесь хозяйствовать.

Натали, никогда не сомневавшаяся в способностях брата к тому или иному делу, улыбнулась в ответ.

— Да что же мы стоим? — спохватилась хозяйка дома. — Садись, дорогая, вот здесь, прямо напротив меня.

Она устроила Наташу в такое же уютное кресло-качалку, какое предназначалось и для неё. Вновь в покои Елизаветы Петровны открылась дверь, и вошла девушка с подносом.

— Наташа, познакомься, это наша горничная Даша. Мы взяли её заместо Татьяны.

Горничная поклонилась Репниной. Поставив на стол, стоявший между барышнями, поднос с чайником, чашками, конфетами и пряниками, Даша молча удалилась.

— Хорошая, покладистая девушка, — отрекомендовала Лиза, разливая чай по чашкам. — Всех слуг в доме тоже нанимает Миша, я ничегошеньки не касаюсь. И ещё говорит мне: «Если что не так — сразу сообщай, я не потерплю плохих работников». Да только он таких набирает, что и придраться не к чему. И это при том, что я ни разу не слышала, чтобы на кого-нибудь из них он повысил голос или, не дай бог, кому-то грозил наказанием.

— Мишель — достойный человек. И я безмерно рада, что он выбрал в жёны именно тебя, — сказала Наташа, прихлёбывая чай. — Лучшей золовки мне не найти.

Они поговорили немного о погоде, о том, как устроились в своём Саратовском родовом поместье покинувшие здешние края князь Пётр Михайлович с Соней и Татьяной, о маменьке Лизы, княгине Марии Алексеевне, ушедшей в монастырь искуплять грехи, о здоровье самой Елизаветы Петровны — словом, о том о сём, как любят болтать близкие по духу барышни после долгой разлуки. При этом Наташа старательно избегала темы, связанной со смертью Анны. Но Лиза, не имея подле себя ни матери, ни сестры, которым можно доверить женские горести, сама завела об этом разговор.

— Владимир Корф, — начала она, качая головой. — Я желала бы поговорить с тобой о нём. Видела бы ты, милая Наташа, его сейчас. Как он изменился после гибели дорогой A

— У меня до сих пор не укладывается в голове, что Анна умерла, — сокрушённо проговорила княжна Репнина.

Их чаепитие завершилось, и они сидели друг напротив друга, практически одинаково сложив руки на коленях.

— Ты ведь практически сразу после нашей двойной свадьбы уехала в Италию. Я расскажу тебе эту историю, насколько смогу. Лучше тебе узнать всё от меня, чем от чужих, многие из которых при нынешних обстоятельствах рады наговорить небылиц. И потом, мне самой необходимо выговориться кому-то, а Миша… Не хочу бередить его раны. Думаю, ты понимаешь, о чём я.

Натали ответила молчаливым кивком. Она понимала. Ведь её брат когда-то был пылко влюблён в Анну Платонову, делил девушку с Владимиром Корфом, стрелялся из-за неё с лучшим другом на дуэли.

— После свадьбы Анна и Владимир уехали в свой медовый месяц во Францию, а мы с Мишей сразу поселились здесь, в доме, где я выросла, — начала рассказ Лиза. — Анна часто писала мне письма. Они сперва остановились в Париже, где посещали музеи и театры, гуляли по городу и паркам. Она была просто в восторге! Столько красивых мест, столько впечатлений! Потом они направились в Прованс, где вдыхали аромат лавандовых полей, казавшихся моей новообретённой сестре просто бескрайними. И, наконец, путешественники доехали до Средиземноморского побережья, своей конечной точки маршрута. Владимир снял для них красивую виллу в Ницце, стоявшую недалеко от берега моря, на высоком и крутом обрыве. Всё было хорошо, просто прекрасно. Если верить письмам Анны, то они с Владимиром были счастливы, как никогда. В их семье царили мир, покой и взаимопонимание после долгой череды размолвок, предшествующих свадьбе. Они гуляли вдоль берега, наслаждаясь морскими пейзажами с лазурной водой, безоблачным небом и ярким солнцем, освещающим небосвод. Заводили знакомства с местным обществом, а по вечерам частенько отправлялись на балы. Как вдруг однажды Анна почувствовала недомогание, и прибывший доктор-француз объявил, что она ждёт ребёнка. Радости супругов не было предела.

— Как красиво всё начиналось. Отчего же их история закончилась столь печально?

— Дело в том, что Анна от природы имела хрупкое телосложение, не предназначенное для родов, — ответила Лиза, водя пальцами по краю стола. — Доктор сразу предупредил их, что роды для неё чреваты вопросом жизни и смерти, и посоветовал, — тут она замотала головой, едва сдерживая подступившие слёзы, — ах, Наташечка, посоветовал избавиться от ребёнка, пока не поздно! Благо есть какие-то снадобья. Но Анна ни в какую, хотя Владимир, желая сохранить её жизнь, пытался настоять на рекомендациях медика. Однако она твёрдо решила рожать, запретив впредь даже заикаться об избавлении от неродившегося дитя. Вскоре они вернулись в Двугорское и поселились в доме Корфа. Беременность протекала на удивление легко, за исключением обыденных недомоганий, свойственным всем женщинам в этот период. Казалось, опасения напрасны.