Страница 3 из 6
О лучших временах напоминали сохранившиеся у него нездешние красивые вещицы: восточные тапочки с загнутым вверх носиком, благородно потертый добротный кожаный портфель, пижама из черного шелка, чеканные тарелки на стенах. Новенькие медсестры психбольницы, куда время от времени он помещался, непременно интересовались у врачей, что за пациент в необычных тапочках и в роскошной пижаме; относились к бичу чуть внимательнее, чем к остальным клиентам диспансера.
– Други мои, влюбились, а любить нечем, не выросло еще? Родителей шантажировать собрались? Чтобы пожалели, апельсины в больничку таскали? И так, вас, засранцев, жалеют. Обидчиков всех и сразу наказать хочется? Не получится. Чхать им на ваши обиды. Кто пострадает и будет всю жизнь страдать, это папы-мамы. Родители «не дотягивают», открытым текстом скажите, чего вам от них надо, – перешел на эмоции дядя Алик. Внезапно иссяк. Уже тише, вполголоса закончил, – родители для вас живут.
«Да, так и «поверил». Ради себя они живут. Как можно ради кого-то жить? Живут ради себя. Кормят – не всегда вкусно, одевают – так себе, поразвлечься – какой там,» – хотел возразить, да не стал Робби.
На площадке появился Парашютист, направился в их сторону. «Долго жить будет», – прокомментировали его появление ребята. Он явно хотел подсесть к ним. Пацаны крикнули грубое «отвали», он пошел прочь. Снайпер и Хмурый, как минимум, реальные пацаны, общаться с чмо – с человеком морально опустившимся – не достойно статуса. Резко наступила полная темень, родители вот-вот придут с работы. «Ой, бляха муха, – зачертыхался Робби, – заболтался, надо бегом домой, родаки на подходе». Троица поднялась со скамьи, каждый попёрся к своему подъеду. Дома он срочно создал видимость, что никуда не отлучался, делал уроки и, в принципе-то, примерный мальчик. Он умеет создавать видимость, которая всех устраивает.
Перепалка на уроке английского языка, комплементы одноклассников, болтовня с дядей Аликом взбодрили Робби. Перед сном он удовлетворенно сказал себе: «да, есть фигня, от которой можно отключиться, быть нигде и вернуться. Проблемы улягутся, все обрадуются возвращению, снимут претензии, и живи дальше как пожелаешь. Пугают: вредно, опасно. Шекспир не пишет, что опасно. Он бы честно написал, если опасно, он же гений. Не дурь, не колёса. Что это? Неважно. Важно, «оно» существует, дает нужный результат. Вот бы достать, испытать». Впервые за два месяца он быстро и сладко уснул.
Химия
Наутро Робби проснулся в приподнятом настроении. Они делили с младшим братом комнату и диван. Мелкий просыпался обычно в хорошем настроении, готовым ко всяким приключениям. Робби лень быть активным и позитивным. Спозаранку его накрывает скукота. Не скука, именно протяжная, липкая скукота. Делать ничего не хочется, даже зевота бесит, не кончается вовремя. Они с братом одни гены унаследовали, но они такие разные, даже внешне. Почему он хмурной, нелюдимый, Мелкий – наивный и забавный? Робби любил братишку, готов зубы выбить любому, надумай тот задеть Мелкого. Робби любил братишку не только по факту родства. Не только потому, что младший был частью жизни Робби. Робби в глубине души верил, что и он когда-то превратится в открытого, доброжелательного, веселого шустрика, который примагничивает к себе окружающих. У них одна кровь, их одинаково воспитывают, по крайней мере, воспитатели одни и те же. Следовательно, вероятность правильной его трансформации высока.
Как-то состоятельные родственники пригласили Наминых встретить Новый год в недавно отстроенном коттедже. Родичи провели экскурсию по дому, показали даже туалетные комнаты на обоих этажах. Когда чинно расселись за праздничным столом, Мелкий громко заявил: «А-аа, я понял, почему у вас два туалета. Один чтобы пи́сать, другой – чтобы какать!». Все грохнули от смеха, новогоднее настроение было обеспечено. С тех пор пересказывают эту байку всем гостям, которые заходят в их дом впервые. Наминых, кстати, родичи больше не приглашали в гости. Плебеи и мажоры – не ровня.
На следующий Новый год Намины решили пригласить Деда Мороза по вызову. Дед Мороз пришел в назначенное время, отыграл программу, вручил подарок, ушел восвояси. Мальчик долго ходил по комнате, держа неразвернутый подарок на вытянутых руках. Робби поинтересовался: «мама с папой подарили?» Малыш в ответ уверенно: «Нее, Дед Мороз. Знаешь, у него на самом деле нос красный». Робби подыграл мальчику: «борода у него есть?» Услышал «да, белая». Мальчуган решил поделиться потрясающей новостью среди соседских дошколят. Он подходил к ним, объявлял: «Ко мне сегодня Дед Мороз приходил, он – настоящий». Дворовая малышня начала подтрунивать, втолковывать дурачку про переодетого студента. Обе стороны доказывали: «врешь; нет, ты врешь; дурак, веришь в сказки; это ты дурак, Дед Мороз к дуракам не ходит, я дурак?!» Страсти накалились по-взрослому. Назревала драка, силы были неравные. Робби увидел, как дети окружили Мелкого, выбежал из квартиры, стал колбасить обидчиков Мелкого. Те мгновенно в рассыпную.
Через минуту братья остались одни. Мелкий, глядя в глаза Старшего Брата, задал принципиально важный вопрос: «он, в самом деле, существует?» Робби ответил искренне: «Да. Ты его по телевизору видел? Видел. Он домой к нам приходил? Приходил. К ним никогда не приходил, поэтому они не верят». «А на следующий год Дед Мороз придет?» – не унимался мальчик. «Придет, конечно», – заверил Робби. Мелкий выдохнул довольное «понятно», схватил руку брата, и с гордо поднятой головой пошел домой. Мало у кого во дворе были сильные старшие братья, у него есть! Блаженная улыбка долго не сходила с лица Мелкого. Весь вечер он сокрушался, что Робби не увидел, как неожиданно к ним в гости пришел Дед Мороз. Робби же в этот вечер думал совсем другие думы: «Зачем говорить правду? Придет время, сам поймет».
У братьев Наминых общие предки, квартира, диван. Однако имелась роковая разница между начальными страницами их жизненных историй. Отца «закрыли», когда Робби было чуть меньше, сколько сейчас Альберту. Мама много работала, бабушка жила отдельно, Робби рос сам по себе. Потом отец вернулся, бабушка продала дом, переехала в город, сообща Намины купили большую квартиру. Вскоре родился братик. Он стал центром Вселенной, вокруг которого вертелась жизнь семьи. Мелкий не соприкасался с негативом ни в какой форме, как Буддёнок – Будда – в детстве. На него не кричали, не оставляли одного, ему разрешалось пачкать обои, прыгать в постели, есть на завтрак одни конфеты. Когда в детстве простывал Робби, мама ему давала противные горькие пилюли. Сейчас для малышни завались сладких сиропов, шипучих витаминов, пить которые сплошное удовольствие. Мелкому покупали яркую одежду, Робби – не маркую. Отец постоянно возился с младшим сыном, разговаривал с ним перед сном подолгу, носил на руках, опасно вертел, побрасывал к потолку, брал в гости: «Будет хныкать без нас с мамой». Робби в гости не брали, он «взрослый» по гостям ходить, и оставляли, как на привязи, под охраной бабушки возле телевизора.
Отец Робби не обижал, но и не замечал, разговаривал сугубо по необходимости и кратко: вопрос-ответ, вопрос-ответ. В присутствии посторонних формально проявлял отеческую заботу. Во время разборок по поводу учебы, поведения в школе или соседи пожаловались, любые попытки Робби оправдаться тут же пресекались приказами: «пасть закрой», «заглохни». Нелицеприятные сцены огорчали женщин Наминых. Ради мира в семье мать и бабушка не вмешивались в разговор отца и сына, не перечили главе семьи. «Образумится со временем», – обманывались женщины. Для них казался важным залогом хороших отношений отца и сына в будущем то обстоятельство, что лицом и статью старший сын был копией отца, чего тот не мог не видеть.
Терпел ситуацию и Робби. Ясное дело, отец ушел в места не столь отдаленные, когда ему было четыре года. Он быстро забыл папу. Соседский мальчик бросал все игры, кидался к отцу, едва завидев родителя во дворе. Вслед за ним, с возгласом «папа, папа!» бежал навстречу соседу Робби. Малышу нужен был отец, у других же есть. Повторялось это регулярно, пока сосед не попросил мать объяснить ребенку, кто есть «папа» и почему не он папа Робби, а то «перед соседями неудобно, не дай Бог, поверят, что я действительно отец вашего ребенка».