Страница 2 из 6
Находиться на детской площадке – гениальная тактика малышни и подростков. Дети, большие и малые, вроде на виду, хотя о чем толкуют и что делают на самом деле, из окон смотрящие на них взрослые не подозревают. Ребята и девчата постарше умудряются курить, тянуть пивко, обниматься и целоваться на площадке так, что их не могут уличить в непозволительных занятиях. Пацаны и девчонки помладше развлекаются активнее: дерутся, разминаются на турниках, прыгают через ограду площадки, разгоняют качели до перекладины. Трудно назвать прыжки через ограду паркуром. Все же, они дают хоть какую-то радость мышцам.
На доморощенный детский и подростковый экстрим жители квартала не обращают внимание. Главное занятие взрослых и детей, кто кучкуется на площадке утром, днём или вечером это трёп. Трёп о том, о сём, обо всём!
Осенью на площадке особенно красиво. Деревья вокруг площадки оголены, но не смотрятся сиротами. Золотые, медные, багряные листья толстым ковром покрывают асфальт. По ковру приятно ходить, распихивая листья, издающие то шелест, то хруст. Эти звуки расслабляют, успокаивают.
Лучше всего успокаивает, настраивает на философский лад костер из опавших листьев. Огонь пожирает листья, даря взамен вкусную ностальгическую горечь дымка. Попробуй, организуй костер на площадке, сразу сбегутся, кому не лень, с криками «НЕЛЬЗЯ!» Нельзя, хотя листья это мусор, гниют в дождь. Нельзя, даже если дворник рядом. Ребята пробовали, но им не дали разжечь костер на площадке. Скажите тогда на милость, где и как расслабляться в городе?
Когда Робби подошел к «их» скамье на площадке, там уже сидел Снайпер. За узкие глаза и любовь к охоте его отца прозвали в детстве Снайпером. По наследству прозвище перешло к сыну. Наверное, и внуку достанется. Снайпер2 дорожил доверием отца, выходил во двор раньше других, раньше других уходил. Он боялся, отец мог строго наказать, то есть не взять на рыбалку, охоту, поэтому четко придерживался правила: возвращаться домой не позже родителей. Парнишка обожал поездки в исключительно взрослой мужской кампании от людей к зверям и рыбкам. В лесу, в горах или на берегу речки Снайпер ничего не боялся, ничто не выводило его из равновесия. В городе он не строил из себя крутого парня, но и унизить Снайпера не решались. Немногословный и наблюдательный, Снайпер был идеальным слушателем, и, судя по всему, на тот момент имел свободные уши.
Робби подсел к Снайперу, воодушевленно рассказал ему в деталях, что случилось сегодня на уроке английского языка. «Вот бы дня на три умереть, потом ожить. Надоели: плохо учишься, не думаешь о будущем, в наше время надо быть шустрым», – закончил свой рассказ Робби. Замолчал, задумался. «Устал от предков, нудят и нудят, не хочу быть таким, как им надо, хочу быть никаким, просто тупо жить, лучше – с кайфом», – эти мучавшие давно уже мысли высказать безобидному Снайперу, несмотря на отсутствие рядом авторитетных пацанов, постеснялся. Робби – парень из массовки, солировать не положено.
Но утренний успех не прошёл бесследно. В него вселился вирус дерзости. Он предложил Снайперу расспросить дядю Алика, существует ли подобие шекспировского зелье, если существует – как достать. Дядя Алик знал огромное количество странных фактов, увлекательно о них распространялся. Он будто услышал ребят, вышел из подъезда, направился в сторону магазина. Ребята его окликнули, подошли к нему. «Дело есть, – начали ребята. – Знаешь про капли, от них можно вырубиться, родственники за мертвого примут, потом на третий день просыпаешься, как ни в чем не бывало, бодрым и веселым. Классно! Джульетта из «Ромео» три дня мертвая была, потом ожила. Это реально?»
– Вопрос конечно интересный, но – затянул было дядя Алик, но оборвал себя. – Рецепт нужен? Жить надоело, родители достали? Схожу в магазин, расскажу, что знаю.
Долго ждать не пришлось. Гуру вернулся с сигаретами и хлебом, подсел к ребятам, закурил, объявил «вам не дам, самому не хватает», начал речь:
– Так. Во-первых, йоги умеют управлять дыханием, останавливают и запускают сердцебиение, повышают температуру тела. Самые продвинутые умирают под собственным контролем, постепенно затормаживая процессы в организме. Плавно, без агонии, уплывают в смерть. В буквальном смысле за–ми–ра–ют.
– Какие йоги? Джули выпила зелье, отключилась. Лично мне непонятно, почему пульс не прощупывался, – нетерпеливо прервал дядю Алика Робби, чтоб не отвлекался от злобы дня.
– Перевяжи вену выше локтя на два часа, и у тебя пульса не будет. Её не случайно не похоронили сразу, оставили в склепе. Медики, не только они, могут искусственно вызывать ко́му. В ко́ме человек, конечно, дышит, пульс прощупывается. Кома это как открытая дверь в смерть. Перешагнешь порог или останешься перед дверью, никто не знает, куда перетянет. Ребята, с этим шутки плохи, – понесло дядю Алику в любимую тему. – В психушке провоцируют похожее состояние. Это, конечно, не ко́ма, но дурняк еще тот. «Полет над гнездом кукушки» смотрели? Как в психушке из клиентов овощ делают? Могут вырубить, мало не покажется. – Дядя Алик остановился на пару минут, отгоняя воспоминание, когда он в первый раз попал в дурку. Пацаны вежливо «не заметили» минутное замешательство. – Раньше при дебюте шизофреникам вводили инсулин, человек мгновенно становится абсолютно беспомощным. Тело за секунды покрывается по́том, затем начинает трясти, ноги подкашиваются, клиент падает куда придется, если, конечно, предварительно его не уложили на кровать. И начинает засыпать, как в степи глухой замерзал ямщик. Это в лучшем случае. В худшем – проваливается в небытие. Клиент обездвижен, думать практически не может. Медики, видимо, думают, мозг отдыхает от мыслей. Таким макаром перевоспитывали шизиков. Через два-три дня возвращали «оттуда», вводя глюкозу. После «возвращения» крыша еще круче едет, навязчивые идеи тут как тут.
– Парашютист – шизик? – Робби не намерен был слушать лекцию дальше. Есть конкретный вопрос, нужен конкретный ответ, но попутно Робби решил удостовериться, что Парашютист не дружит с головой.
«Парашютистом» на квартале звали взрослого уже парня, прыгнувшего летом со второго этажа пятиэтажки. Года два до прыжка он резал вены на руках, мать была дома, узрела вовремя, вызвала скорую помощь, обошлось. В этот раз, обидевшись на девушку, которую он считал своей, а она так не считала, шагнул вниз с подоконника в подъезде. В реанимации врач несколько раз спрашивал потерпевшего, с какого этажа тот прыгнул. Ответ, что со второго, сильно удивил врача: «Почему не с последнего?» Парашютист честно объяснил: «Я мог умереть». Врач взял руку Артура, повернул тыльной стороной, увидел шрамы от порезов, спросил «на учете?». Парень кивнул. Для Робби такой способ борьбы за преференции от родителей не подходит, слишком болючий, рискованный. Он не дурак в инвалиды записываться или, того хуже, умереть.
– Он инфант и социопат. – Дядя Алик почувствовал, ребята не знают значение слов, продолжил понятными словами. – Ведет себя как капризный мальчик. Конченый эгоист, – вот он кто. У него все виноваты, особенно мать. Не работает, не учится. Лучше бы он родился нормальным инвалидом, тогда его маме легче бы было перед соседями.
Задумались все трое. Парашютист в двадцать два года выглядит пятнадцатилетней бледнолицей девчонкой: загар не ложится, гладкие щеки мало знакомы с бритвой, редким, некогда белокурым, теперь блёклым, волосам нельзя придать форму, настолько они мягкие и тонкие, как у малышей. Хрупкое телосложение, узкие плечи, длинные ноги говорили дяде Алику, что у парня запаздывает гормональное развитие. Болезнь? Характер? Поправить природу в качалке будет лениться. Встречаться с девушками, чтобы запустили механизм, тяги и денег нет. Насильно забросить в глухую деревню, пристроить на тяжелую физическую работу, чтоб мозги проветрились, а мышцы наросли, мама не рискнет.
– Вместо того, чтоб языком чесать, лучше спортом бы занимались, – оборвал паузу дядя Алик. Какой взрослый упустит возможность поучать подрастающее поколение? Он искреннее беспокоился, чтобы дворовые парнишки не свернули не на ту дорожку, куда не следует. На квартале знали, где-то живут двое его сыновей и бывшая жена. Дядя Алик – бич, бывший интеллигентный человек, во всем бывший: бывший переводчик, жил и работал некоторое время в Иране, бывший муж и папа, бывший состоятельный человек. Выпускник престижного университета, он попал на работу за границу, на каникулах приезжал в родной город, здесь женился. Когда заболел, в смысле – крыша поехала, жена сдала его родителям, сама уехала жить далеко в теплые края, на юга.