Страница 3 из 16
Несколько человек тащили через вагон пустой гроб.
Пассажиры притихли, наблюдая за этим.
– Хоронят кого-то, – сказала слепая старушка. Елена почему-то побледнела и спросила:
– Но зачем это? Зачем?
2.
– Все нормальненько будет.
Александр Сергеевич называл свою комнату «маленьким звездолетом».
Поэтому, увидев у себя на пороге Елену, сказал:
– Добро пожаловать на борт.
На скорую руку прибравшись в комнате, он снял с гвоздя кипятильник и запихал его в чайник.
– Что-то ты сегодня мрачная.
Последние несколько месяцев Елена часто слышала такие слова.
Она с трудом подавила в себе раздражение.
«Говорят, лишь бы что-то сказать, – подумала она. – На самом-то деле всем наплевать».
– Да все у меня в порядке, Саша. Может быть, легкая депрессия.
Александр Сергеевич с сомнением посмотрел на Елену. Потом встал и распахнул форточку.
– Вот, посмотри, весна, какой классный день сегодня.
– Да… Но ты ведь знаешь, что я больше люблю осень
– Нет, ты правда какая-то странная. Ну, ничего, все нормальненько будет, точно тебе говорю.
Когда Александр Сергеевич говорил слово «нормальненько», Елене хотелось плакать. Даже с ним ей было одиноко.
«Такое ощущение, – думала она той весной, – что меня преследует злая сила. Счастливые возможности ускользают от меня. Что это? Депрессия? Даже думать мучительно. Чем
я хуже остальных? В чем я провинилась? Только в том, что
недостаточно живая? Не радуюсь птичкам? Травке зеленой? Бабочкам, в конце концов? Люди гуляют по улице. Говорят о погоде. Им хорошо сейчас. Ну, а дальше-то что? Что дальше?»
Саша налил чаю в два граненых стакана.
– Нормальненько все будет.
Елена, очень бледная, с расширенными зрачками, сидела в кресле. Она слушала крики играющих детей, доносящиеся с улицы.
– Нормальненько все будет. Нормальненько.
Саша встал и прошелся по комнате. Выглянул в окно. На солнце наползла туча. Елене показалось, что у нее потемнело в глазах.
– Еще чаю? Да ты не волнуйся, все будет, все будет, – бормотал Александр Сергеевич. – В смысле – нормальненько. Это просто депрессия, понимаешь?
С Александром Сергеевичем всегда как-то легко, подумала Елена. И не думалось о другом с Александром Сергеевичем. Спокойно было с ним. Нормальненько.
3.
Прошло полгода, и вот однажды она припомнила этот разговор удивительно отчетливо. Сегодня был другой день. Сегодня всегда с нами. Завтра – белиберда. Девушка шла быстро, как будто убегая от предчувствий.
Дорога с электрички шла через парк. Ранним вечером Елена возвращалась из города. Шуршали под ногами листья.
Она и вправду больше всего любила осень. Испытывала блаженство. Слегка леденящую тоску, но и та была приятной.
В мутной грусти можно было с упоением раствориться. Или погрузиться в детские воспоминания. Когда-то была зеленая дача. Беготня детей в крыжовнике и огромный мухомор, найденный папой у Синего Камня. Тогда папа был еще совсем молодой, но уже с небольшой лысиной. Было детство, и все проблемы оставались впереди.
Наступившее сегодня представлялось совсем не таким. От
облетающих деревьев – она всегда их любила – веяло унылой кладбищенской жутью.
«А вдруг здесь какой-нибудь маньяк? Насильник?» Елене было страшно. Такие теперь времена. Кого-то постоянно хоронят в пустом гробу.
Она ускорила шаги.
Дома, вопреки дневным ожиданиям, никого не оказалось.
Заботливо оставленный ключ лежал на прежнем месте.
Елена разделась и залезла под душ. Как сомнамбула, она стояла под ржавой струйкой, в угасающем свете электричества.
С кухни доносилось бульканье радиоприемника. Передавали последние известия. Кому-то, возможно, и было до них дело. Только не Елене. Не слыша ничего, она лишь бормотала: «Мама… Мамочка».
Телефонный звонок вывел ее из транса. Елена завернулась в полотенце и вышла в коридор.
– Алло? – тихо произнесла она, сняв трубку («Саша!»). – Как хорошо, что ты позвонил… Да? Нет, все в полном порядке. Как обычно. Нет, не приехал.
– Елена, – сказал Александр Сергеевич в трубке. – У тебя странный голос.
– Наверное, простыла. Попала в городе под дождь. Зайдешь сегодня?
– Не умирай без меня. Я, впрочем, задержусь. У меня сейчас дело. Но постараюсь к тебе заглянуть.
– Обязательно! – сказала Елена в трубку.
– Пока?
– Пока.
Предчувствие. Неожиданно изменившееся лицо твоего друга… Чей-то пролетевший мимо недобрый голос… Сожженные в печке волосы… Злые глаза случайного прохожего предвещают беду. Обнаруживается ее неявный знак. За ним – внезапное, иногда едва заметное, а иногда и погибельное прикосновение зла.
Не будет звонить телефон. Выключится сам собой телевизор. И радиоэфир будет хранить радиомолчание, заполненный вещим «никогда».
Выпуск новостей закончился, и началась какая-то религиозная передача.
Елена остановилась перед зеркалом и посмотрела на свое отражение.
– Города не существуют сами по себе, – говорил спокойный женский голос. – Они соединяются железными дорогами. Цивилизация изобрела самолеты. Мир опутан телефонными проводами. И люди сами по себе не живут.
Елена вздрогнула при этих словах.
– Но как же это? Как? – произнесла она.
– Если человек один, это плохо, – продолжал женский голос. Это очень плохо. И совсем никуда не годится. Рядом с вами такие же люди, как вы. Сами по себе только звезды на небе, где живет наш Спаситель. Но на то законы космоса, намного более суровые, чем земные.
Плавно меняющиеся интонации голоса в приемнике успокаивали.
Стоя с опущенными ресницами, Елена куда-то плыла. Казалось, еще немного, и она полетит. Она хотела лететь, не касаясь ногами всего.
В ушах зашелестела музыка. Это напоминало тот сон по дороге домой. Море желтого света и цветов покачивалось в такт. Она парила над ним.
Рядом была мама. Мама, любимая мамочка говорила ей:
– За все в жизни нужно платить, Елена.
– Неужели я должна платить за эту чудесную музыку? Почему ты молчишь, мамочка?
– А почему же его нет сейчас здесь?
– А почему стало так тихо, мамочка.
– За все в жизни нужно платить, Елена…
Раздался оглушительный звонок в дверь.
«Я не стану открывать никому. Это нехороший звонок. Он мне не нравится».
Елена и сама не знала, почему. А настойчивые звонки следовали один за другим.
«Что же они, не понимают? Мой дом – это моя нора.
Я закроюсь на цепочку. Можно забаррикадировать дверь холодильником. Не хочу никого видеть».
«Что происходит? Если такого человека встречаешь в электричке, что просто ужас? Он мог проследить за мной. Но вряд ли это он. Какое ему, в сущности, до меня дело. Угрожал, и что с того? Возьму на всякий случай топор».
Топор она нашла в прихожей.
«А вот тут девушку недавно зарезали, в Сосновой Поляне?
А?»
Собравшись с духом, она спросила:
– Кто там?
– Вам телеграмма.
Она облегченно вздохнула.
– Я не могу вам открыть. Просуньте под дверь.
Под дверью появился клочок бумаги. Елена развернула его и прочитала:
К моему глубокому сожалению наш с вами ужин откладывается. Обстоятельства задерживают меня в Москве не скучайте, люблю —
Осень, ее любимая осень, обернулась в этот раз полным бредом.
4.
Покончив с несчастным нищим, он прислонился к каменной статуе, стоящей посреди поляны. Вытер пот со лба и сказал вслух:
– Аминь. Осталось немного поковыряться. Взяв за ноги труп, он оттащил его в заросли.
Мертвец никак не хотел выпускать из рук гармошку. И он
решил, что так даже лучше.
– Так… Хорошо. Глазки тебе, родной, так и быть, оставим. Легким движением руки он вскрыл черепную коробку и поместил нечто внутрь.
– Ты будешь как хренятина, двигаться как зомби. Имеет значение лишь моя капсула.