Зима, которая не ты

Алексей Александров-Листопад

Зима, которая не ты

Глава 0

Спустя 17 лет счастливого неделания мы встретились в заснеженной Москве. Она, Наталья, моя мечта, была всегда, а особенно после моего счастливого воскрешения и удачной встречи с Удивительной. Но, впрочем, бывали и другие времена. И теперь особенно жалкой была Наталья, несчастливо влюблённая в своих позорных тряпках.

В

18 Jun 2013 19:13:57 +0000 (UTC) [email protected]:

решил тебе все же написать. Это такой странный период Я не знаю, как объяснить: во мне нет зла. Просто я сейчас живу другой жизнью, без тебя, и не хочу даже вспоминать о тебе. Потому что рядом со мной всегда ты, вернее, твой мысленный, слегка идеальный образ, который я ненавижу и люблю. Я очень нежно отношусь к тебе и прекрасно понимаю. Да, я одинок, но не так, как тебе хотелось бы. Поверь. Просто найди себе родственную душу, а не этого гнусного упыря, которому не позавидуешь, если я его встречу. Я не хотел бы такого общения. И, мой любимый, переписываться с тобой в тайне от я не советую, не грущу, что от себя его не скрываю и не взыблю. Не пиши мне, по крайней мере, иных писем. Но иногда пиши о своих делах, как там, капают ли денежки. И не надо убеждать меня в обратном, я уверена, что тебя не было и нет. Ты не знаешь меня, по крайней мере, с необходимой стороны. Я не прощу сплошного издевательства, так как ты не способен полюбить меня. Будь слабым без меня и не вынуждай пересылать это письмо в службу поддержки, как письмо опасного, непредсказуемого человека.

* * *

С тех пор, как Наталья понесла, мы некоторое время переписывались. Видимо, все еще надеялись создать семью, какую-никакую. Вопреки тому, что ее тянуло назад недавнее гниловатое прошлое, Наталья писала, что хотела бы снова быть вместе со мной. Но затем, несмотря на нынешнее внезапное светлое положение, сказалась ее гуманитарность.

И пока мне не надоело, она делилась по электронной почте любимыми аудиофрагментами. У нее вдруг случился отвратительный музыкальный вкус и истерики. За время нашей семнадцатилетней разлуки она почему-то полюбила отечественную рок-поебень. Никому не известные тогда и никому не нужные сейчас независимые коллективы позапрошлого десятилетия. Это был, конечно, славный период! Я выбегал с бас-гитарой на сцену перед полупустым залом, и все радостно кричали: «Алекс! Алекс!» В те славные времена мы и познакомились. С ее вкусом тогда было получше, это Наталья потом испортилась. По крайней мере, в те времена мы хотя бы слушали «Колибри» (про которых тогда, кстати, все думали, что это лесбиянки). Теперь предстояла долгая работа. Ведь если ее сейчас тошнило даже от классической музыки, ее как человека, и человека внутри нее, следовало спасать.

Учитывая все обстоятельства, я не мог, впрочем, рассчитывать на рафинированный музыкальный вкус. Но был готов это с легкостью простить. Прежде всего потому, что она всегда была весьма сексуальна. Да, мы не были вместе семнадцать лет, но наверстать это труда не составило. Было достаточно встретиться, снять номер в московской гостинице и провести вместе пару часов. В конце концов, весьма сладко трахнуться. Такие слова вывели бы ее из себя. А тогда Наталья с радующим удовольствием сделала все сама, в смысле, сняла номер и прочее, о чем как-то не принято вслух. Пришла великосветской шлюхой, но в конце встречи, правда, созналась, что осталась коммунисткой. В этом, по ее мнению, и заключался тот «чудовищный обман», которого мне никак нельзя было простить.

Пришла в черном платье, подбитой мехом шубке. Все же что-то в ней было и кошачье, и даже уютное, лесное. В номере она поменяла юбку на льняную, приятно облегающую стройные ноги. (В Петергофе за эту стройность ее назвали «северная принцесса»). Сидя перед огромным зеркалом в случайной гостинице, мы поговорили. Главное, темы нашлись такие, что она закончила словами «плакала и молилась». Я сразу же поцеловал ее. Она опустилась ниже.

Древние греки различали семь видов этого счастливейшего чувства. Рядом с Натальей я всегда ощущал лишь то, чем принято заниматься любовникам. Не более и не менее. Неизвестным мне, немыслимым образом эта девушка намеревалась построить вокруг простых желаний «богатый духовный мир».

И

чем же все это закончилось, простите меня, граждане! Итак, мы познакомились когда-то в Петергофе, среди

высотных общаг посреди деревни, блуждающих между ними лошадок и прочего скота. Уродливой бетонной стены и проходной не было тогда и в помине. Я был в некотором смысле рок-звезда, отчислялся и продлевал академический отпуск, чтобы не оставлять свои музыкальные упражнения. Она же была просто красавица, постоянно куда-то поступающая и вылетающая, не окончив первого-второго курса. Где только ее не носило, и до, и после. Ну а в тот момент, каким то невероятным образом заполучив жилье в нашей общаге, она вовсе не была намерена ее покидать. В общем, рядом с нами поселился ангел. Все мои друзья души в ней не чаяли.

Мы сразу влюбились друг в друга. Мне было радостно ходить с ней по парку, в обнимку с ее легкой кофточкой и короткой юбкой, ощущать плавное покачивание хрупкой фигурки. В Петергофе красивые окрестности. Мы облазили все холмики, не исключая и местные могильные. Меня привлекала ее готичность – пепельная блондинка, она часто надевала черное. Застигнутые как-то грозой, мы нигде не прятались. Вокруг ебашили молнии, а я стоял перед ней на коленях и говорил о невероятной любви. Она молчала, склонив голову, и задумчиво глядела на меня. Опустив руку – пальцы сжимали розу, – проводила ей по моим персиковым губам.

Примерно так мы провели первое и последнее наше лето. Тогда я еще не вполне понимал, насколько сильно она может любить. Но то, как она себе все по неопытности представляла, я вряд ли мог осуществить. Когда мы были рядом, мне хотелось только обнимать ее и шептать в ушко что-то приятное. И больше ничего на свете.

Далее я обязан признаться в не очень достойной вещи. Мне хотелось исправить ее фамилию, и мы решили законным образом расписаться. И вышло так, что дальнейшим своим поведением я разрушил все счастливые ожидания.

Но пока мы начали обитать в комнате вместе с моим лучшим другом Юрой Семеном. И были вполне радостной компанией.

– Знаешь, ты меня сегодня утром разбудила, и я не понял. Каким-то приятным образом разбудила, – говорил Юра Семен Наталье.

Я лишь улыбался – ведь мы были друзья. Уходил долбасить в местный Дворец культуры. Занимал позицию с басовым комбиком у кинозала, в темной рекреации, и репетировал. Позднее я стал одним из лучших басистов в Питере. Моя лапа была как будто специально слеплена для бас-гитары.

Иногда ко мне присоединялся Александр Сергеевич, в ту пору худенький студент с гитарой. Правда, в группу его не взяли, и мы иногда играли дуэтом в акустике.

Поигрывали мы и в клубе «Там-Там» у Гаккеля. Жизнь в этом месте била ключом.

Собиралось самое приличное общество – панки, наркоманы и прочие долбоебы. Были нередки налеты ОМОНа, врывались с черного хода и вносили некоторое дополнительное оживление. Несмотря на все эти наши праздники, страна находилась в состоянии отвратительнейшей войны. И никто еще этого до конца не понимал.

Казалось, нашему маленькому уютному счастью не будет конца. Ведь стояла чудесная петергофская осень, какая случалась только в тех незабываемых местах. Но дело в том, что лишь спустя долгие годы – я встретился лицом к лицу с этим «чудесным». А тогда и не подозревал, что такие люди, как это «чудесное», вообще на белом свете бывают. Но о чудесном чуть позже. Будем считать, что в девяносто пятом году это «чудесное» имело для меня форму осени и потемок в нашем парке. В реальном мире у меня была прекрасная Наталья, и мы и дальше собирались общаться и спать вместе. Но мне нравилось, наверное, больше спать, а не общаться. Ну а что еще надо, если встретил своего хрупкого андрогинного близнеца.