Страница 4 из 16
– Я ни к чему не собираюсь тебя принуждать. Как предполагает Закон, твое решение должно быть добровольным. Именно поэтому ты подумаешь над моими словами, а завтра с утра передашь с Гаэном свой ответ – «да» или «нет» будет вполне достаточно.
Отчего-то от его спокойного, уверенного тона меня начало по-настоящему трясти. И, прежде чем я смогла себя остановить, спросила:
– Почему нельзя просто заявить, что мой дар не проявился? Или сказать, что он неожиданно пропал?
И услышала мольбу и отчаяние в своем голосе.
Губы дяди сжались, а взгляд снова обратился к миниатюрной статуе Зеннона.
– Об этом и речи быть не может. Это…небезопасно.
– Небезопасно? – Внутри у меня всё помертвело. – Меня же…меня же за это не изгонят?.. – Мой голос пресекся.
– Твоя аномалия не есть нарушение Закона, никто не подвергнет тебя за нее изгнанию. Но я не хочу, чтобы над моей племянницей ставили опыты!..
Дядя резко замолчал и смял письмо, заставив меня вздрогнуть.
– На сегодня всё. Завтра буду ждать твоего ответа.
Опыты? Какие опыты? Я не осмелилась спросить, что дядя имел в виду, заметив, каким отстраненным стало его лицо, – словно он уже погрузился в обдумывание очередного доклада.
Как можно незаметнее я постаралась выскользнуть из кабинета. Уже у двери меня настиг холодный голос дяди:
– Подумай хорошенько, Вира.
Я не ответила, только вжала в себя плечи и вышла, оставив дядю работать.
Я поднялась наверх, но не вернулась к себе в комнату, а вышла на широкую террасу. На свежий воздух.
В правом углу стояла скамейка, полускрытая кустами самшита и жимолости. Мое самое любимое место, где можно было ото всех спрятаться.
Я прошла туда мимо садков с блестящими черными соляриями, которые, вбирая в себя солнечный свет, казалось, нежились на почти апрельском солнце, словно коты. В подвале у нас был целый резервуар с водой, которую нагревали солярии. Она шла на отопление и в ванные. Воды требовалось много, как и соляриев, поэтому они занимали все свободные солнечные пространства, – большая часть расположилась на плоской крыше, но и здесь, на террасе, их было достаточно.
Убедившись, что на самом деле одна, я отшвырнула от себя туфли, забралась на скамейку с ногами и уткнулась лбом в колени. И наконец расплакалась.
Если бы только мама с отцом были живы. Всё сложилось бы по-другому.
Я вытащила из-под рукава браслет из зеленоватых хризалиев и машинально начала перебирать неровные бусины. Этот браслет – всё, что осталось от мамы. А от отца осталось имя.
Вира – Верная Исполнительная Разумная Аккуратная.
Наверное, в другом городе это могло быть всего лишь странным именем, которое пожелал дать мне отец. Но здесь, в Зенноне, все знали, что это отсылка к клятве камневидцев, которую приносят при поступлении в Академию, к клятве, которую я никогда в жизни не произнесу:
Я клянусь быть верной Закону и Зеннону,
Я клянусь исполнять свой долг перед Академией и городом,
Я клянусь быть разумной и аккуратной…
Если бы кто-то искал в словаре определение иронии, мне бы следовало привести этот пример.
От слез платье на коленях промокло, – так, что Нелле бы не пришлось искать причины ко мне придраться. Но хотя бы мне немного полегчало.
Я подняла лицо к теплому заходящему солнцу. Обычно я любила выбраться сюда, на террасу, – понаблюдать за упорядоченной суетой во дворе, послушать, как тихонько ржут в конюшне кони и проезжают в отдалении по мостовой редкие фаэтоны. И посмотреть на Зеннон.
Но сегодня вид города не принес мне умиротворения.
Терраса выходила на север, и с нее был виден Храм Зеннона с блестящей в солнечном свете покатой крышей и едва ли не такое же высокое здание Совета напротив. Между ними, в самом центре Храмовой площади, возвышался столп, увенчанный миниатюрной моделью корабля, на котором Серра с Иалоном и детьми приплыли к берегам новой земли. За площадью вздымался шпиль Академии Камневидцев.
Но мой взгляд упорно устремлялся туда, куда я обычно избегала смотреть, – вдаль на север, где у границы города темным пятном высилась Башня Изгнания.
Дядя заверил, что меня не могут изгнать из-за моей аномалии. Но почему открывать правду о ней небезопасно? И какие-такие опыты мне в противном случае грозят?
Прозвучал гонг к ужину, и я вздрогнула, но даже не двинулась с места.
Есть ли у меня по-настоящему хоть какой-то выбор?
Сегодня в Садах я уже рискнула, захотела сделать по-своему, и вот что из этого вышло…
Да и если я откажусь от помолвки, то что? Куда я денусь? Зеннон я покинуть не могу.
Сколько времени я провела, рассматривая бесчисленные карты, представляя, что путешествую по Серре, посещаю ее великие города, основанные Первыми: Альвион, Нумм, Аир, Энтану. Но Серры, той Серры, которую нам оставили Первые, больше не было. Выжили Зеннон и Альвион. Остальное – даже острова – поглотили Тени.
Солнце склонилось к западу, растекаясь по небу алыми полосами, и меня наполнила неясная тревога. Скоро должен был загореться световой щит – единственное, что защищало нас от Теней.
Еще маленькой, я как-то спросила Гаэна, который относился ко мне с теплотой, как к собственной внучке Рози: что такое Тени, о которых все так испуганно говорят? Почему мы от них прячемся? Помню, как побледнело морщинистое лицо, когда он ответил:
– Десять лет назад они пришли с севера, из Энтаны. Никто не знает, почему. И никто толком не знает, что они такое. Они приходят с заходом солнца и скрываются с его лучами. Это…сгустки тьмы, которые поглощают людей.
– Как это так? Едят?
– Не знаю, ласточка, – тогда Гаэн меня еще так называл, – можно и так сказать. От человека ничего не остается, только одежда.
От этих слов меня пробрал мороз по коже.
– Разве их никак нельзя победить?
Гаэн печально покачал головой.
– От них спасает только световой щит. Раньше и он был не такой надежной защитой, и временами Тени прорывались внутрь, но, благодаря мастеру Линду, мы можем спать спокойно.
По всему диаметру, насколько хватало глаз, городские стены охватило ровное, холодноватое свечение. Я поняла, что задержала дыхание, и выдохнула.
Зеннон был в безопасности.
Где-то далеко, у восточного побережья, подобный щит должен был загореться вокруг Альвиона. Но как выживал второй оставшийся город Серры, уже давно никто не знает. Если поначалу, даже несмотря на Теней, люди пытались путешествовать между городами, то несколько лет назад, после разразившегося скандала с эрендиллами, Зеннон прервал с Альвионом всякое сообщение. И полностью отгородился от мира.
Теперь его покидают только осужденные на изгнание преступники.
И сегодня один из них вот-вот встретится с Тенями.
Почувствовав, что дрожу, я поскорее надела отброшенные туфли и поспешила в свою комнату, которая встретила меня теплым светом желтоватого люминария – светильника в виде кошки, и запахом ужина, о котором позаботился Гаэн, – я узнала веточку герзании, которую старый дворецкий всегда подкладывал мне к тушеному мясу.
Поев, я достала из комода свадебный портрет своих родителей. Отец, так похожий и непохожий на дядю. И мама с волосами насыщенного медного оттенка, точь-в-точь как у меня, в голубом платье, которое так подчеркивает ее зелено-голубые глаза. Если скажу «да», то через полтора месяца это самое платье будет на мне.
Я часто и подолгу смотрела на родителей, гадала. Двадцать лет разницы. Как они сошлись? Что увидели друг в друге? Глядя на улыбку отца и тихую радость в глазах мамы, я была уверена в одном, – они любили друг друга, всё то недолгое время, что были вместе.
Я спрятала портрет на место и позвонила, чтобы Рози помогла мне подготовиться ко сну.
Их история не моя. Они оставили мне наследие, оставили имя. И я должна соответствовать этому имени. Должна быть разумной, должна быть исполнительной.