Бабочки и хамелеоны

– Семен Федорович, а правда, что Соломатина без сознания лежит в больнице? – задала вопрос миленькая Кружевница.

– Ну, слухи сильно преувеличены, – встряла в разговор Люба, – у нее и при отличном здоровье с сознанием плоховато было.

– Какая вы резкая, Любовь Александровна, – укорила ее Математичка.

– А вы у нас нежная и веерохвостая.

Биологичка восхищенно замерла, уронив руку с платком в аквариум. Так ответить Математичке никто не решался. Но Любе было все «по фиг дым», – как выражался ее ученик Слава Верхонцев. В этом году она получала второй диплом, заканчивая факультет правоведения в Университете, и собиралась покидать школу.

– Стыдно всю жизнь быть учителем физкультуры, – говорила она Алле, – боюсь стать такой, как Соломатина.

– Ты думаешь, работа следователя лучше? – возражала ей Алла, – та же бюджетная ставка, те же подростки и их родители, та же среда, те же проблемы, только грязи больше.

– Мне кажется, там сейчас передний край, там я буду нужнее, расследуя обстоятельства правонарушений.

– А здесь ты можешь их предотвратить!

– Каким образом? Приглашая к себе на чай каждого неблагополучного ученика? Контролируя вместо родителей его связи? Занимая свой «девятый а» по вечерам спортивными соревнованиями, конкурсами на «лучшую домашнюю хозяйку», или – «знай и люби свой край»? Устраивая им дискотеки, диспуты, и каждого, провожая до подъезда, чтобы мальчики по дороге не обкурились, а девочки не впрыгнули в первый попавшийся автомобиль, открывший им дверцу? Все это было уже. Я не могу заменить Славе Верхонцеву его маму, даже, если она спит в пьяном угаре, или развлекается в соседней комнате с очередным любовником. Он уже испорчен, этот Слава, папиными деньгами, которыми тот откупается от сына и бывшей жены. Слава, несмотря на маленький рост и тщедушное телосложение – авторитет класса, только потому, что ему ничего не стоит порвать на уроке стодолларовую купюру с брезгливым выражением лица, да так мелко, чтобы обрывки, как конфетти, разлетелись по всему пространству. Слава делает это с особым шиком, зная, что рвет две мои месячные зарплаты.

– Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью, – грустно посочувствовала ей Алла, – и все – таки, лучше пойти работать юристом в администрацию города – защищать права потребителей, например, чем работать следователем.

– Для кого лучше?

– Для тебя, естесственно, – поставила тогда в разговоре точку Алла.

– Любовь Александровна, вы не в курсе, в какой палате лежит Соломатина? – спросила Любу Кружевница.

– Кажется, в девятой, – оторвалась от своих мыслей Люба, – а что?

– Я бы навестила ее завтра от профсоюза.

– Давайте объединим наши усилия, – предложил Семен, – я тоже собирался к ней завтра.

– Давайте, так даже лучше, – согласилась Кружевница, – я буду ждать вас на площади в шестнадцать, хорошо? Вы ведь будете на машине?

– Он будет на коне, – пошутила Люба.

– Ирочка, а почему ко мне «на вы»?

– Ну, я еще не привыкла к вам, Семен Федорович.

– У тебя осталось меньше суток, чтобы выпить со мной «на брудершафт» до наступления Нового года.

– Хорошо, я исправлюсь.

Математичка оторвалась от кипы бумаг и произнесла с сожалением на лице, возможно наигранным:

– Мне бы тоже следовало навестить Прасковью Петровну, но отчет, к сожалению, не ждет. Придется завтра весь день сидеть, и после новогодней ночи тоже. Ни сна, ни отдыха…

«Ты станешь директором, – подумала о ней Люба, – и получишь эту должность вместе с геморроем».

Глава 7

Вечером в школьной столовой, выполняющей по праздникам роль актового зала, гремела музыка. Был полумрак, ребята стояли по углам кучками, дискотека как-то вяло набирала обороты. На сцене рядом с аппаратурой суетился диск – жокей Димка Овсянкин. Справа от сцены расположилась группа восьмиклассников – самых младших на дискотеке. Они оглядывали зал, привыкая к обстановке. Негласный закон дискотеки гласил: если ты приглашена мальчиком – не отказывай ему. В свою очередь, когда объявлялся «белый танец», ни один мальчишка не должен был отказывать пригласившей его девочке. Эти танцы, в отличие от быстрых, «кучных», танцевались близко, в обнимку, распаляя влюбленных и разбивая сердца тайных вздыхателей. Как правило, после медленных танцев, на дискотеке определялись пары, иногда доживающие до выпускного вечера. Но чаще привязанности заканчивались, как только приходил черед новой дискотеке. Временные содружества распадались и возникали вновь на недолгий срок, повторяя в малых масштабах смену премьеров на политической дискотеке страны.

– Добрый вечер всем! – произнес в микрофон Овсянкин, – начинаем нашу новогоднюю вокальную разминку. Сейчас перед вами выступит ученик девятого класса Михаил Мальцев. Майкл споет песенку о том, чему учат в ДОЛе. Перевожу для непосвященных: ДОЛ – это Детский Оздоровительный Лагерь. Слова Мальцев сочинил летом на мотив известной песни первоклассников. Встречайте!

Под недружные и неритмичные хлопки, на сцену вышел белобрысый худенький мальчик, поправил очки на носу, озорно улыбнулся и ударил по струнам:

В зале раздался какой-то легкий шум. Слушатели оборачивались на дверь, расступались, пропуская группу старшеклассников. Мальцев невозмутимо продолжал петь. Он сознавал, что его выпустили для «разогрева» публики. Не смущаясь подобной ролью, сверкнул глазами на группу девушек, среди которых полненькая брюнетка Надя Лычкина из параллельного класса, приветствовала его правой рукой, держа пальцы в виде латинской буквы «v». Мишка кивнул ей и закончил песню отчаянным гитарным тремоло.

Под недружные крики сотоварищей он поклонился, снял с шеи гитару и спрыгнул со сцены в зал. Девчонки обступили его. Надя Лычкина отодвинула подружек и небрежным жестом схватила Мишку за вихор.

– Что за дела? Не мог причесаться?

– Зачем? – искренне удивился Мальцев, – в старости сама собою облысеет голова, – он застенчиво улыбнулся. Улыбка очень красила его неприметное лицо.

– Молись, чтобы до старости дожить!

– Доживу, так как с Нового года решил вести здоровый образ жизни: не пить, не курить и тэ дэ и тэ пэ.

– Не забудь про джентльменский набор.

– Что за джентльменский набор?

– Зубная щетка и презервативы.

– Если что, выручишь? – шепнул он ей.

– Исключительно по старой дружбе, – засмеялась она.

Со стороны входа, где толпились старшеклассники, в окружении свиты, как маленький король, прошествовал Слава Верхонцев. Он задел плечом Мальцева и презрительно произнес:

– Брысь от наших девчонок, «гитераст» несчастный!

– Ты что, приватизировал их? – огрызнулся Мишка.

– Я всю школу с потрохами приватизировал, – ответил Верхонцев, а «охрана» его, расправив плечи и, поигрывая бицепсами, оттеснила Мальцева в сторону.

– Лычкина, сколько раз тебе говорил, не заигрывай с «гитерастами»! – по – хозяйски проинструктировал Надю Верхонцев.

– Да пошел ты!

– Ну, вот и договорились.

Славка был на год старше своих одноклассников. Пока Димка Овсянкин с друзьями благополучно заканчивал очередной учебный год, Верхонцев – старший увез сына на греческий остров Тасос, где тот с февраля месяца отдыхал от пьющей мамы и ее любовников, купаясь в Эгейском море. Нынче ему пришлось повторять программу девятого класса еще раз. Зато он подтянул разговорный английский.

Димка объявил следующий номер. На сцену в облегающем зеленом платье, гибкая, как ящерица, вышла бывшая одноклассница Славки – Лена Субботина. Лена была секс – символом школы: хорошенькая, голубоглазая, с пышными светлыми волосами и пухлыми губами, она пользовалась фантастическим успехом не только у мальчишек школы, но и у большей части мужского населения города. Ее подвозили в школу на разных машинах. Цвет и марка машины зависели от того, кто из преуспевающих мужчин города в данный момент был увлечен ее прелестями. Лена Субботина кивнула Овсянкину, под вступительные звуки фонограммы вынула из стойки микрофон и подошла к самому краю сцены.