Бабочки и хамелеоны

– запела она, скользя взглядом по залу. Остановив свой взгляд на Верхонцеве, Лена продолжила, обращаясь, будто лично к нему:

Лена играла со Славкой. Ей нужен был «предмет» в зале, которому бы она пела эти слова. Верхонцев растянул в улыбке рот. Было приятно, что Субботина выделила его из толпы. Даже, если это не более, чем розыгрыш, все равно приятно. За то, чтобы Лена одарила вниманием, многие мальчишки отдали бы самое дорогое.

Когда Субботина раскланивалась под свист, аплодисменты и восторженное улюлюканье, Славка выстрелил из хлопушки, осыпав ее разноцветными конфетти с головы до ног. Лена весело засмеялась и послала ему воздушный поцелуй.

– Она не только хорошо одевается, но и очень быстро раздевается, – заржал один из «телохранителей».

– Заткнись, амеба, – оборвал его Верхонцев, – не повторяй чужие шутки. Он прищурил глаза, наблюдая, как вертлявый одиннадцатиклассник по кличке «Дыня» подошел к сцене, как, картинно взмахнув рукой, помог Лене спуститься в зал. Овсянкин объявил «белый танец» и врубил что-то томно – тягучее. Cубботина неожиданно развернулась, оставив «Дыню», и пошла прямо к Верхонцеву.

– Привет, суслик, – сказала она, – пойдем, потанцуем? Верхонцев недоверчиво посмотрел на нее. Субботина, доказывая, что не шутит, положила на плечи Славке руки, чуть – чуть возвышаясь над ним. Славка зарделся, осторожно обнял ее за талию и стал неловко притопывать вправо и влево в такт музыке. Субботина, будто издеваясь, притянула Славку за шею ближе к себе, так, что его глаза оказались на уровне ее губ. Он, тяжело дыша, уставился на пухлые смеющиеся губы. От одной мысли, что Ленка рядом, кровь прилила к низу живота и плоть взбунтовалась. Славка отпрянул, пытаясь держать расстояние, но Ленка, входя в кураж, нагнулась к его уху и пощекотала губами. Сердце Славки оборвалось, он остановился, как вкопанный, сбросил руки с бедра Субботиной, пристально посмотрел ей в глаза, и спросил:

– У тебя что, глюки? Я ведь не папочка….

– А ты бы хотел поменяться с ним местами?

– Я бы хотел, чтобы ты нас не трогала…

– Вот такая я зараза, девушка твоей мечты, – засмеялась Ленка и снисходительно погладила Славку по голове:

– Катись, суслик, а то группа поддержки тебя заждалась! И не забывай трусы завязывать красивым бантиком!

Славка психанул, и выскочил из зала.

– Какой жестокий мальчик, – обратилась Ленка к подошедшему Дынину, – он всех обижает…

– Потом вообще может стать браконьером, – сострил «Дыня» и засмеялся своей шутке.

В зале появились дежурившие на этаже учителя, чтобы проверить, все ли спокойно на дискотеке.

– Любовь Александровна, – окликнул Любу одноклассник Славки – Алешка Тропинин, – вы че не танцуете? Смотрите, Анька щас Семена Федоровича в темный угол уведет, и не досчитаетесь одного из коллег.

– Ха – ха! Опоздала твоя Анька, ей не отколется, – хмыкнула Лычкина, – она повела глазами в сторону стоявшей в отдалении пары, – его Кружевница очаровала и, кажется, надолго.

– О-о, это потрясающе интересно! – нажимая на «о», оживился Тропинин, – у Семена сегодня счастливый день!

– Алеша, какой он тебе Семен? – одернула Люба Тропинина.

– А че такого, Любовь Александровна? Ваши предки, наши предки на одной сидели ветке!

– Пойди, остроумный ты мой, посмотри лучше, что там со Славой случилось?

– Так отыщи его, а то он кого-нибудь побьет, чтобы разрядиться.

– Я ему щас без надобности, вот, если бы Субботина от своего «Дыни» оторвалась, тогда другое дело…

– Алеша, это что, правда?

– Самая что ни на есть правда. Ленкины духи действуют на Верхонцева как нервно – паралитический газ.

Люба с сожалением посмотрела в сторону Субботиной, которая беззаботно смеялась очередной шутке Дынина.

Дискотека набирала обороты. По углам, где было темнее, парочки откровенно обнимались. Дежурные учителя растворились среди танцующих, не мешая интиму. Сибирцев совмещал необходимое (наружное наблюдение) с приятным (общением сразу с двумя прекрасными особами). Этими особами были: Кружевница, которая предпочла дискотеку домашнему одиночеству; и любимая баскетболистка Семена – Аня. Сибирцев, забыв про свою вчерашнюю страшную клятву – на женщин не смотреть, распускал перышки, как павлин. Флюиды обожания обволакивали его и томили душу неясными предчувствиями, соблазнительными и пугающими. Он еще не ощущал необходимости в кредите, но авансы были приятны ему. Впрочем, в глубине души он сознавал, что за это придется когда-нибудь расплачиваться. Кружевница стояла грустная, задумчивая, была чертовски хороша и поэтому нуждалась в защите от случайных посягательств великовозрастных балбесов. Семен охранял Кружевницу, почему-то сочувствуя ее печали. Он был неопытен, и не догадывался, что океан любви берет начало в болоте сочувствия.

Длинноногая Аня Гордеева считала за счастье постоять рядом с Сибирцевым, лишь бы ее не гнали прочь. Ради сегодняшнего вечера она поменяла имидж: волосы, затянутые обычно в пучок, чтобы не мешали на тренировках – свободно струились по плечам. Ходульные ноги, как правило, упакованные в джинсы, в колготках «Грация» смотрелись, будто ноги модели. Маленькое красное платье красиво обтягивало чуть округлившиеся бедра, и Аня, словно Золушка на балу, чувствовала себя другой девушкой, словно в ее тело вселился совсем незнакомый ей человек. Она осторожно присматривалась сама к себе, и ловила удивленные взгляды одноклассников. Тропинин подошел сзади и дернул ее за руку:

– Ты что, Гордеева, понты кидаешь, своих игнорируешь? Пойдем в кружочек, потопчемся!

– Утухни, дурак, не приставай, – отмахнулась Аня от него и преданно посмотрела на Сибирцева.

– Иди, Аня, веселись с ребятами. В этом платье ты такая красивая, грех стоять в темноте, где тебя никто не видит.

Глаза Ани вспыхнули неподдельной радостью.

– Вы разрешаете? – спросила она Сибирцева.

– И не запрещал никогда, ты сама себе в удовольствиях отказываешь. Считай, что танцы – это тоже тренировка.

– Тогда я пошла, – она скользнула ладошкой в ладошку Тропинина, а тот, держа ее руку как драгоценность, повел свою Золушку в центр зала. Сибирцев проводил их взглядом и снова остановил его на Кружевнице.

– Может, выйдем в коридор, там попрохладнее, – предложил он.

Ирочка согласно кивнула. Они остановились рядом с дверью в зал, чтобы время от времени контролировать ситуацию.

– Вот, жду, жду от мужа весточки, – грустно произнесла Кружевница, – а он ничего не сообщает о себе. Когда приедет? Жив ли? Здоров ли? Волнуюсь, как он там? Просто мука – это ожидание! Некоторые женщины спокойно относятся к командировкам своих мужей: могут веселиться, в рестораны ходить, с приятельницами общаться, а я идиотка какая – то. Ничего не мило без любимого. Мне говорят – ты не от мира сего. Не знаю, так ли это. Знаю одно: когда в жизни нет любви, в ней нет и жизни!

– Ирочка, это неверное представление. Жизнь – нечто более сложное, чем просто любовь. Часто любовь заманивает пряником, а в середине ее – стальной крючок, повесят тебя на него, и не пикнешь! – Сибирцев вспомнил строгий голос жены по телефону. – Важно в этом вопросе соблюдать меру. Это – как красный перец в супе. Добавишь чуть – чуть – свежо, остро, приятно. Ешь и балдеешь! Бросишь много – обожжешься, не сможешь проглотить. Ей – богу, не надо так растворяться в супруге, иначе волей – неволей выпадешь в осадок, – сказав это, Семен сам удивился своему необычайному красноречию. «Черт, что это со мной?» – подумал он.

2

Реперт. Юлии Началовой. Авт. Виктор Началов.

3

А. С. Пушкин «Гроб юноши».