Страница 13 из 16
Я деньги вложил в ледяную траву…
* * *
Я деньги вложил в ледяную траву:
расти-ка зимой на Алтае,
чтоб ели коровы тебя наяву
и в сон золотой затолкали
поглубже – до самых далёких морей,
до юношей, небом богатых,
до Грея, который боится угрей
и любит и шёлк, и дукаты;
до вас, хоть Ассоль не сидит на плече
у вас ангелочком-кумиром,
купаясь в потоке серьёзных речей
о странностях этого мира.
Урожайным будет этот год…
* * *
Си'верко, полуденник, закатник –
в них живёт весенняя пора.
Километры воздуха прокатят
по большой земле, как трактора.
И малину сделают двухцветной,
говорящей: точка и тире…
Вот и лето… Кустики-кареты,
водяные знаки на коре!
Радужных небес перемещенье
незаметно для глазного дна.
Коршун снял другое помещенье:
сверху – ветер, снизу – тишина.
И большое дерево, как праздник,
обнажая корни, небо пьёт…
Сиверко, полуденник, закатник…
Урожайным будет этот год!
Луна торгуется с поэтом, приехавшим на Алтай
Вдали луна, как яркий семафор,
указывает путнику дорогу.
Мол, ехать можно с некоторых пор,
но подарите что-нибудь, ей богу!
Я так люблю источники наитий…
Хотя б пустяк, мой друг, но подарите!
Быть может, порох, старое ружьё
иль сердце обнажённое своё!
О чудесах, случающихся в Уймонской долине
Уймонской долиной еду,
вдыхая ночную свежесть.
Имею буханку хлеба,
да нечем её разрезать!
Я нож позабыл в Харбине,
в старинных книгах военных,
в отказе моей любимой
алтайскою стать царевной.
Такого Алтай не помнит,
считай, со времён Ойротов:
месяц в военной форме
шепчет любимой что-то.
Она вздыхает – Венера,
светило предков далёких!
Щекочет бедные нервы
буханка хлеба в котомке.
– Где нож раздобыть мне острый, –
спросил я месяц двурогий, –
чтоб запах почуять росный
любви и дальней дороги?
Чтоб охала селезёнка
от вкуса ломтя и соли
и ветер сушил пелёнки
тумана в пшеничном поле?
Месяц буханку хлеба
видит и голод чует.
Брызжет слюной по небу,
Чуйскому тракту и Чуе.
Месяц в дела земные
входит, блеснув железом…
Тени плодя живые,
бродит туман по лесу.
Звонко стучат копыта
по золотым каменьям.
В море ночного света
плавает вдохновенье.
Путнику на потребу,
острым блеснув железом,
месяц буханку хлеба
ломтиками порезал!
Мальчик и Ангел
Ангел летит на рассвете –
помощь несёт в платочке.
Видят его лишь дети,
речка Катунь да кочки.
Встречной деревни трубы
машут ему дымами.
Тянет младенец губы
к телу уснувшей мамы.
Три мертвеца на погосте
приподнимают глазницы,
дуют в пустые кости –
ангел им только снится!
У родника Алтая,
возле сырого лога
всадник ногой болтает –
стремя звенит про Бога!
Ангел вращает глазом,
кудри по ветру вьются.
Путь его виден сразу,
Монголия – как на блюдце!
Там в одинокой юрте
плачет трёхлетка-мальчик.
Мать и отец его – в смуте:
Смерть у постели маячит!
Нужен мальчику ветер
и золотая лепёшка,
и чтоб за всё в ответе
была домашняя кошка.
Ангел несёт ребёнку
сны его и игрушки,
и за горами звонко
солнце бьёт в колотушку.
Песня беременной женщины своему ребёнку
Женщина с двумя сердцами,
плывущая по морю воспоминаний…
Ступай тихонько, мой мальчик,
по крыльям птиц разноцветных,
в горах уснувших без плача,
скалой укрытых от ветра.
По родникам золотистым,
шептать умеющим громко
о том, как звенят монисты
внизу, в селении горном.
По белой росе, по камню,
по тёмным ночным стрекозам,
поющим крыльями «амен»
под утро горным морозам.
По снегу в пятнах лазури,
укутавшему вершины,
по косточкам белой бури,
спустившейся к нам, в долину.
По лунному свету, ярче,
чем перья птицы Гаруды,
спускайся в наш мир, иначе
как жить без тебя я буду?
Вонзаются в небо мачты –
уколы моих бессонниц...
Спускайся в наш мир, мой мальчик,
под звуки хрустальных звонниц!
Девушка из Уймона
Осень ждала Долина,
пахли дожди лимоном.
Даль ночную поила
девушка из Уймона.
Клочья брала тумана,
мяла в ладони узкой,
словно готовя манну
людям и трясогузкам.
Скрип у колодца слышен,
плеск воды и объятья.
Это пришли напиться
вишни в лиловых платьях.
– Девушка, дай нам Слово,
которым малые дети
украсить рога коровы
мечтают в память о лете!
Дай нам Зелёный Ветер,
рыскающий повсюду.
В списках живого света
числится он, как чудо.
Если отдашь и сердце,
облик вернёшь далёкий.
Будешь в пруду смотреться
яблоней краснощёкой!
Девушка смотрит в поле –
видит коров и травы,
лошадь у водопоя,
берег Катуни правый.
Девушка дарит вишням
сердце своё простое.
Полночь покоем дышит,
сказкою и луною.
После дождя
Дождь ли отеческий в мае
сыплет горохом в окно?
Небо усмешку Китая
прячет в своё кимоно.
Эти таёжные страхи,
словно в жару ребятня,
скинув порты и рубахи,
прыгают в речку – в меня!
Я же теку на излуку
в сердце любимой Руси.
Изобразят мою руку
щуки, язи, караси.
Весь, от истока до устья
полон любви берегов,
трогаю небо… И пусть я
лишь отраженье его!
Просом мальчик просыпается...
* * *
Просом мальчик просыпается,
спрашивает: «Час который?
Догадайся – улыбается, –
не пустые разговоры –
кем я был во сне – водицею?
Серебром? Весенней лужею?
Это снова повторится ли?