Страница 18 из 21
– Спасибо за те шестерёнки со свалки, малышка. Ты мне очень помогла. Подожди-ка…
Стальные пальцы зашарили в огромной кожаной сумке, висевшей на бедре.
– Да что ты, дядюшка, – всплеснула руками Хи. – Не надо денег. Я ж по-соседски. И потом мне Огастеус с друзьями помог.
Глядя на самодовольное и спесивое лицо Кварца, К. понял две вещи. Первое: пожилой невырослик считал ниже своего достоинства лично копаться на свалке и не гнушался прибегать к помощи хрупкой девушки. Второе: чёртов Огастеус совсем недавно составлял заметную часть её жизни. Настроение резко упало.
– А это что за субъект? – спросил Кварц, указывая на К. – Я его не знаю.
– Новенький. К. Он остановился у матушки Ззз и теперь служит у неё администратором.
– Старуха всё играет в богадельню. Привечает всякий сброд. Не закончится это добром, помяни моё слово.
– Рад познакомиться с коллегой, – улыбнулся К. протягивая руку. – Вы ведь инженер, верно?
Высоченный мехатон с лязгом наклонился, навис над путешественником, и на К. уставился злобный взгляд:
– Какой я тебе коллега, недомерок. Я полноразмерный член общества. А ты так – пыль под ногами. Я бы с тобой и говорить не стал, если б не малышка Хи.
К. побагровел, и Хи успокаивающе погладила его по голове. Словно ребёнка:
– А что это за дерево такое, дядюшка?
– Новый эксперимент. Испытываю метод сортировки мелких объектов.
– На нём правда деньги растут?
– Да нет, конечно. Тут в чём экивок: корни нужно «удобрять» рваными купюрами. Обрывки всасываются внутрь «ствола», там сортируются, распределяются по узору и склеиваются обратно в в единые дензнаки. Потом сворачиваются в трубочку, протягиваются сквозь полые ветви и проталкиваются наружу. Вроде как листва.
– Тогда почему денег уходит больше, чем потом вырастает?
Кварц развёл руками:
– Технология мелкой сортировки пока несовершенна. Большой отход. Ничего, здоровилы проспонсируют, и я доведу её до ума.
– А вы плут, дядюшка!
– Но-но. Я честный изобретатель. Что ж теперь – бедствовать должен? Ладно, малышка Хи. Старый механик, конечно, всегда рад с тобой поболтать, но торговля не ждёт. Когда ещё в одном месте соберётся такая толпа! Эй, «инженер», а ну-ка стой.
К. поднял голову. В следующий миг в его физиономию вляпалось что-то мягкое и прохладное, похожее на тесто. Парень отшатнулся и принялся отфыркиваться, вытирать лицо, а механик, ухмыляясь, уже прятал деревянную миску с чем-то мягким. На поверхности осталась вмятина от лица.
– Что вы себе позво…
– А, не переживай, – Кварц теперь был сама любезность. – Слепок это. Для полиции. Гвидро забыл при регистрации, вот – попросил меня исправить оплошность. Надеюсь, понятно, что эта просьба секрет?
– Но для чего это?
– А вдруг какое преступление совершишь? Раз, и полиция наделает по слепку бюсты розыска и расставит по городу. Чтобы быстрее поймали, значит. Это куда надёжнее каких-то там портретов «Их разыскивает полиция».
Кварц подмигнул.
К. достал платок и вытерся уже основательно, а потом позволил Хеольге снова усадить себя на плечи. Кварц тут же о них забыл и заорал переливающимся голосом:
– Механические товары! Ручная работа! Облегчат жизнь и порадуют глаз! Заставь соседа лопнуть от зависти! Механизмы для работы и дома, которые вам ещё незнакомы! Налетай – только сегодня шедевры от Кварца за бесценок!
– Неприятный старик, – пробормотал К., когда они достаточно отдалились.
– Да ты что – он, конечно, ворчун, но такой милый. И талантливый.
– А почему безногий?
– Дядюшка Кварц ветеран. Ноги потерял в Вестнордском сражении – подорвался на мине.
– А с голосом что?
– Надышался хлором в Семидневном стоянии. Ему выжгло голосовые связки и трахею. Дядюшка потом три года не мог говорить. Но ведь он гений! А гении не отступают перед трудностями. Поэтому дядюшка сделал себе голос. У него теперь в горле эолова арфа. Отсюда такое странное звучание. Мне его так жалко, когда есть жалость. Он так трогательно рассказывает о своём прошлом…
2
Праздник продолжался. В ожидании начала торжественной части здоровилы разделились на кучки и разбрелись по площади. А вот невыросликов практически не было – из опасения, что затопчут и по причине того, что химические чувства их не особо интересовали. Живых эмоций хватает.
– Ты слышал, на федеральной хорде какая-то авария. Или теракт, – кричал один здоровила другому.
– И что?
– А то, балда, что все рейсы отменили! Ни одного дилижатома в ближайшую неделю!
– Вот отрыжка Предков! Значит, никаких туристов? Серьёзный убыток!
– Ты-то ладно. А мне в ближайшем дилижатоме должна была приехать партия товара. Половину багажного отделения выкупил. Как теперь быть? В лавке куча предзаказов!
Наконец, праздник начался.
Лысый ухоженный хлыщ перед входом сообщил, что, дескать, начинаем и попытался анонсировать культурную программу. Но публика его просто смела, и наёмному комедианту пришлось убраться в сторону со словами: «День открытых дверей открыт. Давайте дадим волю чувствам».
О нём мгновенно все забыли.
К. на руках девушки (теперь он не возражал) миновал несколько коридоров, лестниц и мостовых переходов между зданиями, пока они оба не очутились в просторном цеху. Помещение было ярко, по-хирургически освещёно.
Это был прямоугольник примерно пятьдесят на сто метров. Его сердцевину занимало хитросплетение автоклавов, чанов, перегонных ёмкостей, хитро изогнутых труб, змеевиков, проводов и гофрированных шлангов. Всё это многообразие пыхтело, свистело и вибрировало. Тут и там были рассыпаны манометры, термометры, циферблаты контроля смесей, вентили и переключатели. Выглядело всё так, будто было смонтировано сто лет назад и с тех пор только ремонтировалось да подкрашивалось.
Кое-где свистели утечки. На них никто из деловитого персонала внимания не обращал. К. ощутил растущий гнев. Хуже наплевательского отношения к механизмам может быть только… Да ничего не может быть!
Ангар был трёхуровневым. По периметру его окружали три галереи. В двух местах они прерывались платформой лифта – чтобы можно было перемещаться между ярусами.
Пахло сложным букетом – ноздри улавливали и цветочные ароматы, и фруктовые, и те, которые невозможно определить сходу. Фоном ощущался тяжёлый нефтяной запах – К. почему-то подумал, что именно так «благоухает» тормозин.
Гости Дня открытых дверей сейчас толпились в помещении, выходившем на производство одним длинным окном. Под окном перемигивались консоли управления. На стульчиках сидели и контролировали оперативную ситуацию несколько здоровил в белых приталенных халатах с раздвоенным хвостом – как у фрака. На гомонящих гостей они не обращали никакого внимания.
Лысый ухоженный хлыщ со входа материализовался и здесь – всё с той же культурной программой, которую никто не хотел слушать.
На верхней галерее терзал духовые инструменты немноголюдный оркестр.
– Что-то эти ребята совсем не похожи на химиков, – сказал К., указывая на здоровил в белых халатах. Халаты были приталенными и походили на белые фраки. На головах работников торчали странные шляпы-цилиндры, которые внизу оканчивались очками-гоглами. Нижнюю часть лица закрывали маски-клювы респиратусов. Люди-птицы церемонно вышагивали вдоль верхней галереи. Они не работали, а танцевали.
Внизу, в центральном пространстве между серебристых чанов и змеевиков порхали другие сотрудники, тоже здоровилы. Они делали вид, что крутят регулировочные вентили. Улыбались при этом так демонстративно и ненатурально, что К. почувствовал, как у него разливается желчь.
– Они и не химики. Даже не сотрудники завода. У настоящих слишком сосредоточенные лица. Поэтому директор-распорядитель нанимает актёров из местной гильдии лицедеев. Говорят, они тут за день зарабатывают больше, чем у себя за полгода. И почти весь гонорар берут чувствами.