Сбежавшие

      Во вторник, возвратившись из школы, Наташа стала теребить мать, ещё пребывавшую на больничном:

      — Мама, ты знаешь, что я с Марио поссорилась?

      — Три дня по лицу читаю.

      — Вот и прекрасно! А сейчас ты меня будешь с ним мирить.

      — А тебе это нужно?

      — Нужно, и тебе тоже. Ты же хочешь, чтобы твоя дочь лучше жила?

      — А ему?

      — Что «ему»?

      — Ему нужно?

      — Конечно.

      — Откуда ты знаешь?

      — Раз говорю, значит, знаю.

      — Но, если и тебе нужно, и ему нужно, тогда зачем было ссориться?

      — Долго объяснять. Это по глупости, это неважно, потом скажу. Вот смотри. — И Наташа показала матери листок с напечатанным текстом.

      — Что это?

      — Одна итальянская песня. Текст в интернете раскопала. Теперь твоя задача: ты звонишь Марио, придаёшь голосу как можно больше мягкости и убедительности и говоришь, что одна твоя подруга по работе слёзно умоляла тебя перевести песню на русский.

      — Так какой смысл ей меня умолять, если я итальянский не знаю?

      — Да знает она, что ты не знаешь! Просто до этого ты в одном разговоре с нею упомянула Марио, который знает, и она теперь через тебя его просит! Понятно? Чтоб он пришёл…

      — Наташа, но он же догадается! Почему ты так уверена в том, что вокруг одни дураки?

      — Мне неважно, догадается или не догадается, — мне важно, чтоб пришёл. Ему тоже нужно, но для этого надобен предлог — этот предлог ты ему предоставишь. Говори убедительнее и звони прямо сейчас. То есть звони, а потом говори.

      Людмила Анатольевна пожала плечами и взялась за трубку с неудовольствием: мало ей гриппа, да ещё проси этого сверкающего красавца-лентяя об одолжении! Наташа тоже хороша, не могла подождать ещё дня два, чтобы не являть Марио опухший нос матери. И откуда в ней эта настырность? Вбила себе в голову покорение сердца этого парня и носится с ним, как месяцем раньше — с наведённым гипнозом. А результат и тут, и там одинаково нулевой…

      — Марио, здравствуйте, это Людмила Анатольевна говорит, мать Наташи. Мне неудобно вас просить, но мне нужно только несколько минут вашего времени. Дело в том, что у одной моей подруги дочь безумно любит итальянскую музыку, а язык начала изучать совсем недавно. Она мне занесла текст одной песни и буквально умоляла перевести, то есть попросить об этом вас: я как-то упомянула в разговоре с ней, что вы итальянский знаете.

      — Ну прочитайте, я переведу.

      — Ой, я не могу. Тут какие-то значки непонятные, она в интернете нашла…

      — А, она не с итальянских сайтов спечатала, такое бывает. А название не указано?

      — Нет.

      — Ну ладно, я заеду через полчаса.

      — Спасибо большое. Конечно, извините за беспокойство, но она так на вас рассчитывала…

      Сердце Наташи обливалось кровью, когда она смотрела на Марио и Анну, разговаривающих во дворе, ревность мучила её и заставляла пребольно кусать губы. Куда девался спокойный ленивец Марио с томным взглядом, плавно скользивший по земле, рассеянно обозревавший окружавшее его, медленно потягивавший чай, развалившись в кресле, беззаботно куривший, прислонившись к дверце машины! Куда исчезли его невозмутимость и пофигизм, равнодушие и безмятежность! Вот он забежал вперёд, останавливая хищную стерву, постоянно наклоняет голову, ловит её взгляд, протягивает руки, словно желая и не смея дотронуться. Она хмурится — и его брови горестно изламываются, она улыбается — и он хохочет. Что-то делает с мобильником, уж не заказывает ли столик на двоих в ресторане? Мерзкая выдра, как быстро она его оплела! Вот он хватает её за руку. Что он хочет? А, приглашает сесть в машину. А эта дрянь ломается и отказывается. Нет, всё-таки села. Конечно, ломалась, шлюха.

      Когда «шлюха» всё-таки «села» и машина выехала со двора, Наташа расплакалась горючими слезами. Никто никогда не предавал её так подло! Она задыхалась, ей не хватало воздуха. Вероломный Марио погнался за какой-то высохшей мерзкой старухой и оскорбил молодую, умную, прекрасную Наташу! Теперь ясно, как он разжился своими бриллиантами! Подлец, изменник, проходимец! Пленил наивную маленькую Наташу, стрелял своими синими моргалами! Сердцеед, конформист, негодяй!

      Горе Наташи оказалось сильнее злости. Что-то оборвалось в её душе, когда она, посмотрев на обезлюдевший серый асфальт, вернулась в квартиру, не отвечая на взгляд встрепенувшейся матери, прошла в спальню и распласталась на тахте, заливаясь беззвучными рыданиями. У Людмилы Анатольевны голова шла кругом: она ничего не понимала ни в срыве Наташи, ни в пощёчине, которую отвесил ей Марио; догадывалась только, что нынешняя ссора оказалась куда серьёзнее предыдущей. Марио, хоть и был подчас суховат и резок, всё же не позволил бы себе ударить женщину, если на то не было веских причин, но причины таились в сердце Наташи, а сердце было упрятано в лежащем в спальне сотрясающемся теле. Людмила Анатольевна решила выждать. Ждать пришлось часа два, пока Наташа не вспомнила, что у неё остались записи Анны — это был её единственный козырь, и им надо было воспользоваться беспроигрышно. Наташа рванулась к телефону.

      — Я их не выбросила, они остались у меня! — выкрикнула она в трубку.

      — Я знаю, но это уже не имеет никакого значения, — ответил насмешливый голос. — Как ты могла заметить, в тетрадях не было ни одного исправления. Это значит, что текст был переписан набело с черновиков. Кстати, инициатива получения копии исходила от твоей бабушки. Оригинал у меня, как и первый роман, который действительно существует, как и то, что было написано летом, как и прочие приложения. И не вздумай оформлять авторские права или размещать тетради в интернете: это уголовно наказуемо. Желаю здравствовать!

      В трубке зазвучали короткие гудки отбоя. Всё было кончено. Наташа не выдержала и рассказала матери об обстоятельствах знакомства и о причине ссоры — на этот раз истину. Людмила Анатольевна только гладила её по волосам.

      — Что же ты не рассказала сразу? Я тогда и в прихожую её не пустила бы, отправила бы обратно и сказала, что всё давно выбросили.

      — Какая разница! — завопила Наташа. — Мне Марио нужен, а не дребедень этой старой выдры, а он… Ты её видела? Это же дрянь, скелет вонючий, она старше тебя, а заглядывалась на него и лыбилась как медный таз! Стерва! А Марио тоже хорош, как будто не видит, с кем связывается!

      — Подожди, успокойся. Он не может ею серьёзно увлечься, такие впечатления быстро спадают, всё это пройдёт через неделю. Я сама к нему пойду, вразумлю и заставлю одуматься. Тебе надо было не молча любоваться им и что-то требовать, а подыгрывать. Узнать там… что читает, что смотрит, что слушает. Немного похитрее, поласковее, по шёрстке… Они это любят…

      Слова матери Наташу не успокоили, она весь вечер проплакала на подоконнике, вспоминая свои несостоявшиеся романы, а утром явилась в школу такая мрачная, что сразу попала под обстрел Вики и Лары.

      — Что мрачная, что случилось… Ничего не случилось, я с Марио поссорилась.

      — А почему?