Страница 115 из 149
Катя
— А вы меня сразу узнали, когда мы встретились? — спросила я, утирая со щёк следы своих слёз.
— Конечно же, нет. Ты тогда пришла в конце рабочего дня, я бы и ребёнка родного не узнала, — посмеялась она. — К тому же, у тебя ещё и чёлка была, закрывающая глаза. Я просто взглянула, что татуировок нет, юбка прикрывает трусы, и это уже было хорошим стартом. А потом я открываю твои документы, и читаю: «Орлова-Вельяминова Екатерина Константиновна», плюс заявление о просьбе зачислить в первый класс, написанное красивым почерком твоей матери…
Я помнила ту встречу очень хорошо. Всё это время я думала, что Елена Александровна так отреагировала из-за того, что директриса из прошлой школы не поленилась сделать особую подборку отменных письменных взысканий, которые наложили на меня по её просьбе задним числом и некоторые учителя, и прошлый завуч, и, конечно же, она сама, собственной персоной. Та директриса пыталась отомстить мне за великолепно разбитый мной нос её племяннице в последний учебный день, когда я была в прошлой школе. Проблемных подростков никто не любит, это было понятно, но я не могла предположить, что то удивление было вызвано моим происхождением. Сейчас всё стало на свои места.
— А почему вы сразу не сказали, что знали моих родителей? — удивилась я. — Сказали бы, что вы с ними кровные враги, поэтому я попадаю под распространение ненависти, по праву прямого наследования? — я попыталась пошутить над тем, что мне портило весь последний учебный год.
— Катя, я не ненавижу их. Моя ненависть сошла на нет достаточно скоро. Первые чувства были сильными, не спорю, но потом осталась только моя личная проблема, связанная с моими комплексами, моими внутренними конфликтами. В конце концов, они были ни при чём. Просто вся ситуация сработала, как триггер*, запустив процессы, дремавшие глубоко внутри меня. Потом всё завертелось: учёба, знакомство с Митиным папой, беременность, свадьба, учёба, ребёнок, работа. Всё забылось. Я постаралась всё забыть. И всех. Ушла в работу, семью, хотя нет-нет, да промелькнёт воспоминание. Но и тогда я не снизошла до извинений. Как видишь, «лучше поздно, чем никогда» не всегда работает, — у неё на глазах снова заблестели слёзы. — Просто я уже не могла делать вид, что ничего не было. Я каждый день видела в школе Кристину, которая смотрела на меня глазами Кости, — усмехнулась она, смотря на меня и промакивая салфеткой скатывающиеся слёзы. — Ты невероятно похожа на них обоих. Я одновременно боялась видеть тебя, но всегда старалась встретиться с тобой. У тебя его глаза. Мне казалось, что я Костю за цвет глаз полюбила. Таких зелёных я ни у кого больше не видела, — она смотрела в мои глаза, видя в своих воспоминаниях совсем другого человека.
Немного неловко? Да. Но при этом я глубоко ей сопереживала.
— Зачем же вы добивались того, чтобы я на вас с ненавистью смотрела? — заулыбалась я, стараясь отвлечь её от мыслей о тех, кого не вернуть. — Я бы предпочла смотреть на вас счастливыми, благодарными глазами.
— Очень надеюсь, что так теперь и будет. Я постараюсь, — ответила она, смущаясь.
— А когда мама с папой начали встречаться? После вашего переезда в Москву? — спросила я. — Мне они рассказывали, что познакомились через хорошего друга, а начали встречаться на первом курсе.
— Знаешь, вчера был тот самый день, когда они начали встречаться, — она невесело улыбнулась. — Когда мне дали общежитие, после зачисления, я уже редко бывала у Кристины в гостях. Она старалась поддерживать со мной отношения, вернуть им былую теплоту и душевную близость. Но мне это давалось с большим трудом, хотя она по-прежнему держала слово и не отвечала на ухаживания Кости. Это был мой выбор — отдалиться от неё. Видимо, себя я всё же любила больше, чем её, — вздохнула Елена Александровна. — Она страдала от этого, не меньше меня. Двадцать четвертого августа Костя пригласил Кристину на прогулку, не сказав, что у его родителей годовщина свадьбы. Она мне сообщила, что пойдёт, чтобы высказать ему всё в последний раз. Но, как ты знаешь, любовь, которую распространяют твои бабушка и дедушка слишком заразна, чтобы устоять. Всем хочется иметь такую крепкую семью, как у них, — она по-доброму усмехнулась. — Вчера лишь стоило посмотреть на них, как можно было легко понять, что они идеальная пара, которая вместе несмотря ни на какие трудности, что встречаются им на пути. Они друг за друга горой. Поэтому сейчас я легко себе представляю, почему Кристина решила дать шанс парню, воспитанному в такой семье.
Мы молчали. Факт моего существования заставлял меня радоваться тому, что мама ответила согласием на ухаживания отца. Но я чувствовала, что именно на этом месте наступает самое больное для Елены Александровны.
— Кристина мне всё рассказала при встрече. Это была наша последняя встреча в качестве подруг и названых сестёр. Потом мы встречались уже в университете, но уже как сокурсницы, не больше ни меньше. Через три месяца, получив право на перевод в московский ВУЗ, я уехала, ни с кем не простившись, оторвав себя от всего, что мне было дорого. От Кристины, её родителей, потому что я их любила уже как своих родных, но более не имела на это права, от Кости, от своей матери. Я получила шанс осознать всё произошедшее, встретив тебя, — она пронзительно с сожалением посмотрела мне в глаза. — Я сначала упрямо следовала выбранному неверному курсу отрицания, самосожаления, ожесточённости и чуть не потеряла ещё одного дорогого человека — сына. Настало время признать свои ошибки, и я их признаю. Я была не права, я больше двадцати лет была не права и почти закостенела в своём упрямстве и несправедливости. Я уже не могу попросить прощения у всех, но хочу извиниться перед теми, кто еще может меня простить, — из глаз Елена Александровны опять потекли слёзы, которые она даже и не думала утирать. — Мне очень жаль, Катя. Прости меня, пожалуйста.
У меня перехватило горло от накатывающих чувств, поэтому я не могла ответить, а просто обняла её. Она обняла меня в ответ и всхлипнула.