Страница 19 из 28
Но и в самой рукопашной схватке немало насущных вопросов. Не ответив на них, мы вряд ли сможем быть победителями. Не будучи точным, можно ли быть действенным? И вот тут возникают вопросы: в чём мы хотим быть победителями, кого хотим победить и на каком поле битвы мы будем вести нашу схватку. Если вы внимательно вглядитесь в то, что мы называем боевым искусством, то сможете разглядеть, что оно далеко не однородно по своей сути. Есть схватка не на жизнь, а на смерть, где не до жиру. Есть спортивная схватка, которая может принести нам почёт и уважение. Есть рукопашный бой – как хорошее средство от застоявшихся мышц, этакая добрая гимнастика. Есть, без сомнения, искусство! Высокое и утончённое искусство рукопашного боя ради красоты и получения эстетического удовольствия. В конце концов, есть бой как средство воспарить над миром, то есть своего рода философия, позволяющая узреть неземное. А в бою столь много неземного, что сплошь и рядом оно!!! Наверное, можно ещё выделить рукопашный бой как науку. И действительно, почему бы не начать изучать его как науку – с формулами, графиками, таблицами и другими выражениями научного подхода? Но всё это в сути разное и несовместимое! Ибо там, где убивают, не до красивого и гармоничного тела, надо выживать. А там, где надо быть первым, не до философии.
Но почему бы не объединить всё это в единое целое? Ведь по-хорошему, и наука, и философия, и искусство вполне сопоставимы. Наверное, сопоставимы. Но чтобы всё это стало целым, мы сами должны быть целыми! Пока же я делю мир хоть в малом, пока в руке моей резак, как говорили наставники, быть целым невозможно. А значит, и то, чем мы занимаемся как… – да как хотите: хоть как рукопашным боем, хоть как боевым искусством, хоть как высокой философией, – не будет в нашем сознании целым, но будет так же разделено на искусство, науку, философию, на «теорию» и «практику», наконец. И мы, попадая из одного мира в другой, будем теряться. И там, где надо сражаться за жизнь, мы будем размышлять, как оно по науке-то будет, а там, где можно воспарить, мы сможем попасть в ловушку «победителя» и остаться у разбитого корыта.
Много говорилось о том, что спорт – это далеко от настоящего боя. Классик единоборств Н.Н. Озолин в 1930 году писал: «Мы не отрицаем того, что системы эти (речь шла о боксе, саватэ и джиу-джитсу), практикуемые для целей чистого спорта, представляют прекрасное средство развития выдержки, быстроты, силы, ловкости, боеспособности и других физических и психических качеств и в этом косвенно подготавливают бойца, но ещё раз повторяем, реальной, прямой подготовки к серьёзному столкновению не дают».
С другой стороны, мало-мальски опытные спортсмены, особенно с заслугами, с пренебрежительной улыбкой отзываются о так называемых спецах и всём том, что связано со «специальным армейским рукопашным боем», если это только не боевое самбо. За глаза подобные школы называют «конно-балетными». Все тянут истину и право первенства на себя. Как в большом миру, так и в этом маленьком мире. А кто уж совсем рьяный, тот предлагает «ссудный поединок», чтобы доказать, на чьей стороне правда. Но правда на стороне всякого. Своя правда! Вспоминается один старый анекдот о правде.
Пришли как-то к царю зверей – льву – волк и лиса на суд. Рассказал волк свою жалобу на лису, а лев ему и говорит: «Да, ты прав». Высказала и лиса в свою очередь обиду на волка. На что лев заявил: «Да. И ты тоже права». Ушли довольные звери, а жена и говорит льву: «Как же так? Оба же не могут быть правыми?» Задумался лев и говорит: «И ты, жена, права».
Все правы! Но в то же время правда, если это только не «моя правда», проста. А в простоте нет сторон, нет моего – твоего. Присваивая правду себе, мы просто теряем её, теряя простоту. Ведь с этого мига для нас есть правый я и неправый другой. Это ли не сложность, где я и не я? Сложно, потому что сложено, даже если разделено!
Для чего мы всё это говорим? А для того, чтобы однажды перестать делить и делиться. Перестать резать себя на куски. Перестать вести детские споры, кто кого одолеет: боксёр – каратиста или каратист – боксёра. Всякое разделение нежизнеспособно и обречено на поражение и боль, но корень разделения-то в нас! Нужно просто искать в себе его. И однажды для тебя не будет места ни для спорта, ни для науки, ни для искусства. А победит в схватке… Победа в нашем мире жребием отмерена. Божьим промыслом. И с ним не поспорить. Я не проиграл ни одной схватки из трёх с лишним сотен. Но не потому, что ЭТАКИЙ. На то воля Божья была! А какова она завтра будет? Не вем того! Но смиряюсь перед ней!!! В руцы твои, Господи, отдаю дух мой! Да будет воля твоя!
Весь жизненный опыт нам говорит о том, что тот, кто ближе к природному состоянию, к Стихии, тот наиболее опасный боец. Возвратиться к истокам – вот та задача, которую нужно решить нам для того, чтобы стать непобедимым. Но только возвратиться к истокам – это себя потерять! А вот к этому мы не готовы! Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И никто не строит дом с крыши, а потому всё-таки нужно заложить основы, и заложить их надо наиболее точно! Если в них закрадётся ошибка или просто останется недопонимание, всё, что из такой основы разовьётся, будет кривым и порочным. Поэтому основы должны быть как можно проще, чтобы их можно было понять по-настоящему. Такой подход заставляет разделить бойцовый Спас на несколько частей. А далее нужно просто углубляться в эти простые основы, чтобы однажды достигнуть глубины, которая в сути есть простота и цельность. Вот такой своеобразный подход. От простого к простоте! Разделить, чтобы вновь прийти к цельности. Об азах, или основах, мы ещё скажем в своё время слово, и будет оно… неожиданно!
Действительно, как-то не вяжется подобный взгляд с нашими представлениями о росте – от простого к сложному. Ведь для нас мастерство зачастую некая невероятно сложная штука, до которой можно дойти, только набирая опыт из года в год.
Да, к мастерству можно подойти, набирая опыт, но опыт – сын ошибок трудных! И однажды тебя как гром среди ясного неба поражает: всё то, что ты так старательно собирал, чему посвятил столько времени и сил, может уместиться на одной ладони. То есть ты можешь, но всякое объяснение, как это происходит, не передаст сути, но лишь запутает и уведёт от неё. Не без удивления ты начинаешь осознавать, что накопленные тобой познания даже мешают тебе, что твои действия гораздо проще, чем все твои познания. Как это может быть? Как так получается, что вещи, некогда казавшиеся сложнейшими, на выходе оказались неприлично простыми? И теперь, когда мы решились рассказать о бойцовом Спасе, появилось нелепое ощущение: как это сделать? Как сказать о простом, о котором и сказать-то нечего?
А что такое «простое»? Это то, где или в чём нет разделения! И только там, где нет разделения на части, возможны те чудеса, которыми так славились казаки-характерники. Потому-то и призывали наставники своих учеников обратиться к природе «мельчайшего». Ибо «мельчайшее», или, как его называли в Спасе, вечевое, – это суть мироздания! «Мельчайшее» предваряет мир вещей, мир явлений. Оно даже до МАЛАка. Пока мы не будем зреть в него, мы так и будем спорить о том, кто сильнее, или говорить о том, что «один хороший спортсмен навалял бесконтактнику». Если «навалял», то этот «бесконтактник» был слишком проявленным. Его суть была лишком далека от вечевого – мельчайшего. Он и «бесконтактником»-то стал больше для мира, чтобы быть САМЫМ сильным и самым-самым. Спекулянт, одним словом. Но САМЫЙ СИЛЬНЫЙ – это не просто проявленность, но проявленность проявленности! Когда ты начинаешь вглядываться в «мельчайшее», ты и сам умаляешься. В тебе и для тебя уходит различие. Для тебя перестаёт быть спорт, искусство, что-либо ещё там! Правда, мы понимаем нелепость сказанного для большинства людей. Ведь их смысл жизни, можно сказать, в выпячивании. Что же, тогда бойцовый Спас, по крайней мере в «тонкой» его составляющей, не для них? И для них тоже! Только их участь – вечный спор и разочарование! Что, впрочем, тоже на пользу!