Страница 11 из 31
Злоупотребление! Ключевое слово! Оно говорит, как бы сказали сейчас, о потенциальной возможности зла. То есть зло уже было? Похоже, так. Тогда Вечность уже была попрана?
Что есть Бог? В «Книге пророка Иеремии» (10:10) сказано: «А Господь Бог есть истина; Он есть Бог живый и Царь вечный…» В «Деяниях святых апостолов» (14:15) мы читаем:
«…благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу живому…» Далее, в «Первом послании Фессалоникийцам» написано (1:9): «…вы обратились к Богу от идолов, чтобы служить Богу живому и истинному».
Истина равна Вечности, равна жизни! И всё это Бог! Но тогда не может быть иерархии. Не может быть послушания и ослушания. Не может быть запрета! Всмотритесь в Вечность, и узрите!
«Ересь!» – скажут многие. То есть грех! Ведь с греческого «ересь» означает «выбор, направление, течение». А выбор, согласно прп. Максиму Исповеднику, и есть грех. Но кто без греха, сказал Спаситель, тот первый брось камень! Мы скажем: кто не ересь, тот обвини нас в ереси! В разговорной речи ересью иногда называется любое сознательное отрицание или искажение того учения, которое говорящий считает истинным. Говорящий, ты знаешь Истину? Ты ведаешь Вечность?
Нет, всё не так! Что бы мы ни сказали – ересь! Что бы ни сказали вы – ересь! Всё сказанное когда-либо – ересь по сравнению с Истиной и Вечностью. Ведь тот же глубокопочитаемый нами прп. Максим Исповедник, наиболее полно отразивший православную антропологию и учение которого для православной церкви является столь же важным, как для католической церкви – доктрина томизма, разделял бытие на пять антиномий, или особых противоположных сфер:
1. Бог и тварное бытие;
2. Чувственное и умозрительное (ангельский мир) бытие;
3. Небо и земля;
4. Земная реальность и рай;
5. Женская и мужская природа.
Всё это так. Но по отношению к Богу, который есть Вечность, и это ересь. Всё бытие – ересь.
В общем, кто имеет ум Господний, чтобы счесть его? Никто! Но тогда невозможно указать единственный и непогрешимый путь в Истину! Всё так, и всё не так!
А что говорит нам по этому поводу Спас? Всё так, и всё не так!
Но тогда что делать-то? А то, что делаешь! И нет тут пессимизма. Тут всего лишь сказано: «Всякому овощу своё время!»
И тут вот ещё что следует сказать… Пока мир уймой раздираем, невозможно не бороться за подчинение. И тут мы приведём в пример духовные упражнения иезуитской аскезы, изобретённые Игнатием Лойолой и основанные на развитии воображения и способности им управлять. При помощи них в ордене иезуитов осуществлялось подчинение.
Неофит, вступающий в орден, должен был под руководством опытного наставника с помощью психотехники вызвать в себе ряд представлений, близких по интенсивности содержания к галлюцинациям. В течение довольно продолжительного времени он должен был созерцать свою скверну, исполняясь ужаса от глубины своего падения, трепеща перед лицом неумолимого Судьи – Бога. Далее он должен был воображать земную жизнь Христа, представлять себя мучающимся в аду. В конце он созерцал Церковь, торжествующую вечную победу, её славу и величие.
Воображение в духовных практиках иезуитов играет большое значение потому, что именно через него при соответствующей настройке происходит прямой доступ к воле подчинённого, который становился преданным адептом ордена. Постоянно погружаясь в медитативные галлюцинации по предписанию ордена, неофит становился послушным орудием в руках начальства. Главным же начальником и руководителем иезуитов был римский папа. По мнению И. Лойолы, Христос создал Церковь, которая ему должна быть совершенно послушной, как рабыня без своей воли. Если Церковь в лице римского папы выскажется о некой белой вещи, что она чёрная, то истинный послушник должен верить папе, а не своему мнению. Требование совершенного послушания, призыв к отказу от своего «я», деятельная борьба с врагами Церкви – вот основные мысли Лойолы. Но они не являются личным его изобретением, но выражают общий дух и самую сердцевину католической антропологии.
Но к чему нами это сказано? Если вы были внимательными по ходу нашего повествования, то не могли пройти мимо того, что в Спасе не было догмы, не было методы, а упражнения создавались под восприемника по мере передачи ему Образа мира. Делалось это для того, чтобы передающему не стать ловцом душ. Это, подчеркнём, важнее не для восприемника, но для так называемого учителя. Скакнуть в Волю! Для чего нужно перестать подчинять других. Не самому перестать подчиняться. Перестать подчинять других!
Во всех методах исподволь присутствует невидимый или видимый НЕКТО, которому мы отдаем своё «я». Тем они и опасны, что желая обрести свободу, мы попадаем в плен. Особенно нужно бежать от тех «чудесных» методик, за которыми стоит иерархия. Некоторые и из Спаса стремятся создать этакую «строгую школу», объединить под себя единомышленников, вывести чёткую методу, чтобы дальше передавать традицию. Ну не так в Спасе! Всё по ходу, всё мазками, вчера так, сегодня этак, а завтра вообще непонятно как. Так вот и шествуют по дорожке бездорожной туда, не знаю куда. Нет иерархии, а встреча для того, чтобы отозваться друг в друге, и в отзыве этом себя испытать. Тем и нелеп Спас по сравнению со многими духовными течениями, которые, кстати, пришли к нам с Запада, хоть и имеют восточные корни. И «болеют» эти духовные учения той же болезнью, что и учение И. Лойолы. Почему нас хотят подчинить? Да потому что такова уязвлённая природа человеческой души!
В общем, кто услышал, тем урок! И очередное упражнение Спаса – аскеза перестать подчинять кого бы то ни было.
* * *
Узнать зрелость души можно по тому, как мы проявляемся в брани. Один, потерпев бесчестие, кинулся в драку. И тут же, не сходя с места, «наказал» обидчика. Это мета скотины, или жителя. Такой делатель безумия. Это дельная брань. Посредством рук. Сжечь что-либо, сломать калитку обидчику или отлупить его.
Другой оскорбился, но смолчал. Почему? А потому что смекнул, что сил может не хватить. Это «зубная» брань. Так называл её наказитель. Со стиснутыми от бессилия зубами. И это тоже скотина. Он делатель страха. Безумие и страх в брани – две черты жителя, или молодой души.
Третий порадуется за себя, но опечалится об укорившем его. Он делатель мздовоздаяния. Мздовоздояние тут не просто месть, но некая справедливость и неизбежная плата. В мире же должно быть всё уравновешено. Делатель мздовоздаяния не пойдёт в открытую месть, но прибегнет к ухищрённой мести. Мол, эх, ну и сукин сын, хулящий меня. Животное! Поделом ему будет за это. Бог его накажет!
Или же: «Ну-ну, я-то уйду, но вы тут не засохните». И где-то глубоко в себе прозвучит «без меня». Или: «Да сами вы больные!» Ну и самое утончённое: «Ха-ха, клоуны собрались». А может, и иначе: «Без чести и совести, и как такие могут о душевном говорить?!»
Тонкая месть свершилась! Именно так, в утончённой брани, её творит людина, или повзрослевшая душа. Эта брань называлась в Спасе ушлой.
Да! А почему «порадуется за себя, но опечалится об укорившем его»? Не всегда вот так с ходу поймёшь вы сказывания наставников. Радоваться тут – не веселиться, но радеть за себя. А «печалиться об укорившем» – это не радеть за другого? Нет, не радеть! Тут другое. Себя возвысить, укорившего принизить. Вот что означают слова наставников.
А как бранится человек? Он, воображая вред ближнего, прольёт слёзы. Это брань бессилия. Что может сделать он в ответ на брань? Ничего, чтобы не возвысить эту брань. Таков делатель любви. Он понимает тщетность силы и опасность деяния. Вот и ищет правду, которая «не моя» и «не твоя». Правда – она над!!! И слёзы его по правде этой. Они не месть, но подвиг миру, как говорил наказитель. И очищение ему. А нам – увы, увы, увы!
Прп. Исаак Сирин писал о плаче человека, просвещённого Святым Духом, за всю тварь: «И что такое сердце милующее?» – и сказал: «Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи человека источают слезы, от великой и сильной жалости, объемлющей сердце… и не может он вынести, или слышать или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великой жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблению в сем Богу».