Страница 30 из 34
Тем не менее к вышесказанному всё же можно кое-что добавить. Предлагали знающие такую вот загадку…
Спас – не припас. Его просто так не съешь, но съесть надо! Он по устам мажет, но во чрево не идёт. Вот и кажется человеку: раз вкус чего-то ощущает, то и ведает он то, что ему вкусится. Но это далеко не так. Старики так говорили: вот мы нечто держим в руке. Оно наше, это нечто. А когда мы это съели, то оно уже не наше. Оно – уже я. Держу – моё, съел – я. Вот и выходит, что моё не я, а я не моё. Хоть и говорят про я, что оно моё, но я не моё. Я – это я.
Если я ревность к чему-то испытываю, то оно моё. Тут однозначно! Ревность – не ровность. Ревность – это к себе, когда моё! Когда же нечто не моё, то я к этому ровность ощущаю. Болит, накипело – моё оно. Накипело – мета ревности. В руке его держу, а съесть не могу. Не получается. Но пока не съел я это, оно мне не впрок! Дразнит, блазнит, но не взрастает! Съесть это надо, чтобы оно мне на пользу пошло.
Вот двое что-то делят. Ты и я. Я при этом у тебя что-то отнимаю. То, что мы делим, отнимаю. Если отнимаю, то моё оно. Но и твоё тоже. Ведь ты тоже отнимаешь у меня. Вот тогда война и будет! А стоит тебе съесть это, оно уже не твоё. И воевать с тобой я из-за того, что уже не твоё, буду ли? Нет! С другими буду воевать. Но уже не с тобой.
Кто-то скажет: как же так? Можно ли съесть то, что не поделили? Тут отобрать нужно сначала. Но в этом и есть забубонь Спаса, что его не надо отнимать. Его надо съесть.
Но как съесть Спас? Он же убудет! Вот съест его кто-то, и мне не останется. Если яблоко, то да, оно убудет. А Спас не припас. Не яблоко он. Его съесть можно, но от этого Спаса не убудет. Только пока не съешь его, и тебе не пребудет!
Вот какая загадка есть в Спасе о Спасе. Ты держишь его. Он твой. Но прока от моего нет! Съешь – и он не твой. Вот тут и прок из него. Так как только то нам в рост, что съедено нами.
Не согласны? Предлагаем опыт! Поставьте перед собой стол, на него выложите кучу продуктов и не ешьте их. До тех пор, пока не поумнеете!
Если вас что-то захватило, а потом попустило, то съели вы это уже. И оно взросло. А если оно вас терзает, ревновать заставляет, мучиться, то держите это в руках, пока не проголодаетесь. Так уж в жизни ведётся, понять – это не съесть! Тут твоя дошлость не даст никакого прока. Тут голод испытывать нужно! А что есть голод? Это даже не желание. Это сердечная жажда – жажда радости, жажда правды и жажда праведности.
Как всё сказанное выше связано с тем, что сказано ещё выше? Отвечаем! Отказаться от Спаса можно, только съев его! Чтобы обрести друг друга, нужно съесть друг друга!
А теперь нужно прямо тут же возмутиться, сказать любимые слова «бред», «чушь», «мура». Сказать – и вновь проскочить мимо сути! Ну что же, если так, то грех вам!
* * *
И раз уж было сказано, что свобода – это сила, то стоит упомянуть здесь ещё пару ловушек сознания, отбирающих у нас и свободу и силу. Ответственность перед всем и вся и обязанность перед кем-либо, ибо это также способно лишить нас самих же нас. Люди переполнены навязанными им культурой ответственностью и обязанностью. Они ответственны перед родными и близкими, перед товарищами и сослуживцами, перед обществом, перед соотечественниками, перед всем человечеством, даже перед Вселенной. Но так ли это на самом деле? Если откинуть понятие долга, о котором мы говорили выше, то ответ мы должны держать только перед самим собой да перед Господом Богом! Когда же человек поддаётся всевозможному управлению со стороны окружающих, усердно «программирующих» его на те или иные действия, мысли и чувства (нужные прежде всего только этим людям, но не самому человеку), и возлагает на себя ответственность перед ними, тем самым он неосознанно отказывается от возможности самостоятельно действовать и развиваться, то есть быть самому! В данном случае ответственность сродни вине, и используется в обществе для управления.
То же самое можно сказать и об обязанностях. Долги, которые мы ощущаем перед окружающими, такие как долги забот, есть благо для нас. Отдавая эти долги забот, мы делаем усилие, так необходимое нашей душе для её роста. Но долг забот не стоит путать с обязанностью. Я должен, но не обязан! Долг забот – больше душевное понятие, обязанность же – понятие личностное, а значит, и общественное. Обязывают нас для того, чтобы управлять нами, и даже более – для того, чтобы облегчить себе жизнь, то есть скинуть с себя как можно больше того бремени, которое мы должны нести на себе для сдачи экзамена на человека. И если мы принимаем всю ответственность на себя, мы отбираем у окружающих эту возможность вытянуть свою лямку сполна и стать человеком и одновременно отказываемся от возможности быть самому. Пока я обязан – я связан, а значит, мне не расправить крылья, не стать Большаком, не выстроить Царский мир. А потому живи долгом забот, но не обязанностью, говорили наставники в Спасе. К примеру, входя в церковь, мы можем подать милостыню, но это вовсе не является нашей обязанностью. Отдать этот долг забот тебя призывает договор, принятый на себя Там. И этот же долг заставляет тебя делать так нужное тебе усилие! Обязанность же, наоборот, пленит тебя, связывая по рукам и ногам. Очень тонка и безвидна эта грань, где долг перерастает в обязанность, так как обязанность вырастает из долга. Увидеть её, а значит и не попасть в ловушку обязанности, которую нам на каждом шагу расставляет мир, можно только из душевности. И однозначно уж ловушка обязанности возникает там, где появились отношения счёта и учёта.
Для полноты образа ловушек сознания нужно освятить ещё одну «ловчую яму», в которую попадает каждый человек. Её можно назвать ловушкой совершенства. Самосовершенствование является нашей глубокой потребностью. Исходно оно связано с потребностями души и заставляет нас делать невероятные усилия, чтобы однажды приблизиться к тому исходному первообразу, который несёт в себе каждая душа. Но эта потребность может стать для человека страшным кошмаром, способным перечеркнуть напрочь все устремления к лучшему. Стремление к совершенству во всём заставляет испытывать нас неудовлетворение и напряжение, что уже можно рассматривать помехой к совершенствованию и определённой уязвимостью. Чтобы не попасть в эту ловушку, здесь важно удержаться на меже, то есть придерживаться некоего срединного пути: устремляясь к первообразу, помнить о том, что всё, что делается нами, делается нами безупречно. Безупречны даже наши ошибки, ибо мы не можем их не сделать. А раз так, то и не стоит рвать на себе волосы. Действие без ошибок есть следствие этих ошибок, и не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Можно, конечно, сделать лучше и без ошибок, но сделать это можно уже не сейчас, а то, что сделано сейчас, совершенно, или совершено. И задумываться о том, что можно было бы сделать всё лучше – это находиться в состоянии догоняющего, то есть постоянно опаздывать, не соответствуя настоящему.
В этих утверждениях мы сталкиваемся с очередной странностью Спаса. Как это может быть – совершенство в несовершенстве? И можно ли тогда улучшить свою жизнь, если все наши действия совершенны? И да, и нет. Да, потому что мы сами далеки от Исты и наша жизнь, соответственно, несовершенна, а значит, её можно и нужно улучшать. С другой стороны, если мы живём своей жизнью, мы имеем на данный миг именно то, что нам надо, что полезно для нашей души, а значит, и жизнь наша в данный миг совершенна, насколько это возможно. На сей час лучше просто быть не может. Принять совершенство данности, стремясь к совершенству в целом, – это позволить себе жить в позволении, или в соответствии с Божьей волей, которая не может не быть совершенной, а значит, и наша жизнь в совокупности с нашими действиями в своём стремлении к совершенству совершенна.
И чтобы окончательно «запутаться» в вопросе о совершенстве, тут нужно сказать ещё об одной Спасовой чепухе (любой вопрос, как вы помните, это путы, которые нам нужно снять с себя; то есть задавшись вопросом, мы обрекаем себя на развитие этих самых пут). Всякое наше действие вершится нами ради обретения некой полноты, которую можно назвать совершенством. Но, обретая совершенство, мы делаем мир ненужным для себя. И здесь кроется ещё один подвох, ибо мы стремимся к совершенствованию в чём-либо, чтобы быть более искусным, то есть действовать ещё тоньше в том деле, в котором мы совершенствуемся. Или не действовать? В том-то и дело, что не действовать! Совершенство там, где совершено, а значит, здесь уже не может быть действия в силу совершённости или законченности, перешедшей в бесконечность. Потому и достигнутое нами совершенство, если это на самом деле совершенство, неприменимо к делу! Оно ради неделания. Как это не делая мочь, для нас так и останется загадкой, но это то, к чему мы все стремимся, – божественность! А потому тот, кто стремится к совершенству в своём деле, дабы, к примеру, больше зарабатывать, тот явно болен. И он делает что-то не то и не так. Все мы хотим в каком-то деле стать лучше и совершеннее. И если мы не видим пока предела совершенству, значит, мы далеки от него. И конечно же, достигнутое человеком совершенство – например, ставить диагноз по телефону – очень далеко от истинного совершенства. Конечно, при помощи такой способности можно удивлять и улавливать людские души, но себя-то не нужно обманывать. А потому не стоит обольщаться своим мнимым совершенством и тем более выставлять его в мир как свою сильную сторону, потому как эта сильная сторона может оказаться слабиной, через которую мир и уязвит нас. Всякое несовершенство, объявленное мной совершенством, есть слабость! Поэтому как не стоит терзать себя своим несовершенством, так и не стоит кичиться своим совершенством. Оба эти проявления – суть слабины человеческие, где мы теряем силу. Опять же, понимание тонкости совершенства нужно ради приказни в том деле, которое вы вершите. Это и есть спасовский путь вора.