Воин Девы

Раб, щурящийся от непривычно яркого солнечного света, сразу же нашел язык с таинственными гостьями.

–Они говорят на божественном языке эллинов, мой повелитель, – покорно кланяясь, зашептал он. – Я хорошо знаю этот язык, и мог бы быть весьма полезен вам при ведении переговоров.

Тор досадливо поморщился. Встречаются же на земле подобные выродки! Вместо того, чтобы, почувствовав вкус свободы, вцепиться в обидчика, и перервав ему горло, с достоинством пасть от руки врага, этот грязный червь готов облизывать сапоги сильнейшего, чтобы сохранить свою никчемную жизнь.

Однако, Тору недосуг было предаваться рассуждениям о презренном невольнике. Произнеся положенные слова приветствия, царица уступила место жрице в темно-красном. Судя по почтению, оказываемому этой женщине, она занимала в своей стране пост, немногим уступающий царскому. А может, и вовсе не уступающий. Тор оценивающе ощупал глазами полноватую фигуру советницы. Длинные волосы, прошитые многочисленными серебристыми нитями. Невозмутимое лицо, отмеченное хорошо заметными морщинами. От обычной женщины, отличал ее только взгляд. Совсем такой же, как у хозяйки его собственного фьорда, чьим приказам незамедлительно повиновались. И чьему мнению даже он, высокородный боевой конунг, не всегда решался противоречить.

Темноволосая жрица откинула со лба серебристо-каштановую прядь, и норвей услышал бархатистый чарующий голос.

– Готовы ли вы выслушать условия договора?

Тор кивнул в знак согласия. Его порадовала краткость жрицы: многословие у норвеев не считалось достоинством. Женщина в красном удовлетворенно склонила голову.

– Хорошо. Всемогущая Дева позволит вам уйти живыми и невредимыми, пополнив трюм провизией и водой, если твои люди предварительно послужат во славу ее. Нам нужны трое.

Тор сделал шаг вперед.

– Я буду одним из них. Долг старшего – первым встречать испытания.

Астарта снисходительно улыбнулась.

– Сожалею, конунг. Но Великой Матери нужны зрелые мужи, еще не тронутые веянием старости. В обмен на пищу и воду эти воины примут участие в Ночи Продолжения Рода.

Астарта воздела к небу руки, отчего широкие рукава хитона опустились, открывая полные смуглые предплечья. На одном из которых красовалась сложная конструкция из цепочек и камушков, словно вторая кожа, покрывающая руку жрицы.

– Это великая честь для вас, чужеземец. Не каждому из жителей Ойкумены выпадает подобное. Но совоокая желает, чтобы так свершилось. И наш долг подчиниться.

Норвеи загомонили. Они не могли понять в чем подвох предлагаемого им условия.

– А что означает участие в Ночи Продолжения Рода?

– Что это за ночь-то такая?

–А в чем будет заключаться наше участие?

Тор свел к переносице лохматые брови. Он, кажется, догадался. Значит, трое из них будут принесены в жертву грозной богине. Что с ними сделают: убьют или оскопят? Тор невольно порадовался, что не может участвовать в этом ритуале. Даже перспектива умереть не страшила его так сильно, как потеря мужского достоинства. И тут же уловил легкое облачко иронии, мелькнувшее в темно-карих глазах жрицы, словно та прочитала потаенные мысли, промелькнувшие в голове конунга.

– Клянусь шлемом Афины, никому из твоих людей не будет нанесено оскорбления или вреда. Если норвеи угодят Великой, то вполне смогут даже получить награду от щедрот ее. Участие в Ночи Продолжения Рода станет для них одним из самых приятных воспоминаний. Уж можешь мне поверить.

Темные глаза лукаво прищурились, и в голове у норвея зашумело. Перед глазами поплыли столь обольстительные образы, что дыхание конунга возбужденно сбилось. Тор почувствовал приступ пьянящего желания. Он готов был броситься на стоявшую перед ним амазонку, словно мартовский кот. Уже сделал шаг вперед, протягивая к жрице жадные ладони. Но тут Астарта отвела взгляд. И конунг опомнился. Что за напасть?! – промелькнуло в убеленной сединами голове. – Что я сопливый мальчишка, впервые столкнувшийся с уловками обольстительницы? Срам какой! Однако сладострастные мысли, похоже, посетили не только его голову. Трое норвеев сделали шаг вперед. Конунг с сожалением отметил, что для выполнения обряда вызвались лучшие из его людей. Астарта удовлетворенно кивнула. Хорошие данные для будущего отцовства: высокий рост, широкие плечи, мощная грудная клетка. Правда, стойкий запах немытого тела, сильно портит общее впечатление. Но что делать? Варвары, чего с них взять? Жрица в красном наклонилась к царице и что-то шепнула ей на ухо. Илгмар чуть заметно кивнула и произнесла, обращаясь к Тору:

– Пусть твои воины снимут одежду. Жрица Богини должна осмотреть их перед тем, как принять решение.

Когда раб перевел слова царицы, руки северян единым движением легли на рукояти мечей.

– Я что, племенной бык, чтобы меня разглядывали безумные старухи?! – взревел один из вышедших вперед мужчин. – Тор, дай мне объяснить этим бабам, что значит грубить сыну Вотана!

Норвеи сгрудились, зазвенела сталь, выскальзывающая из ножен. Телохранительницы сомкнулись вокруг Илгмар, приготовившись защищать царицу… Казалось, еще мгновение, и тревожная тишина сменится лязгом мечей и яростными криками сражающихся.

Но в этот миг между северянами и амазонками с грацией, удивительной для столь округлой фигуры, скользнула Астарта. Подняла над головой руки, и в ладонях ее закачались два искристых шара величиной с небольшое яблоко. Камни мерцали на солнце, пульсируя, словно живые. И, увидев их, норвеи окаменели. Не было сил не только сдвинуться с места, но и просто отвести взгляд. Астарта то ли говорила, то ли пела на неведомом языке. А перед глазами норвеев вставали знакомые заливы и скалы, крыши родных домов и лица любимых. Сколько длилось это наваждение, никто не сумел бы сказать. Но, могучие воины безропотно отступили, оставив в центре палубы соплеменников, предназначенных в жертву. Тор, разинув рот от удивления, смотрел, как избранники преклонили колени перед невысокой женщиной со сверкающими шарами в руках. Жрица оборвала чарующую мелодию. И в наступившей тишине звонко прозвучал голос правительницы амазонок.

– Подойдите ко мне, дети северных берегов. Слушай меня, предводитель далекого племени! Трое мужчин, выбранных в жертву Богине, уйдут с нами. Через несколько дней они будут возвращены на борт драккара, а вместе с ними доставят пищу и воду, необходимую для вашего путешествия. – Илгмар скользнула пальцами по рукояти меча. – Однако, я должна быть уверена в безопасности своего народа. Пусть идущие с нами принесут клятву, нарушить которую не смеет ни один норвей.

Ореховые глаза впились в лицо конунга.

– Ты понимаешь, что я имею в виду? Ты – вождь и потому я хочу, чтобы ты первый принес клятву на мече. А потом – твои воины.

У Тора перехватило дыхание. Только не это! Откуда эти дикие кошки могли узнать про клятву?! Как они могли проведать о единственном обряде, нарушения которого не смел допустить ни один норвей? Можно было забыть обо всем: о кровном родстве, о клятвах в любви и верности. Но, переступив обряд на мече, любой из сынов Вотана вычеркивал себя из рядов тех, кто имел право называть себя воином. Никто не приютит клятвопреступника у своего очага, не предложит пищи и крова. Зато любой встречный может убить его, как собаку, ибо воин, предавший свой меч, недостоин топтать эту землю.

Двенадцать пар внимательных глаз следили за действиями седобородого конунга, ожидая исполнения приказа. Северянин понял, что отвертеться не удастся. Этим бестиям известно об обычаях норвеев едва ли не больше, чем ему самому! А их способности к наваждениям?! Если всего лишь одна амазонка в багровом хитоне смогла превратить бесстрашных воителей в стадо покорных ягнят, то, что будет, если все эти ведьмы объединятся против горстки его людей? Очень может случиться, что мореходы просто-напросто перебьют друг друга, искренне веря в то, что сражаются с демонами и чудовищами. Скрипнув зубами и мысленно пообещав собственными руками вырвать язык тому, кто проговорился о клятве, Тор потянул из-за пояса тяжелый заслуженный меч. Вслед за ним обнажили клинки трое молодых детей Вотана. Всем собравшимся, неожиданно пришла в голову одна и та же спасительная мысль, словно услужливо подсказанная кем-то. В конце концов, вовсе не обязательно рассказывать, домашним, какой выкуп пришлось им платить за право оставить потомство в далекой суровой земле. Кто мешает сказать, что они осчастливили местных женщин своей любовью?