Воин Девы

Изабелла Аминодова

Воин Девы

Неизведанный берег

Огромный черный корабль лениво покачивался на волнах вблизи незнакомого берега. Старший из мореходов, пожилой воин в рогатом шлеме, молча смотрел на песчаную отмель, время от времени недоверчиво покачивая головой.

Она была красива, эта неведомая земля: на песочно-желтом холме, словно сказочное видение, белел храм с треугольной крышей и длинными колоннами. Казалось, сами боги украсили берег нерукотворным чудом. Непривычные очертания, стройные и легкие, против воли в который раз притягивали взор старого морехода неземной хрупкостью очертаний.

День был в самом разгаре, и ослепительные солнечные блики переливались на волнах, делая морскую гладь похожей на складки драгоценной ткани, тяжелыми свертками которой был заполнен полузатопленный трюм драккара.

Вдали голубели верхушки скал, дрожащие в знойном летнем мареве. Никого. Только размеренное дыхание спящих нарушало покой жаркого полудня. На плеск волн о просмоленный, потемневший от времени борт, ни один из норвеев, рожденных и вскормленных морем, давным-давно уже не обращал внимания. Так же, как на поскрипывание снастей или шуршание тяжелого паруса. Эти звуки, знакомые с детства, были такой же неотъемлемой частью морских походов, как дыхание матери возле колыбели спящего младенца. А потому не привлекали ничьего внимания во время стоянки. Другое дело в открытом море. Там эти нехитрые звуки, ничего не говорящие чужому уху, могли рассказать о перемене настроения морского бога, предупредить об опасности или посулить удачное плавание. Однако сейчас сыны Тора и Одина были слишком измотаны, чтобы прислушиваться к шепоту корабельных снастей.

Они спали, покорители Вселенной, чьи мышцы не знали усталости, а сердце не ведало такого глупого чувства, как жалость. Крепкие мускулистые тела растянулись на палубе, и головы непримиримых врагов порой покоились на одной шкуре. Каждый из этих мужчин в битве стоил десяти и был опасен, как сама смерть, но сейчас сон смягчил жесткие лица. На палубе отдыхали обычные смертные, измученные тяжелым многодневным плаванием, заброшенные жестоким штормом в неизвестные воды.

Среди спящих выделялся юный воин, лицо которого еще не украшала гордость сынов Севера – густая борода. Безусое лицо с тонкими чертами дышало покоем и умиротворением. Шлем сполз с головы, обнажив темно-русые кудри, разметавшиеся по обтянутым кожаными доспехами плечам. Никто не ведал к какой расе принадлежала та пленница, которую его отец притащил на борт из очередного набега. Высокую, тонкую, словно тростинка, длиннокосую девочку и перепуганными зелеными глазами. Зато все помнили, как недолго ей суждено было послужить игрушкой могучему сыну морей. Пленница умерла почти сразу после рождения первенца, оставив на память о себе лишь нехарактерную для сынов Севера хрупкость, унаследованную сыном. Тонкокостный мальчишка потратил немало сил, чтобы доказать своим могучим сверстникам, что в его тощей фигурке дремлет унаследованная от отца звериная сила. За несколько лет и бессчетное число жесточайших драк молодой норвей заставил сверстников усвоить мудрое правило: не смотри на внешность, под обманчиво-хрупкой оболочкой могут дремать настоящие берсерки. По-девичьи тонкий стан спящего перехватывал широкий ремень, щедро усыпанный металлическими бляхами. Такие же железные круги украшали грудь и наплечья кожаной рубахи. Крепкие штаны из грубой кожи, изрядно потертые в походах и высокие сапоги с металлическими подковками… Обычный наряд северного морского бродяги. Ножны с длинным мечом покоились рядом. Тонкие длинные пальцы даже во сне стискивали темную отполированную рукоять. Рука воина даже в сонном забытьи не желала расстаться с оружием, готовая выхватить клинок, едва почуяв опасность. Полуоткрытые губы обнажали ряд великолепных зубов с выступающими по-волчьи клыками. Ноздри тонко выточенного носа, четкая линия которого прерывалась горбинкой, оставшейся после перелома, полученного в очередной драке, чуть подрагивали, словно молодой норвей принюхивался к аромату чужой земли. Тени от ресниц, длинных, словно у девушки, придавали лицу спящего мнимую нежность. Но грозная складка меж бровей, не разгладившаяся даже во сне, и два шрама, наискось пересекавших правую щеку и бровь, свидетельствовали, что перед вами воин, немало повидавший на своем недолгом веку.

Рядом на палубе распластался богатырь, чьи пальцы даже во сне не выпускали рукоять меча на полторы ладони превышающего длину привычных клинков. Крупные четкие черты лица представляли разительный контраст с утонченным обликом соседа. Воин, не проигравший ни одной схватки в своей жизни, не ведавший, что такое страх и презиравший любого уступающего ему в силе. Мощные бугры грудных мышц, оплетенные стальными мускулами руки и ноги. Недюжинная сила гиганта не вызывала сомнений даже у человека, неискушенного в воинских доблестях. Знатоку же громко повествовала о том, что встать великану поперек дороги, все равно, что заказать по себе отходное песнопение. Силач спал в полном боевом вооружении, не распустив даже ремешки кожаных наколенников, в любую минуту готовый вскочить и принять бой. Сон его напоминал дремоту дикой кошки, не забывающей даже сквозь сновидения оценивать происходящее. Бронзовое лицо украшала светлая курчавая бородка, свивавшаяся на конце крупными кольцами. Лицо было хорошо той особенной мощной красотой, перед которой преклоняются мальчишки, и которую так любят женщины.

Под стать этой паре были и остальные мужчины, мирно отдыхающие на палубе. Их могучие отшлифованные непрекращающимися схватками тела, можно было бы назвать даже прекрасными, если бы не тяжелый дух, витавший над палубой. В этом «аромате» вонь прогорклого жира перемешивалась с едкими запахами застарелого пота и немытого тела. И даже легкие порывы свежего морского ветерка не могли справиться с кисло-приторным запахом морских бродяг. Впрочем, самих норвеев подобные мелочи нимало не беспокоили. Запах, от которого непривычного иноплеменника сшибало с ног, для них был столь же обычен, как наличие двух рук или ног. Этот «аромат», частенько служил предметом насмешек среди более утонченных иностранцев. Правда, шутки подобного рода обычно отпускались только, если ни одного из сынов северных фьордов не было поблизости. Иначе шутник мог легко распрощаться не только с длинным языком, но и с головой.

Ничто не нарушало размеренное течение мыслей старого Тора, вглядывавшегося в пустынный неведомый берег. И они текли стремительной рекой, не давая конунгу ни минуты покоя. С тех пор, как во время жестокого шторма смыло за борт половину гребцов, драккар стал беспомощной игрушкой в руках безжалостного Морского Бога. Словно щепку, крутило корабль северян в пенистом круговороте воды, пока, наконец, сильное морское течение не пригнало их в эту неизвестную бухту.

Тор удручено опустил голову. Их осталось слишком мало. Всего полтора десятка закаленных походами и боями мужчин, брошенных на растерзание соленым морским ветрам. Слишком мало, чтобы безбоязненно ступить на золотисто-белый песок чужого берега. Тор устало вздохнул. Да-а, нелегкая перед ним задача: рисковать немногочисленными оставшимися в живых, отправляя их на поиски воды. Или прокладывать путь домой, рискуя погибнуть от жажды. Старый воин знал – без воды им домой не добраться. Море щедро предоставляло рыбу, способную утолить голод куда большего числа глоток, чем сейчас спали на этой палубе. Но его бирюзовые волны не могли напоить ни одного из смертных. Мореход протер слипающиеся глаза. Окинул взглядом драккар. Черный корабль жалобно скрипнул снастями. Гордая носовая фигура, потерявшая во время предпоследнего шторма один рог и пол-уха, чуть склонилась набок. Драккар отдыхал, устало опустив свои руки-весла и обессилено склонив красно-черный лоскут паруса. Измученный бурей, исхлестанный волнами, он словно загнанный погоней волк, переводил дыхание в укромном месте.

Неожиданный звук нарушил тишину. Тор обернулся: один из спящих встрепенулся во сне, вскинул голову, обводя палубу мутными со сна глазами. И кудлатая голова с сухим треском впечаталась в гребную скамью, заваленную обрывками канатов. Норвей буркнул что-то себе под нос, повернулся, толкнув соседа, чтобы освободить себе побольше места, вернул в ножны выхваченный нож, и вновь смежил веки, преклонив голову на соседнее затянутое в доспехи тело. Конунг усмехнулся в рано поседевшую бороду и вновь перенес взгляд на берег. А там… Норвей не поверил своим глазам. По золотистому песку пляжа несся, развевая по ветру длинную гриву, белоснежный конь. А на спине скакуна гордо восседала рыжеволосая девушка в голубой одежде.