Страница 4 из 9
Поглощенная собственными переживаниями, я успешно игнорировала Берута все то время, что мы провели на болоте. Другие студенты, которые были поумнее, меня не трогали. Практика прошла для меня незаметно – что может быть упоительней, чем жалость к себе?
Студенты засобирались и дружным строем потянулись в сторону академического городка. Еще издали мы поняли, что что-то не так. На улице под академией стояли учителя небольшими группками. Они переговаривались, как сплетничающие на базаре кумушки. Это было на них не похоже. Они предпочитали выглядеть солидно, ходили по одному, важно и неспешно, протирая время от времени лысины платочками.
Студентов, наоборот, не было видно. Это значило, что они собрались у кого-то в комнате и там обсуждали ту же самую новость, что и учителя, только не шепотом, а в полный голос и с эпитетами. Было ясно, что пока мы мокли на болоте, оторванные от новостей, случилось что-то значимое, что заставило всех выпасть из привычного уклада жизни.
Меня кольнуло дурное предчувствие. Когда я решительным шагом пошла к одной из компаний учителей, чтобы прямо спросить, что случилось, все разом замолчали.
– Что не так? – с нарастающей тревогой спросила я.
Учителя долго мялись и пытались уйти от ответа. Никто не хотел оказаться тем самым дурным вестником. В конце концов, после их немой гневной игры в гляделки и моего повторного вопроса «что не так?», который на этот раз я прорычала очень убедительно, один из них, икнув, рассказал мне, что произошло.
Утром, когда мы уже гордо стояли с сачками на болоте, вместе с почтовой каретой к нам в академию приехала плохая новость. Король и его первый советник пропали, и никто не знает, где они. Получалось, что Альберт и Рональд уехали вчера отсюда, но до города не добрались, и я была последней, кто их видел.
– Ты ссорилась с первым советником Рональдом перед его отъездом. Вот мы и думаем, уж не ты ли виновата в его исчезновении. Как-никак ты неплохая ведьма и уже кое-что умеешь.
Учителя молча и с подозрением смотрели на меня, достаточно глупые, чтобы сделать такое предположение, но недостаточно смелые, чтобы что-то предпринять.
– Бу! – сказала я и резко подняла руку. Они испуганно отшатнулись. Теперь к моей растерянности и тревоге добавилась еще обида за несправедливое обвинение.
Я даже не стала заходить в свою комнату за вещами, а сразу пошла на конюшню. Что-то мне подсказывало, что уезжать надо тихо, быстро и незаметно.
Холодец из кобылы
Взошла луна. Пустая и тихая дорога извивалась под нетвердыми ногами доходяги, которая имела наглость называться лошадью. Конюх военной академии попытался вытрясти из меня побольше денег за прокат этой престарелой животины, но быстро скис. Он понял по моему взгляду, что рискует закончить жизнь раньше, чем планировал, и что в этом случае я заберу лошадь бесплатно.
Я ехала не спеша, стараясь лишний раз не понукать животное, у меня были подозрения, что это ее последний путь, и он может закончиться раньше, чем я доберусь до города. Кроме того, такая скорость позволяла всматриваться в узоры на дорожной пыли.
Герои старых сказок по следам трехдневной давности определяли, в какую сторону шморки потащили моммбатов, где останавливались и какими словами при этом выражались. Я за дорогу поняла, что способна потерять следы целой кареты, проехавшей по почти пустующей дороге, всего день назад.
Кляча тяжело и осуждающе вздохнула. Я ее поддержала в этом на всякий случай, в надежде, что сопереживание поможет издыхающей кобыле продержаться до города.
Наш путь подходил к концу, впереди показались светящиеся купола Альмагарда. Чуда не случилось, пропажа не нашлась только потому, что я отправилась ее искать. Иллюзии покинули меня, что делать дальше – я не представляла.
Можно было обманывать себя мыслью, что Рональд с Альбертом решили устроить отпуск и отправились куда-нибудь в тихое местечко половить рыбку, погреться на солнышке или начать писать мемуары. Но такой обман сработал бы только для человека, который их совсем не знал. А я их обоих слишком хорошо знала. Рональд никогда не ушел бы от ответственности, и не дал бы это сделать Альберту. С усилием отогнав мысль, что братьев уже может не быть в живых, я заставила себя верить, что это похищение, а не убийство.
– Спокойно, – сказала я сама себе, – в конце этой истории жалеть придется самого похитителя.
Будто соглашаясь со мной, лошадь тряхнула гривой и остановилась. Из придорожных кустов отчетливо послышался шорох. Да, в лесах вокруг Альмагарда в изобилии водились лисы, зайцы и олени, но они, как правило, не проявляли такую эмоциональность.
Из-за веток пробивалась волной чья-то, мягко говоря, неприязнь. Там прятался чужак, фанатичный и уверенный в том, что он меня ненавидит.
Кляча чихнула. От неожиданности я чуть с нее не свалилась. Кусты тоже вздрогнули, зашелестев молодыми листьями. Я про себя посмеялась. Кусты выругались с едва ощутимым акцентом.
– Иностранец, – поняла я как раз в тот момент, когда моя кляча вспомнила, что она все-таки лошадь. Она резко дернулась, встала на дыбы и понеслась по дороге со скоростью, более уместной для молодого жеребца.
– Так ты притворялась, хитрая скотина! – выругалась я, откидываясь назад и натягивая поводья. Хитрая скотина скосила на меня один глаз и прибавила ходу. Если бы она проявила такую прыть с самого начала, мы бы доехали до города еще засветло.
Кобыла решила стать хозяйкой своей судьбы и осмотреть достопримечательности столицы. Она врезалась в еле освещенные улицы и сделала не меньше, чем три полных круга по городу. У нее проявилась либо тяга к прекрасному, либо интерес к городской архитектуре.
Поздние прохожие шарахались в стороны из-под ее копыт, посылая мне вслед проклятья. Ну, это они просто не успевали рассмотреть, кто сидит верхом, иначе никаких проклятий, по крайней мере вслух, не было бы.
Я решила прибегнуть к последнему методу, попыталась изобразить спокойный, добрый голос и ласково протянула:
– Остановись, животное, иначе придумаю заклинание, превращающее кобыл в холодец, специально для тебя.
А что, смысл она все равно не поймет, главное – интонация.
Похоже, кобыла все-таки поняла, потому что понесла еще быстрее. От жесткого казенного седла у меня начинало сильно болеть то место, на котором обычно сидят. И когда кобыла стала заходить на четвертый круг, я высказала, уже не подбирая интонации, что о ней думаю. Кобыла обиделась, решила, что дальше идет в свой поход без меня, и проскакала вплотную к каменному забору, сильно придавив мне ногу.
Я потеряла равновесие и свалилась на дорожную плитку. Высокий сапог, который я так и не переобула после прогулки по болоту, зацепился за стремя, меня протянуло по земле еще несколько лошадиных шагов, прежде чем нога выскользнула.
Правый сапог ускакал вместе с лошадью. Потерев одно из ушибленных мест, которых оказалось много, я, босая на одну ногу, захромала в сторону замка.
Вредная скотина сбросила меня далеко, хромать пришлось долго. Зато было много времени подумать о вечном. Этим вечным оказалось заклинание, превращающее клячу в холодец.
Завтра кобылу найдет кто-нибудь из горожан, мне придется компенсировать материальный ущерб, нанесенный военной академии, а испытывать только что изобретенное заклинание будет не на ком.
Переговоры как они есть
Замок казался пустым и нежилым. Купол, который когда-то поставил Освальд, так и остался над ним на всякий случай. О том, что внутри все же кто-то есть, говорило единственное светящееся окошко на первом этаже. Это была кухня, значит, няня Мэлли еще не спала, несмотря на позднее время.
Няня и не думала спать. Она плакала, утирая слезы фартуком. Предавалась она этому занятию уже давно и в полную силу. У нее было на это времени больше, чем у меня, она узнала об исчезновении воспитанников еще утром. Вдоволь наобнимавшись, я перешла к расспросам.