Рука G

– Объясните внятно, – обратилась школьница к полицейской, – про какую фигню Вы говорите?

– Э… – теперь растерялась молодая женщина. Неожиданно ей подумалось, что зря она обозвала такую важную часть мужского организма «фигнёй», ведь теперь её могут обвинить в сексизме, в феминизме (а она даже не знала, что это такое), и прочей сексуальной дискриминации (а ведь жертва – всегда женщина), – он штаны снимал?

– Нет, – удивилась Катя. Снимать штаны на улице глупо, но, очевидно, у женщин-полицейских свои представления о мужской логике.

– Он их расстёгивал?

– Нет, – школьница задумалась и о женской логике.

– И ничего оттуда не вытаскивал?

– А надо было? – резко спросил Василий. Столь подробные расспросы о его достоинстве навели Потаскушкина на другие мысли, – Может, ты сама хочешь посмотреть?

– Что?! – осознав, что вопрос задан именно ей, возмущённая Анна Ивановна медленно достала, спрятанные было, наручники, – Ты и ко мне пристаёшь? При исполнении?

– Ты сама так нудно расспрашиваешь об этом, что я и не знаю, что думать, – усмехнулся Василий.

– Какая Вы пошлая! – школьница в очках сурово посмотрела на участковую, – Не ожидала такого от женщины!

С этими словами Катерина развернулась и убежала в школу. Анна Ивановна растерянно посмотрела ей вслед, затем перевела взгляд на усмехающегося Потаскушкина. А ведь она почти поймала этого развратника на месте преступления! От вспыхнувшей ярости в горле лейтенанта мгновенно пересохло, её рука с наручниками сама по себе взметнулась вверх и зажила своей жизнью. Очевидно, смысл этой жизни заключался в том, чтобы отлупить ненавистного журналиста, потому, что именно этим Анна Ивановна и занималась следующие пять минут.

Наученный горьким опытом, а точнее, жуткой ягодичной болью, Василий уворачивался с невероятной скоростью и лейтенанту удалось попасть всего лишь два раза. Наконец, Потаскушкин заметил, что к окнам школы прильнуло огромное количество школьников и радостно глазеет на бесплатное и фееричное зрелище.

– На тебя вся школа смотрит! – заорал он.

– Где? – удивилась лейтенант и остановилась, оглянувшись, – Дьявол, точно, смотрят. Зато они тебя запомнят, и будут остерегаться.

– Ага, щас, – усмехнулся Василий, – завтра же всем в этой школе расскажу, что ты ко мне пристаёшь и принуждаешь к сексу, поэтому и бегаешь за мной с наручниками.

– Тебе никто не поверит, – в голосе Анны Ивановны звучало сомнение, – где это видано, чтобы баба так бегала за мужиком.

– Ещё как поверят, сейчас у нас равноправие даже в сексуальных вопросах, – Потаскушкин с безопасного расстояния показал участковой язык, – а иначе, почему ты тогда меня не арестуешь? А?

– Собираю доказательства.

– Ты даже не понимаешь, как жалко звучат твои слова. Синяки на моей заднице – вот доказательства! И вся школа видела, как эти синяки там появились. И это всё, – он указал на переполненные окна, – свидетели.

Лейтенант словно наткнулась на стенку, её словно пришибло кирпичом, словно громко крикнули над ухом в тёмной комнате. Ведь только вчера полковник предупреждал её, что преступники сделают всё, чтобы скомпрометировать сотрудников полиции. А она так бестолково подставилась Потаскушкину.

– Ладно, забыли, – отмахнулась участковая, – тебе повезло сегодня.

– Что значит, забыли, – Василий упёр руки в бока и подошёл к женщине, – я пошёл снимать побои.

– Не надо, – невольно вырвалось у лейтенанта.

– А поцелуешь туда, куда лупила?

Глаза Анны Ивановны вспыхнули, и она с трудом сдержалась, чтобы не ударить развратника ещё парочку раз.

– Хорошо, – выдавила она сквозь гневное дыхание, – иди, снимай побои.

– Пойдёшь со мной, чтобы я сразу на тебя указал?

– В отделении подожду, – с этими словами женщина в форме спрятала наручники и ушла, плавно покачивая бёдрами.

Наверняка кто-то из школьников снимал на сотовый телефон, как модель в форме полицейского гоняется с наручниками за молодым мужиком. Чистейшее садо-мазо. Неужели эта куколка не видит себя со стороны? Тогда увидит в интернете. Журналист улыбнулся, втык от начальства участковой обеспечен. И тут же вздохнул, этот втык наверняка обозлит её и как бы ему самому не перепало.

Потаскушкин задумался, он впервые обнимал девушку. Да, ей всего лишь пятнадцать-шестнадцать лет, но так сладостно было прижимать её к себе. Василий осторожно потрогал попу, болело неимоверно, жгло так, словно горчицей намазали.

Чёрт! Катя единственная, кто поверил в его фамилию! Ведь он уже начал думать о ней, как о своей девушке!

Зачем она стала говорить, что у них что-то было? Решила, что так его защитит? Ведь он своей рукой сделал ей больно. Надо извиниться перед ней.

Потаскушкин вышел с территории школы, но мысленно всё ещё крутился на учебном дворе. А если лейтенанту надо найти козла отпущения, чтобы у неё появился формальный повод для перевода на более престижную должность? И она хочет, чтобы таким козлом стал Потаскушкин? Надо быть осторожнее.

В редакции Лена Прекрасная впервые отвела глаза и не стала как обычно, громко рассказывать при его появлении о том, что «некоторые журналисты потаскаются, потаскаются и вернутся наконец-то на работу».

Василий зашёл к главному редактору и доложил о визите в молодёжный театр. Вместе с Семёном Сергеевичем рассказ Потаскушкина внимательно выслушали три деревянные маски из Таиланда, украшавшие стены и пугающие новых посетителей громадными оскалами.

– Гм, – старый журналист задумался, – хорошо бы заснять на видео такую репетицию. Как думаешь, этот Пятиваткин лоханётся или будет при виде камеры осторожным?

– Не знаю, что там у него в голове творится, насколько тестостерон заменяет ему мыслительный процесс.

– Хорошо, я подумаю, а ты пока иди.

Василий кивнул головой и вернулся за свой стол. Почему только женщинам становилось плохо от его руки? С некоторыми знакомыми мужчинами он здоровался за руку, и они ничего не чувствовали. Может, надо больше прилагать усилий.

Или… в голове у Василия вспыхнуло. Женщин он никогда не касался за кисть руки, как мужчин! Вот оно. Надо всего лишь проверить экспериментально.

Потаскушкин оглянулся и наткнулся на встревоженный взгляд Лены Прекрасной. Женщина тут же уставилась в свой компьютер. Да не буду я про тебя никому рассказывать, усмехнулся журналист.

Однако, эта короткая сценка убедительно показала Василию, что экспериментировать на работе чрезвычайно опасно. Да и сидеть на стуле – крайне неприятно.

Что же делать? На ком можно попрактиковаться?

На ум немедленно пришла идея. Когда-то очень давно Потаскушкин дружил с мелким предпринимателем, Юрием Мегафоновым. Мегафонов отчаянно пытался раскрутиться и постоянно влезал в авантюры. Очередной аферист вешал Юрию лапшу на уши о том, что ему надо вложить деньги в этого афериста, и он моментально разбогатеет.

Мегафонов верил в сказки и при встрече всегда спрашивал совета Потаскушкина. Василию было очевидно, что это «разводилово» и он отговаривал своего приятеля.

Наконец, Потаскушкину надоели подобные разговоры, и он свел их к минимуму. Каково же было его удивление, когда, спустя полгода, Мегафонов обвинил его в собственной несчастливости. Как заявил бизнесмен Василию, всё, что он ему говорил, обернулось крахом и убытками. Возражения журналиста о том, что он-то как раз ему и не советовал этим заниматься, Мегафонов даже не стал слушать, а просто послал Потаскушкина по известному всем адресу.

Василий не стерпел и накатал на Мегафонова статью в «Реальные новости», где откровенно рассказал о том, какие глупые бизнесмены работают в их городе и портят экономическую обстановку. Ведь Потаскушкин знал многое о старом приятеле.

Мегафонов подал в суд о защите чести и достоинства и выиграл дело. Но только в части слова «глупый». Ведь всё остальное было правдой, что и смог доказать в суде Потаскушкин.

Василий извинился на страницах своей газеты, при этом назвав Мегафонова неудачником. Мегафонов вновь подал в суд. Тираж газеты вырос на десять процентов и Потаскушкину выписали премию.