Мисс Билли

За все то время, что прошло с момента покупки Гнезда, Сирил навещал ее всего два раза, а уже почти настал День Благодарения10. Еще раз или два Билли видела его в доме на Бикон-стрит, когда их с тетей Ханной приглашали туда обедать. И всегда он представал либо замкнутым молчаливым гостем, либо болезненно педантичным хозяином. Поговорить с ним у нее не было никакой возможности.

– Он обращается со мной так же, как с бедным маленьким Спунком в самый первый вечер, – мрачно говорила Билли сама себе.

Всего раз после своего приезда Билли слышала, как Сирил играет, и то вместе с ней его слушали еще несколько сотен человек – на концерте. Она сидела совершенно очарованная, устремив взгляд на четкий профиль Сирила. Тот играл с невероятным мастерством и мощью, без всяких нот. После Билли встретилась с ним и попыталась сказать, насколько тронута, но из-за охватившего ее волнения и внезапного стеснения смогла только промямлить какую-то банальность, в ответ на которую он холодно улыбнулся.

Дважды она просила Сирила поиграть ей, но каждый раз он отказывался, вежливо, но решительно.

– Не проси его, – посоветовал ей Бертрам. – Этот лев никогда не ревет по приказу. Если ты хочешь его послушать, проберись наверх, встань лагерем за его дверью и терпеливо жди крошек, которые упадут с его стола.

– Твоя метафора притянута за уши, – раздраженно сказал Сирил.

– Да, сэр, – признал Бертрам, нимало не смутившись, – но я просто хочу внушить Билли одно: если она хочет тебя послушать, ей придется сидеть у тебя под дверью, как и раньше.

Билли покраснела.

– Этого я делать не стану, – решительно сказала она. – Но все еще надеюсь, что однажды он мне поиграет.

– Для этого нужно, чтобы совпали звезды, – важно сказал Бертрам. – Чтобы табурет, пианино, педали, погода, его пальцы, ваши уши навевали нужное настроение, тогда и поиграет.

– Ерунда! – вспыхнул Сирил. – Когда-нибудь я, конечно, сыграю. Но не сегодня.

На этом разговор был закончен. Больше Билли не просила его играть.

В День Благодарения братья Хеншоу пригласили на обед Билли и тетю Ханну. Уильям был столь сердечным, что был бы рад увидеть у себя в гостях даже нового котенка и канарейку, если бы Билли взбрело в голову взять их с собой. Пит в очередной раз отмыл и отчистил весь дом. Дон Линг принялся экспериментировать с шоколадом, чтобы приготовить ириски. Бертрам заявил, что чувствует дрожь всей Страты. Билли и тетя Ханна и раньше бывали с визитами, но сейчас был особый случай.

Гостей ждали к полудню. Это не будет мучительный полуторачасовой напряженный разговор. Они весело и дружно проведут вместе целых полдня, почти как в старые времена. Так что комнаты снова украсили розами, а на толстую шею Спунки повязали пышный розовый бант. Бертрам снова повесил последний «девичий лик» на самое видное место. Только Сирил в этот раз не принес ни ноты, ни свою книгу.

Обед планировали подавать в три часа, но гостей просили пожаловать к двенадцати. Точно в назначенный час они прибыли.

– Ну вот, совсем другое дело! – довольно воскликнул Бертрам, когда дамы, раздевшись, расположились у огня.

– Конечно. А теперь показывайте мне все, что вы делали в мое отсутствие, – отозвалась Билли, жадно оглядываясь. – Полагаю, у вас добавилось не меньше полудюжины новых чайников и образцов черного базальта, правда, дядя Уильям? – сказала она, обращаясь к старшему из «мальчиков» Хеншоу, который молча любовался ею.

– Чайники уже в прошлом. Так ведь, Уилл? – вмешался Бертрам. – То ли дело старые оловянные цепочки с разноцветными камешками.

Билли рассмеялась, но, заметив искреннее огорчение на лице Уильяма, стала серьезной.

– Не позволяйте себя дразнить, дядя Уильям, – сказала она. – Лучше поскорее покажите цепочки. Пойдемте наверх, я хочу увидеть все.

Уильям стал отнекиваться, забормотал, что смотреть особенно не на что, но при этом безотчетно двинулся в сторону лестницы, приглашая Билли с собой.

Когда через пару минут они открыли маленький шкафчик в его комнате, она воскликнула:

– Ой! Какая прелесть!

– Тебе нравится? Я так и думал! – обрадовался Уильям, и неуверенность в его глазах сменилась торжеством. – Понимаешь, я думал о тебе, когда покупал их, все до единого. Я думал, что они тебе понравятся. Вот последнее приобретение.

Он осторожно поднял с подставки из черного бархата серебряное ожерелье, составленное из маленьких плоских дисков, скрепленных цепочками и через равные интервалы украшенных странными сине-зелеными камнями.

Билли была очарована.

– Какая красота! Так вот что Бертрам называл «оловянными цепочками»! Дядя Уильям, где вы их нашли?

Уильям торопливо рассказывал, упиваясь восторгом Билли. Помимо ожерелья, здесь были причудливое кольцо и брошь с кошачьим глазом. К каждому из украшений прилагалась своя история. Были у Уильяма и другие сокровища: пряжки, кольца, брошки, ожерелья из потемневшего золота и серебра, странного вида и удивительной работы, усыпанные камнями самых немыслимых цветов. Он с ученым видом произносил новые слова, которые узнал, охотясь за новыми сокровищами: хризопраз, сердолик, огненный опал, оникс, халцедон, сардоникс, лазурит, турмалин, хризолит, гиацинт, карбункул.

– Они чудесны, просто чудесны, – искренне сказала Билли, когда последняя цепочка перешла из ее пальцев в ладонь Уильяма. – Это лучшее, что вы когда-либо коллекционировали!

Но она смотрела не на украшения. Взгляд ее был прикован к маленькой черепаховой шпильке и обтянутой коричневым шелком пуговице, которые прятались за чайником лоустофтского фарфора.

По пути вниз Уильям остановился перед старой комнатой Билли.

– Я бы очень хотел, чтобы ты жила здесь, – грустно сказал он. – Твои комнаты тебя ждут.

– Разве вы их не используете? – спросила Билли.

Уильям махнул рукой.

– Нам они не нужны. К тому же они принадлежат тебе и тете Ханне. Там навсегда остался отпечаток тебя, моя милая. Мы не можем ими пользоваться.

Билли открыла дверь и увидела открытое пианино у окна. Она весело подбежала к нему, плюхнулась на табурет и немедленно заиграла великолепную мазурку.

Билли, как и Сирил, умела передавать музыкой свое настроение. Звенящие аккорды рассказывали об охватившем ее волнении, вовсе не радостном. Уильям смотрел на ее порхающие пальцы с гордостью и очень неохотно откликнулся на призыв Пита спуститься, чтобы разрешить сложный вопрос об украшении стола.

Билли, оставшись одна, продолжила играть, но уже по-другому. Странная медленная мелодия взлетала и падала, терялась в изощренной гармонии. Билли импровизировала, и в ее музыку вкралось что-то из былых времен, когда она, одинокая сирота, появилась здесь в поисках дома и семьи. Она все играла и играла, а потом встала, резко оборвав мелодию. Билли думала о Кейт. Если бы Кейт не взяла дело в свои руки, может быть, эта маленькая комната до сих пор оставалась ее домом.

Билли так внезапно распахнула дверь, что человек, стоявший снаружи, не успел спрятаться. Впрочем, Билли не увидела его лица, только ноги в серых брюках, исчезающие за поворотом лестницы. Она не думала об этом, пока не позвали к обеду и Сирил не спустился вниз. Серые брюки были только на нем.

Обед имел большой успех. Даже шоколадные ириски удались на славу, и нельзя было сказать, кто больше старался угодить гостям – Пит или Дон Линг. После обеда вся семья собралась в гостиной поболтать. Бертрам демонстрировал свои новые картины, а Билли играла и пела веселые, легкие мелодии, которые любили тетя Ханна и дядя Уильям. Сирил ничем не показывал, нравится ли ему игра. Но Билли играла не для Сирила. Она пообещала себе, что ей больше нет до него дела. И все же вспоминала, как у поворота лестницы мелькнули серые брюки.

Через два дня после Дня Благодарения Сирил навестил Гнездо.

– Я хочу послушать, как вы играете, – внезапно заявил он.

Сердце Билли прыгнуло, но потакать ему она не собиралась. Вслух она произнесла:

10

День Благодарения – государственный праздник в США, отмечается в четвертый четверг ноября. По традиции несколько поколений одной семьи собираются в доме старших на праздничный обед. Каждый произносит слова благодарения Господу и своим близким за все хорошее, что произошло в его жизни.