Страница 3 из 14
Вместо двух комнат – целых пять. Одна из которых – холодная и сырая, две – размером со шкаф-купе. Гараж – на две машины, больше похожий на трамвай – машины стояли в нем «паровозиком». Выход из кухни – в «сад», поросший огромными, доисторических размеров лопухами. Беседка, в образе кирпичной будки, какие обычно украшают лаконичной надписью: «Не влезай – убьет». И… предел моих мечтаний – камин, «перекроенный» из старой печи. Когда мы разжигали его, он весело и задорно плевался горящими головешками прямо в наш новый диван.
Дом жил совсем рядом с моей «бывшей», и я счастливо избежала тоски по утраченному – знакомым остановкам, магазинам, тропинкам и парку. Новый любимый – в старой жизни. В нашем романе было все – знакомство по объявлению и первое свидание морозным вечером. Неизбежное при знакомстве «вслепую» разочарование: «Я его совсем не таким представляла…». Надежда – «а вдруг это судьба…» легко переходила в сомнение – «квартира-то своя, родная, мы с ней пуд соли съели, а этот – голодранец, ремонта элементарного ни в одной комнате нет».
Завершилось все тем, что я объявила квартире, что ухожу. Насовсем. В другой дом. Квартира обиделась и долго не продавалась. Но однажды, почти впритык к сделке, появился покупатель – увидел квартиру и влюбился. В обе чистенькие вылизанные комнатки и веселую яркую кухню. И забрал ее – не торгуясь. Долгожданная свобода от надоевшей жилплощади неожиданно стала для меня – ударом. Мы провели вместе ночь перед «передачей ключей».
В пустых комнатах гуляло эхо. Сидя на полу, на матрасе, я вдруг впервые после начала «романа» с домом поняла, что расстаемся мы с квартирой серьезно и навсегда. «Вот ты как, – почти упрекала я, – первый встречный и ты, не задумываясь, уходишь с ним». «Этот, первый встречный, сразу полюбил меня такой, какая я есть. Он ничего не будет во мне менять», – резонно возразила квартира. Я почувствовала легкий укол зависти: «Как у них все сложилось…». Нам с домом только предстояло привыкать друг к другу. И что я в нем нашла?
С таким домом жить было нельзя. Его надо было менять и облагораживать, подгонять под свои жизненные стандарты… Когда друзья помогли перевезти вещи и затащили мебель в наше новое жилище, их лица стали похожи одинаковыми вытянутыми выражениями. «Что вы наделали?» – только и смогли выдохнуть они. И я, наконец, разрыдалась. Поздним вечером, прощаясь после застолья, друзья весело махали из окна машины сорванными в нашем «саду» лопухами. Лопухи-гиганты примирили меня с новой действительностью. И начался новый этап – «жизнь с домом».
Оказалось, что ужиться с ним было не так-то просто. По ночам он скрипел половицами, кашлял и вообще вел себя непредсказуемо. Не так, как я представляла в своих романтических мечтах о новой любви. Наша первая ночь стала для меня кошмаром. Муж уехал по делам, а кошка, впущенная первой, буквально «повисла» на скользком стекле окна и пронзительно орала, пытаясь вырваться за пределы вожделенных пяти комнат. Я схватила ее и выскочила на крыльцо. Тут же, почти возле моего уха, кто-то надрывно закашлял – акустика ночью в частном секторе великолепная…
Покрывшись холодным потом, я оцепенело стояла в кружке света от уличного фонаря посреди двора, лихорадочно добывая из памяти обрывки всех, известных мне на то время молитв. Мне казалось – выйди я из круга – на меня набросятся все немыслимые чудовища, в существование которых я почти поверила. Вернувшийся через час муж с трудом спас из моих рук полу-придушенную кошку и силой впихнул нас обеих в «новое жилище». В эту ночь мне так и не удалось уснуть… Почти с завистью я слушала храп супруга – его крепкая нервная система дарила ему роскошь сна где угодно.
Долго я еще не решалась снова провести ночь с Домом. Ночевала у родителей – в квартире, так похожей на мою бывшую… Надеялась, к осени ради меня дом изменится, приобретет «божеский вид», и я, наконец, смогу к нему привыкнуть. И у нас будет все серьезно. Но Дом и не думал меняться так быстро. И вообще – зачем, ведь это я сама захотела с ним жить. Придумала себе любовь… Бачили очі, що купували… Он был в возрасте, капризен, упрям, в нем водились мыши! Он привык к беспорядку, был захламлен и совершенно не парился по этому поводу.
Он и рядом не стоял с теми красавцами, что жили в моих мечтах. В конце концов, я смирилась с мыслью, что настоящим евро-домом мой не станет никогда. Одна радость – простор и свобода. С ним, неряхой, можно было до утра сидеть в беседке-будке и орать песни в караоке, любоваться звездами, лежа на плоской крыше, есть черешню с дерева, круглый год жарить шашлыки и сразу выбегать на свежий, только что выпавший снег. И я… полюбила эту свободу. И Дом полюбила. Как в песне: я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила. А потом мы с ним решили «рожать». Ну, в самом деле – зачем тогда и дом, если в нем не звучит веселый детский смех. Старшие дети подросли, и Дом как-то намекнул, что неплохо бы еще одного… И жарким июльским днем в нем появился еще один жилец. О, как Дом любил мою дочку! Как заботливо укрывал ее своей тенью, как нежно баюкал шелестом листвы в саду, когда там стояла колясочка со спящим ребенком! Сколько радости ей дарили бассейн – летом, «батуты» из листьев – осенью, прозрачные лужи – весной, «горы» из снега – зимой. Как счастливо дочка с ним росла!
Со временем Дом стал красавцем. Радовал глаз опрятным внешним видом, удивлял и покорял «миром внутренним». Казалось, живи и радуйся. Но, как и полагается в отношениях, мы устали. Я устала. Мне стало скучно с ним. Одна и та же люстра в спальне. Один и тот же вид из окна. Раковина в кухне – в самом темном углу. «Надо было другую мебель покупать. Или эту не так расставить. Как я хочу, чтобы у меня в кухне раковина была под окном!», – я забыла, как радовалась новому кухонному гарнитуру, купленному по случаю с огромной скидкой… Мне все чаще хотелось вырваться, побыть одной, без Дома. Казалось – он нависал надо мной своими стенами, требовал внимания, настаивал, чтобы мы как можно реже расставались. «Какой он все-таки несуразный! Простой квадрат, поделенный на четыре части», – я, вдруг, «прозрела». Он когда-то согласился со мной – стал «косить» под евро. Но не евро. У него была душа, я любила его. А потом что-то выключилось внутри. Мне казалось, во всех моих бедах, в моей неудавшейся жизни виноват он, связавший нас по рукам и ногам общим пространством и невозможностью уйти…
Я сходила с ума «в четырех стенах», как вдруг узнала, что снова беременна. «Рожай!», – сказал Дом. «У меня есть всё – уют, тепло, песочница, качели! Пусть он будет, этот малыш!». Меня не надо было долго уговаривать, я и сама понимала – для ребенка у Дома есть всё. Вот только меня не было у дома. Заложница. Невыездная. Жуткий токсикоз лишал маневренности и возможности хоть немного побыть одной. А Дом укутывал теплом, топил камин, баловал удобной кроватью. Но мне тошнило. Казалось – от родных стен. Он не выдержал, «психанул» – полыхнул огнем из камина, закоптил черным потолки. Потом успокоился, «остыл», снова принялся баюкать. Иногда, втайне от него и ото всех, я мечтала о новом доме, новой жизни. Но куда я без него, беременная, с двумя детьми… Мы стали слишком зависимы друг от друга – Дом оживал в нашем присутствии, мы не представляли своей жизни без него… Не вырвешься. Повязан по рукам и ногам. Общими счастливыми воспоминаниями. Совместно нажитым имуществом. Разве можно оставить всё это? Это тебе не квартира. Это целая жизнь…
А потом начали стрелять… Дом поначалу успокаивал, но и он и я знали – стены из дерева. Подвала нет. По обоюдному согласию мы засыпали его в самом начале совместной жизни. «Зачем тебе это подземелье? Сырое и холодное? Нам не нужны тайны друг от друга» – настаивала я. «Делай, как знаешь!», – махнул рукой Дом. Он не захотел убедить меня в обратном – неизменно являл нашим глазам полузатопленную темноту… Мы строили дом для мирной жизни. А ему, старичку, 1947-го года рождения, всё же суждено было встретиться с войной…
– Уезжай! Тебе опасно здесь оставаться! – Дом смотрел на меня родными стенами в фотографиях, уговаривал.