Точка

–Тамик, ты все это серьезно? – недоверчиво проговорил Григорий.

–Да!! – заорал Тамерлан ему в лицо. – Да! Я уверен, что-то происходит! Топлива нет, на приборах всплеск различных изменений, и никаких записей! А возможностей, приходящих в голову – миллион! Нужен человек. Только человек способен совместить в себе несовместимые состояния и факты.

–И вернуться через сто лет сытым с инопланетного пастбища? – проговорил Картер.

–Да, – устало взглянув на него, ответил Магометов.

Все замолчали. Каждый пытался угадать верный ответ на мучивший его вопрос. Только второй пилот Джерри Картер выглядел вполне спокойно. Он свое решение уже принял.

2045

-Что у тебя за грохот там? – Билл недовольно пыхтел, разбуженный непривычным шумом из кухни в очень ранний для него час.

Заглянув в кухню, он застал финальные кадры репортажа с корабля, лица улыбающихся пилотов, широкую улыбку капитана. А также маленькое тело Лизы, валяющееся у разделочного стола. Первым порывом Билла было поднять Лиз, но, оборвав собственное движение, он распахнул дальний угловой ящик, покопался в нем и извлек на свет пульт. Быстро выключив телевизор, он запихнул пульт как можно глубже в шкаф, набрал воды в стакан и только потом склонился над женщиной. Тихонько потрепав ее по щеке, он поставил стакан на пол рядом и смочил водой губы и лоб Лизы. Та открыла глаза и уставилась на Билла. Несколько бесконечных секунд эти двое смотрели друг на друга. Потом Малкин резко поднялась с пола, прошла в свою комнату, через мгновенье выскочила из нее с рюкзаком, набитым скомканными вещами, и покинула дом Билла Смита, не сказав ему ни слова. Билл же молча сидел на полу, сжимая в единственной руке стакан с водой. Когда дверь за Лиз захлопнулась, он медленно поднялся на ноги, вылил воду из стакана и налил туда все оставшееся в бутылке бренди, но пить не стал, так и стоял со стаканом в руке, глядя в одну точку. Вдалеке переливалась тяжелая серая вода залива, светило солнце, летали орлы. «Красиво», – подумал он. «Все очень красиво. Фатумная красота… Фатумная». Последнее слово он проговорил вслух и залпом опустошил стакан.

2034

Анна уже довольно долго стояла у двери, ведущей из гостиной вглубь дома, не приближаясь к мужчинам.

Абсолютно незаметная в сумерках, она слилась со стеной, впитывая каждое слово находящихся в гостиной. Из-за огромного размера помещения, ей приходилось изо всех сил прислушиваться к беседе вплоть до того момента, пока Тамерлан не вышел из себя, поясняя, зачем нужны в полете живые пилоты. Это выглядело довольно забавным, но все же не заставило Анну улыбнуться. Все происходящее казалось немного сюрреалистичным, нереальным. Отчасти из-за сумеречного поблескивания искусственного бассейна, отчасти из-за самого повода этой встречи. Она не могла и предположить, что все это зайдет так далеко. Не было идеи более смехотворной и нелепой в ее понимании, нежели это предложение Магометова.

Тамерлана Анна знала давно, еще со времен войны. Он ей казался человеком умным, чрезвычайно одаренным, но отнюдь не оторванным от реальности, поэтому этот проект ей показался насмешкой с его стороны. И вот, тем не менее, практичные и опытные мужчины сидят в ее гостиной и на полном серьезе обсуждают план действий.

Ее взгляд уперся в Джерри. Эта была еще одна, и, вероятно, основная из причин, почему она до сих пор стояла в тени холла. Анна не могла заставить себя войти в гостиную и поздороваться. Она стеснялась. Да, именно стеснялась, и никакое другое слово не приходило ей на ум. Она, взрослая замужняя женщина, проведшая треть жизни среди абсолютного мужского большинства, имеющая за своими плечами тысячи тысяч километров преодоленного пространства, стояла, прячась у стены из-за незнакомого мужчины в собственной гостиной. Наваждение.

Откровенно говоря, последнее время у нее часто возникало ощущение нереальности происходящего, словно мироздание насмехалось над ней. Господь с усмешкой по кусочкам отнимал у нее именно то, чего в глазах окружающих у нее должно было быть с избытком. То есть счастья и любви. Красоты она была вопиющей. Именно этим словом описал ее десять лет назад Григорий Орлиевский, остановившись как вкопанный перед ней на городском пляже Барселоны. Он бежал вслед за улетевшим от порыва ветра зонтом и врос в землю, увидев сидящую на песке Анну. Застыл, окаменел, сказал ей про вопиющую красоту и больше никуда не делся. То есть буквально больше не отошел от нее ни на шаг. Все 10 лет.

Шел 2024год. Жизнь стремительно менялась изо дня в день, заставляя гнаться за собой привычных к прежнему, докризисному ритму существования, обывателей. Приходя в себя после тяжелого начала 20х, планета забурлила с неимоверной силой. Всплеск покорения космоса, медицины; появление на дорогах беспилотных автомобилей, сверхскоростных поездов. Новые технологии завоевывали пространство абсолютно во всех направлениях науки и техники, и прежде всего, в космической программе. Орлиевский был на полдороги к лицензии пилота. Эту короткую неделю ему еле удалось украсть у учебы, и он вдыхал всем телом море и солнце после долгих месяцев тренажеров и модулей. Он не поверил своим глазам, увидев ее лицо. Каждая черта была выписана каллиграфически идеально. Огромные черные глаза, кожа с дынной подсветкой, профиль греческой богини. Роста она была выше среднего и очертания ее тела ничем не уступали чертам лица. Все это венчала копна иссиня-черных волос, спускавшихся ниже талии. Орлиевский понял, что он не уйдет с этого пляжа без нее. Закончилось это тем, что уже через несколько месяцев Анна, спрятав все свое роскошество под комбинезон, практически поселилась в доках, не видя ничего кроме шаттлов и обслуживающих их мужчин в такой же одежде, как и она сама.

В город на какие-либо развлечения они выбирались крайне редко, даже на летние месяцы все чаще оставались на шаттле, в котором фактически жили. Круг ее общения помимо часто отсутствующего Григория, являли собой Родригес и Илья. Младший Орлиевский, или Номер 2, присоединился к их команде шесть лет назад. Впрочем, Илья был достаточно редким гостем в нерабочее время. Он проводил каждую свободную минуту на кайте или дельтаплане, или испытывал новые лыжи. До последнего спуска он был искрометно веселым жизнелюбивым адреналинщиком, способным развеселить ее и заставить смеяться в голос, что было большой редкостью для Анны. Собственно, на этом ее круг общения заканчивался. Были, конечно, какие-то случайные лица и голоса, но для Анны они словно оделись в один огромный летный комбинезон, и она их не различала.

Любовь к Григорию сначала казалась ей безусловной, так он был хорош в своей улыбке и размахе, а потом стала как-то мельчать, словно изживая себя в скудном пространстве ремонтных доков. Он стал плоско шутить. У него потели подмышки. Он часто упрямо молчал именно тогда, когда необходимо было сказать что-то важное и остроумное. Он принимал непонятные решение и стал как-то особенно неправильно прикасаться к ее телу, так что у нее мурашки шли от отвращения. Чем нежнее он старался провести губами по шее жены, тем более ощутимый спазм подкатывал к горлу, и хотелось заорать и ударить его. И, в конце концов, Анна поняла, что больше не может оставаться с Орлиевским. Ни дня, ни минуты не в состоянии быть рядом с этим сильным, красивым, умным и успешным мужчиной, с которым счастливо жила 10 лет.

Осознание пришло так остро и больно, что она с трудом могла дышать. Просто перехватывало где-то в бронхах, и каждый вздох приходилось добывать как шахтеру. Анна знала, что это паническая атака, но легче от этого не становилось. Общение с мужем превратилось в экзотическую пытку. Он не мог понять, что происходит. Ощущение бесконечной песчаной бури, когда песок, разъедая и царапая все внутренности, забивает тебя изнутри. Жалкий песчаный остаток разваленной любви. Григорий умирал, чувствуя ее нелюбовь и не в состоянии понять происходящего. У Анны же не было для него пояснений. У нее больше ничего для него не было.