Точка

И снова тишина, эта проклятая тишина. Жена сосредоточено посмотрела на него, а потом встала и медленно подошла к нему вплотную. Григорий рывком встал на ноги, заглядывая ей в лицо. Она давно не была так близко. Вдруг в нем ожило все, каждый миллиметр тела. Он почувствовал, что дуреет, что упадет в обморок, если не обнимет ее. Он качнулся к ней, но она резким движением перехватила руку, сжав пальцы.

–Гриша, – проговорила она и осеклась. Потом снова открыла рот, чтобы что-то сказать и опять передумала. Положила вторую руку ему на щеку, слегка погладила и отошла. Григорий остался стоять, приклеенный к полу. Пятна перед его глазами собирались в чудовищные танцующие рожи монстров и показывали ему красные вытянутые языки.

–Удачи вам всем, расскажешь, как получилось, – отхлебнув свое пойло, кивнула она мужу.

Григорий стоял на том же месте, следя за движениями ее шеи, рук, за тем, как движется ее гортань, когда она пьет. Смотрел на нее с каким-то новым для себя ощущением. Так иногда неожиданно видишь привычную тебе комнату, в которой прожил много лет, снова такой, какой увидел ее впервые. Вроде все то же самое, а то ли свет другой, то ли предметы другого размера.

Анна изменилась. Она была по-прежнему волнующей, но совершенно новой. Орлиевский почувствовал страх. Животный, как при землетрясении.

–Ты откуда летишь, из Барселоны? – спокойно спросила Анна.

Он кивнул, звуков в горле не было. Она еще раз подняла на него глаза и сразу отвела взгляд. Орлиевский взял рюкзак и быстро вышел к беспилотнику. Через 15 минут он будет в Барселоне, сядет там в пассажирский шаттл и еще через 40 минут приземлится в Крыму.

С тех пор они не общались.

Один раз Орлиевский было начал вызывать ее, но прервал сигнал. Сенсор, прилепленный за ухо, проводил сигнал прямо в мозг и в нервные окончания, так что голос Анны должен был зазвучать непосредственно в черепной коробке капитана, а это было уже слишком. Несмотря на все сложности, требующие предельной концентрации, ощущение присутствия жены, ее запаха и тепла и так было постоянным, навязчивым и не дающим сосредоточиться.

Сложности возникали постоянно. Тамерлан и Григорий уже третьи сутки проводили в сборочном цеху – огромном белом ангаре, по которому, тихо жужжа, передвигались роботы и несколько молчаливых азиатов, суетящихся вокруг готового к установке оборудованием для «Венеры». Один из роботов, устанавливающих систему контроля с земли, нелепо и трогательно замер у шаттла, не в силах прикрепить очередной сенсор к обшивке. Всем своим унылым видом этот небольшой параллелепипед вызывал жалость. Он уже множество раз пытался увязать расчеты Тамерлана с реальными параметрами «Венеры», но действительность оказалась жестока к его запрограммированному сознанию. Робот застыл, не решив задачу. Рядом с ним топтались Магометов, Орлиевский и Родригес.

–Это стандартно не решается, – прервал молчание Родригес. – Придется плюнуть на автоматику и прикручивать руками.

–Ага. Долото и шуруповерт наше все, – мрачно протянул Тамерлан. – И кто это делать будет? Этот? – кивнул он на параллелепипед. – Или тот? – он указал на невысокого рабочего с грустными глазами. – Ты понимаешь, что все расчеты в программе. Что как только я делаю шаг за пределы кодов, нужен новый софт. Потом оказывается очередная нестыковка, и так по кругу.

–Вставай за кульман и рисуй, – хмыкнул Григорий. – Ты карандашиком набросаешь, а Адэхи тебе присверлит наживулечку. А, Адэхи, припаяем?

–Припаяем, – без улыбки ответил индеец. – А потом оно отлетит все к чертям при взлете, и будешь пешком садиться…по азимуту.

Они замолчали. Разница между экспериментальным модулем и «Венерой» была настолько велика, что все оборудование приходилось усовершенствовать до принципиально новых решений. И риски повышались в сотни раз.

–В конце концов, Тамик. Что сейчас главное? Подстраховаться по всем фронтам. Неизвестно, как корабль себя поведет в экзосфере.

–Меня смущает одна вещь, – проговорил Родригес.

–Только одна? – съязвил капитан.

–Масса шаттла. Что произойдет с управлением после того, как мы обвесим его всем этим снаряжением? Выдержит система жизнеобеспечения? Ты просчитал все это, или тебе для этого тоже нужен новый софт?

–Просчитал, – серьезно ответил Магометов. – И все это как раз решаемо. Меня волнует другое. Радиация. И высокая вероятность магнитных бурь.

Робот снова зажужжал и подъехал к шаттлу. Тут его тельце стало подниматься на раскладных ножках, которые росли на перекрестьях, поднимая механизм вдоль обшивки. Достигнув желаемой точки метрах в 30 от пола, робот предпринял очередную попытку установить сенсор. Вдруг Родригес щелкнул пальцем, под кожей которого были установлены его собственные сенсоры управления чипом, и робот замер на своих раскладных ногах в метре от шаттла.

–Кажется, есть идея, парни. – сказал он. – Вызывайте Картера.

Солнце, прорвавшись в щель древних жалюзи, нещадно било Джерри в левый глаз.

Он пытался отмахнуться он луча, словно от осы, повертелся в кровати, натягивая на себя одеяло, и проснулся окончательно. В комнате стоял полумрак, а за окном жила яркая праздничная весна, настолько контрастирующая с тусклой комнатой, что Картер резко встал с кровати и быстрым движением открыл жалюзи.

«Рай земной», – пронеслось у него в голове. Молодая, светло-зелёная листва, пение птиц, пронзительно голубое небо. Все-таки в отличие от Техаса, в котором Джерри родился и рос, времена года в странах с континентальным климатом имеют настолько яркие отличия, то Джерри каждый раз наслаждался всей душой. Весна в Москве, завладевшая этим гигантским городом-страной сразу, как сошел грязно-черный снег, заставляла поверить в светлое будущее самого унылого декадента. А Джерри Картеру до звания Самого Унылого все-таки было еще далеко, хотя последнее время по его собственным ощущениям он стремительно к нему приближался.

Все шло вяло, без огонька. Не то чтобы плохо или совсем наперекосяк, но как-то уныло и тянуло душу Картера в ближайший кофе-шоп за косячком. Благо светлое и мудрое влияние Голландии распространилось уже и до чопорной Москвы, но Картер подозревал, что это не лучший выход для лейтенанта военно-воздушных сил, героя войны, пилота военно-транспортных космических кораблей класса А. Но, тем не менее, после ярких, хоть и трагических, военных событий его служба на ТАКА на Московской базе плелась все тягостней и тягостней для Джерри. Рутина, поглотившая его будни, была ему невыносимей моджахеда с пулеметом. Джерри тосковал, все чаще заходил в соответствующие заведения не столько для приобретения необходимого товара, сколько для приятной беседы с близкими ему на этот час по духу людьми, заводил драматические, тягостные романы с замужними женщинами, угрожавшими ему суицидом или кастрацией, хамил начальству и играл с репутацией на работе в голодные игры. Не помогало ничего, веселее не становилось. Он уже начал впадать в реальную, а не выдуманную депрессию, о чем и сообщил своему дружку Биллу Смиту во время очередной онлайн вечеринки. Смит выслушал со вниманием, но быстро свалил, у него начинался длительный интересный проект, отвлекающий его от мучительного развода, проходящим со всеми прелестями вплоть до дележки детей, и ему временно было не до стенаний скучающего Картера. Картер собрался уже проклясть смывшегося Билли, когда перед его внутренним взором возникло лицо Тамерлана Магометова. В первый момент Джерри потряс головой, списав возникновение этого хорошо известного всем астронавтам образа на марихуанный угар, но, услышав вежливую просьбу самого Тамерлана переключиться на голограмму, щелкнул пальцами, переключая программу в чипе, и поверил в реальность происходящего.

Дальше произошли одновременно 2 вещи, поселившие радость и надежду в сердце пилота Джерри Картера. Во-первых, в Москву пришла летяще-свежая, ароматная весна, унеся остатки грязи, а во-вторых, Тамерлан предложил то самое Дело, по которому так тосковало сердце Джерри. «Пойди туда, не знаю куда». Мечта.