Свора

Разумеется, ведь перед ней предстала не самая воодушевляющая картина: насквозь промокшие темные волосы взлохматились и завитками легли на лоб, обычно безжизненные серые глаза сверкали в темноте, а лицо исказилось от избытка переполнявших эмоций. Он улыбнулся и понял, что фатально потерян. После стольких месяцев разлуки и взаимного презрения на расстоянии, бороться с редчайшими проявлениями радости было невозможно. Хотя и это сочтут за слабость. За проигрыш.

Ибо негоже великому, подающему надежды Кардиналу, преемнику самого Магистра, унижаться перед хозяйкой поганого клуба.

Не разрывая зрительного контакта с изумленной женщиной, Арман рухнул на колени и рассмеялся своим редким беззвучным смехом. По его волосам стекали дождевые капли, намочившие рубашку. Задрожав всем телом то ли от холода, то ли от волнения, Виктория не поверила в случившееся. Словно дурной сон. Королева, чьи внутренности свернулись в тугой узел, не рискнула двинуться с места. Все кончено. Жаль, что нельзя запечатлеть это мгновение с финальным падением двух преступников. Их ждала самая жуткая мука под пытками с последующей смертной казнью всеми известными человечеству способами. Но пока это не имеет значения.

По крайней мере до завтра.

– Я проиграл, – усмехнувшись, прошептал разбитый Волкер, медленно поднявший голову. Впервые он смотрел на противницу, обожествленную во всех грезах и кошмарах, снизу вверх.

Борясь с непреодолимым желанием захлопнуть дверь и отпраздновать победу наедине с бокалом виски, третьим за сегодня, Маргулис неожиданно опустилась на один уровень с униженным зверем и накрыла ладонью его растрепанную прическу. Эти прочные узы нельзя разорвать. Их нездоровые отношения, которые любовью мог бы называть лишь сам Сатана, явно переживут всех. Ведь завтра перевернет все, завтра пара человек не вернется домой.

Фантасмагория чувств, буйства и пляска демонов, чьи тени взяли в кольцо жертв собственных интриг. Или же своих новых предводителей.

– Я тоже, – она не хотела признаваться самой себе, что так же отчаянно нуждалась в нем, как и он – в ней. Схватив продрогшего ублюдка за ворот пиджака, Перри буквально втащила его внутрь и резко подняла на ноги. – Но плевать.

Да, тогда внезапно стало плевать. На врагов и друзей, изменников и адептов. На тех, кто свято верил в место под солнцем. Тех, кто сам пошел к перевалу бездны. Пробежавшись пальцами по ледяной щеке, вдова не смогла оторваться от гипнотизирующих глаз. Тогда их губы соприкоснулись. Сами по себе, по наитию и какой-то давно отработанной траектории. Воспользовавшись моментом, Мануэль ловким движением избавил себя от намокшей одежды и, поймав руку замешкавшейся женщины, приложил ее к тому месту на груди, где еще билось сердце.

Мог ли он себе представлять пару лет тому назад без юродства, чем, кроме постели совместной, знакомство их обернется?

Впервые за долгое время Арман услышал собственное имя вперемешку со стонами. Между их телами не осталось ни единого свободного миллиметра, ни одного крохотного пространства или просвета. Не желая отпускать крепкую мужскую спину, Перри едва находила в себе силы цепляться за растрепанные кудри, пропуская их сквозь пальцы. Скоро действо начнется. А зря! Надо было бегством спасаться.

Кому-то из них.

Однако деспот решил мишенью боев стать. На протяжении всего процесса издавая пугающее утробное рычание, он не мог оторваться от искусанной им самим тонкой шеи. Впиваясь зубами в покрасневший участок кожи, Волкер отнюдь не переставал двигаться в ускоренном темпе. Все это казалось таким до омерзения правильным, точно никакой вражды не существовало. И последствий тоже. Не было ненависти или разрушительной реакции – остались только они. Необузданные твари, разломавшие прутья сдерживающих их клеток и рванувшиеся друг к другу в объятия.

Он еще раз услышал свое полное имя. Армандо. Никто не называл его так, кроме одного человека в этом гребаном мире. Именно этот фактор придал ему сил для следующего толчка. Он изошел на пену. Ведь все стало предельно серьезно. С тех самых пор, как они встретились, все перевернулось, а в земле образовалась огромная трещина и разделила ту на две части света.

Скоро рассвет. Полыхнет небосвод. Поганое завтра наступит нескоро.

Еще один мощный рывок наконец-то вырвал заветный стон из побледневших, искусанных до крови губ. Эта сказка могла бы быть для детей, если бы они оба не были пьяны. Запах абсурдно дорогого виски обуял пространство, перемешиваясь со слюной и обжигая горло. Бесконечное единение с дурным Городом, друг с другом и тьмой. Она углубила поцелуй, не позволяя ни остановиться, ни вдохнуть каплю свежего воздуха, проникающего через открытое окно. Возможно, утро станет для них обоих болезненным воспоминанием, быть может, даже поводом для сожаления. Или жгучей ненависти. Ведь никто больше не мог доставить Королеве столько удовольствия, при этом оставляя на ее теле горящие метки, словно на заклейменной кобыле.

Этого она никогда не могла простить высокопарному ублюдку, заставляющему чувствовать себя живой и желанной. Как и Майкл. И это выходило за рамки правил; рано или поздно им следовало остановиться. Но внутренний голод возобладал над здравым смыслом. Очередной стон вырвался против воли. Пальцы судорожно сжимали крепкие мужские плечи, покрывшиеся испариной. Тогда им захотелось стать еще ближе, нарушить все эфемерные барьеры. Дыхание сбилось. Становилось жарко. В такие моменты Мануэль больше всего ненавидел признавать тот факт, что эта женщина оставила в его сердце больше борозд, чем любая болезнь. Она врезалась в память навечно, вошла в личное пространство и превратилась в непреложную истину, на мгновение заполнив ту огромную бездну под названием лютое одиночество.

И он тонул в ней каждый божий день, пока находился на расстоянии. Она же, ради забавы, периодически отпускала его с поводка, а затем уходила в тень, позволяя глупому щенку отыскивать хозяйку. Превосходно, пусть невидимый пес выйдет на свет и нападет на оставленный след. К черту. Оторвавшись от кровоточащих губ соперницы, Волкер хищно облизнулся и вернулся к самому уязвимому месту – шее. Оттуда можно вырывать несколько кусочков, упиваясь воплями добычи, а затем нежно зализывать образовавшуюся рваную рану. Это настоящий кайф, сродни наркотическому. Игнорируя жесты протеста и уничтожающий взгляд, мужчина все равно скрестил их пальцы и резко завел руки за голову, чтобы получить доступ ко всем благам цивилизации. Порой ему казалось, что это какой-то несанкционированный эксперимент. Кто-то явно позабавился, заперев их в одном мире и предоставив возможность рвать друг друга на части.

И, черт возьми, у него даже не было воли быть непокорным.

Личная свобода и непоколебимость отошли на второй план, когда она начала шептать ему на ухо то, чего он не слышал ни разу за шестнадцать лет совместного сосуществования. И эта точка стала невозвратной. Взорвав каждую отдельную клеточку мозга, она превратила все содержимое в кашу. Очертания предметов расплывались перед глазами, из груди вырывался нечленораздельный рев. Вплоть до самого финала Регент усиленно пытался вспомнить, когда именно подсел на этот наркотик. Когда стал больным, жадным до дозы наркоманом. Ведь он был здоровым человеком.

Или же все случилось до премий, медалей, клубов, билбордов, журналов, где он сходу был титулован вторым королем?

Наконец, прочные стальные канаты, натянутые до предела где-то в подкорках мозга, разошлись по швам и лопнули. Вселенная затряслась и задрожала, словно под звуки артиллерийской канонады, а комната превратилась в многослойную сферу с едва заметными трещинками. Где-то там, в космосе, раздался мощнейший взрыв. Решающий толчок определил их судьбу, навсегда перечеркнув любую надежду на свободу. От этих кандалов нельзя избавиться – не распилить, не разорвать. Можно только смириться с их существованием и попытаться извлечь определенную выгоду.

Потрясающий, чувственный и между тем животный секс, например.