Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 229 из 239

Бог не заберет его.

– Как это произошло? – что он скажет Виктории? Как оправдает бездействие?

– Их заманили в муниципалитет, застали врасплох, отвезли в лес, расстреляли и повесили, – этот голос из другого мира. Такой безупречный, лишенный всякого акцента. Оглянувшись, Отец Джо зациклил взгляд на безукоризненно правильных чертах лица пленного Фельдмаршала. Воистину удивительная нация – даже в условиях масштабного хаоса их костюмы оставались идеальными. Наглаженными, чистыми, будто с витрины. Даже сейчас, закованный в наручники, окруженный солдатами немец был преисполнен достоинства. Его либо пошлют на виселицу, либо пощадят. Так зачем же суетиться? – Флаг Республики прикрепили в назидании остальным.

Подняв голову, сектанты заметили развевающийся бело-голубой стяг. Символично. Ведь данные цвета ассоциируются с миром, как и вышитые на них скрещенные перья. Неудивительно, что гниющий изнутри Город издевается над всей системой жизненных ценностей. Нивелируя само понятия добра, он пронизывает его материями, сотканными из рафинированного мрака. Философия ненависти к огромному железному монстру с белоснежной Ратушей вместо сердца возникла после возвращения с войны. Возлагая большие надежды на бездушную машину, будь готов стать ее первой жертвой. Даже, если ты работаешь на нее в качестве знаменосца доброй воли.

– Мы нашли их личные вещи, которые не успели сжечь, – один из охранников подошел поближе с крупной спортивной сумкой, в которой валялись телефоны, оружие, личные талисманы, пачки сигарет, купюры, монеты и фотографии. Рокуэлл сразу узнал смартфон Мелиссы – на обратной панели была прикреплена наклейка в виде песочных часов – официальный символ клуба Эдем. С очевидным почтением к умершей, мужчина достал предмет и, проведя пальцем по экрану, тут же вошел в систему. Кокс не нуждалась в паролях, так как постоянно меняла средства связи, но этот телефон содержал несколько личных номеров: родственников, близких друзей и внезапно понадобившихся важных шишек из правительства. – Что прикажите делать? – игнорируя вопрос соратника, духовник зашел в последние входящие и увидел имя Виктории. Казалось, по слабому телу прошелся весь электрический заряд вышки. – Святой…

– Он должен висеть вместе с ними, – кивком головы указав на бесстрастного Фельдмаршала, не сразу понявшего смысл сказанного, священник отошел в сторону и попытался вновь набрать тот самый номер. Раздражающее молчание, затем пару коротких гудков и четыре обнадеживающе длинных, но по итогу – ничего. – Проклятие. – разозлившись, он сжал трубку в пальцах, угрожая оставить трещины. – Почему он еще жив?

– Он хочет сказать…

– С каких пор ты проявляешь сочувствие к военнопленным и оспариваешь мои указания, Гавриил? – злоба копилась слишком долго. Взорвавшись, он был готов растерзать нарушителя дисциплины, но его останавливали вполне логичные опасения за свою жизнь. Предвестники в любой момент могут убить Отца прямо здесь, заразившись общими предательскими настроениями или просто раскрыв себя как агентов Республики-Запада. – Ну и?

– Вы совершаете ошибку! – вмешался Фельдмаршал, протягивая руки в наручниках прямо перед собой, полностью повторяя позу святого Иосифа на перекрестке. – Мародер считал меня другом и предупредил о готовящейся засаде. Но я не имею никакого отношения к измене. Я невиновен.

– Ты должен быть на их месте, – вытащив из кармана заряженный пистолет, ранее отобранный у трупа агента СБР, Рокуэлл не подозревал, насколько нестабильно его состояние. Направив оружие на заложника, он целился прямо в голову. – Если враг твой голоден, накорми его, если хочет пить – дай ему что-нибудь выпить. Если хочет смерти – помоги ему встретиться с Господом. ******

– Если Король Баал не получит…





– Короля Баал нет, – с уверенностью человека, поборовшего своих демонов, заявил Лжепророк, но тут же отвернулся, привлеченный миражом, пробивающимся сквозь завесу черного дыма. В нем угадывались очертания взлетно-посадочной полосы. Что происходит? Иллюзия? Но он же убил его…

– Может, у него спросим? – замерев на месте, Джозеф закусил губу и резко обернулся, встречая насмешливый взгляд старого друга, ничуть не изменившегося с их последнего рандеву во сне. – Иногда так приятно видеть страх на твоем лице. – обойдя жертву по кругу, безрогий, очеловеченный зверь то прищуривался, то усмехался. – Ну же, поговори со мной. – выпрямившись, монах упрямо вздернул подбородок и сосредоточил внимание на невидимой точке вдали. – Я тебе так не нравлюсь? Перестань. Кто был твоим близким другом в последнее время? Ходят слухи, что вы с умалишенным диктатором навели шумиху на Той Стороне.

– Это все неправда. Ты – плод моего воображения, – перебирая бусинки четок между пальцами, бормотал священнослужитель. – Всего лишь последствие…

– Лекарств, недосыпа, средств массовой информации? – посмеявшись, галлюцинация отставила одну ногу в сторону, опираясь носком туфли на камень. – Брось. Это равнодушно даже для тебя. Пройти через многое и теперь все отрицать? Так бессердечно. – замолчав на мгновение, монстр, порожденный больной фантазией, продолжил: – Мне всегда это в тебе импонировало. Ты весь такой неприступно благочестивый, гиперболизировано богобоязненный, нарочито отрешенный. Когда в действительности ты прикрывался моим именем, чтобы наружу не всплыл тот отвратный факт о том, что последние несколько лет ты провел в бойне.

– Я помогал людям…

– Что тебе, выходцу из элитного класса, знать о потребностях простых смертных? – став напротив жертвы, мнимое божество оказалось на голову ниже. Однако прищуренные глаза черного цвета с легким коричневым отливом пожирали все без остатка, разрушая мнимые границы физических преимуществ. – Нет, тебя интересовала только власть. Она тебя преображала. Подпитывала. Ты позволял себе снисходительно рассуждать о том, какой тяжкий крест ты несешь. Хотя на деле ты пожинал плоды своего призрачного величия. Ты осуждал мораль как блуд, превращал святых в иуд. Карал невинных по своим законам. Или прощал никчемных, порождая беззаконие. – обходя незначительные препятствия, оратор кружил вокруг застывшего пастора, додавливая и добивая. – Ты верил в свой высокий дар. И блаженствовал под возгласы неумной толпы, расточавшей тебе незаслуженные любовь и почтение. Но они даже не были достойны стать людьми, правда? Твоя колоссальная, непомерная по всем меркам жадность превысила все смелые ожидания. Но тебе, похоже, все равно.

– Скажи мне то, чего я не знаю, – такое равнодушие в голосе поразило самого верховного. – Мы не в состоянии что-либо изменить. Мы же в ловушке.

– Нет, ты уже вне клетки. Ты не здесь, – пораженный собственной догадкой мираж приблизился. – Значит, ты все же возлюбил ближнего своего? – Рокуэллу потребовалось пара секунд, прежде чем утвердительно кивнуть. – Жаль. Мне будет так не хватать твоих проповедей. – не затягивая паузу, тварь медленно подняла руку и протянула в направление неподвижного Пророка. Тот не собирался играть в вежливость, но что-то заставило его ответить на рукопожатие. В итоге Джозеф почти сразу ощутил боль в запястье, пронзившее все тело и вынудившее постепенно опускаться на согнутых коленях вниз. – Знаешь, в чем суть? Ты осознал свои грехи, но так и не понял главного – это ничего не изменит. Каждый раз, глядя в зеркало, ты будешь видеть мое лицо. До тех самых пор, пока я лично не приду за тобой. – наконец выпустив заложника из цепкой хватки, верховный взглянул на него снизу вверх и произнес: – А теперь прочь из этого мира.

– Святой отец! Святой отец, очнитесь! – возгласы телохранителей и попытки поднять упавшего на землю Пророка не увенчались особым успехом. Пока он сам не распахнул глаза и не втянул ртом избыток воздуха, отчего закашлялся. – С Вами все хорошо? – непонимающе оглядевшись, монах с трудом перевел дыхание. – Вы убили Фельдмаршала, а потом потеряли сознание.

– Я не терял, – отказавшись от помощи в виде подставленного локтя, Рокуэлл самостоятельно, с подчеркнутым достоинством, поднялся на ноги и отряхнул сутану. – Меня призвал Создатель для разговора. У него было важное сообщение. – почтительно склонив головы, легковерные солдаты больше не ставили под сомнение божественную власть лидера. А сомневались ли они вообще? Или все происходившее – не более, чем видение? – Он что-то говорил?