Свора

Таков эстетизм созерцания жестокости. *

Став у руля ненадежного судна под названием судьба, патологические неудачники решились не вносить весомый вклад в науку, искусство или медицину. Кроме, разумеется, общепризнанного деградирующего ремесла. Им было проще образовать новую действительность, подгоняя под нее старые понятия чести, совести, преданности или же самопожертвования. Какое кому дело до чести пред ликом сверкающего долларами единобожия? Ни к чему удручаться из-за совести, ибо алчность есть спасение. Преданность не вечна и ценится меньше фритюрницы. А жертвенность ради идей или помыслов – пустая трата жизненных ресурсов. Таким образом получилось поколение людей, прячущих за сверхмодным сленгом нервозность, склонность ко лжи и имитации нормальности. Образ, ничем не отличающий от звериного.

Для таких печальных метаморфоз придумали секты, обещающие вечное блаженство загробных миров. Но на деле требующих надеть пояс смертников и броситься в скопление невинных детей на игровой площадке. Исключительно во имя божества с новым или старым наименованием. Подобные собрания так сильно недооценивают, совершенно упуская из виду истязания хрупкого мозга верующего и податливость его несозревших замыслов. Такими легко управлять, превращая в бесформенные, бездумные массы. Хватающиеся за виллы, топоры, коктейли Молотова и порванные стяги чаще, чем за плуг, тележку или кассовый аппарат. Их работоспособность равнялась нулю, но зато надо было отдать должное их уровню деструктивности, превышающий все мыслимые показатели так называемой нормы. В сущности, нынешние каноны масштабных религий, вопреки их обещаниям и заверениям, имели аналоги повсюду в рассыпающейся поднебесной. По-настоящему расщеплять атомы никто не научился. Всем хотелось красивой сказки о всепрощении, сулящей заманчивую награду. Пора предложить небесным жителям стартап по учреждению наградных медалек для верующих без тени сомнений. Возможно, они смогут обеспечить премию положительными отзывами. Или помогут усовершенствовать унылые посылы о непогрешимости всего светлого, даже с ржавыми, грязными налетами.

Но истинную суть обнажать боятся. Общество еще не готово к таким потрясаниям, а манипуляторы сознания не спешат поджечь тонкие ниточки, прикрепленные к бездумным куклам. Жаль, что он прекрасно разбирался в подобных вопросах, так как сам скрывался под сутаной священника, боясь приоткрыть завесу тайного лика коварного, беспринципного лицедея. Теперь правила резко поменялись, ведь он сам стал жертвой своей лжи, запутавшись в подтасовках вероучений и доктрин. Всех мыслимых и немыслимых. Для него больше не существуют грани между жизнью и смертью, подчеркнутые во всех Писаниях. Дорога в Чистилище размылась. Правда исказилась настолько, что стала правдивой ложью. Приобрела надежный механизм защиты от реальности, достоверности и фактичности. Все пропиталось фальшивой учтивостью и парфюмом отчаяния. С такими фаталистическими размышлениями о грядущем ему следовало бы оставаться в грязной церковной каморке и благословлять паству, а не сидеть на заднем сидении машины фальшивых пограничников между двух блюстителей порядка. Что будет дальше? Его доставят в Республику для судебного разбирательства? Или устроят самосуд где-то на отдаленной цветочной полянке?

Смиренно испросив разрешения поспать хотя бы пару часов, Рокуэлл стал объектом насмешек, но в конце концов получил желаемое и, облокотившись на оконное стекло, погрузился в беспокойный сон. Положившись на телохранителя, усаженного на переднее сидение под надзор начальника всей успешной операции, Пророк из одной ловушки перенесся в другую. Миновав Чистилище, он тут же угодил в Пекло, где бушевали порочные души. Где тлен, грязь и гниль сплелись в единый путь страданий. В этом месте Джозеф умирал и возрождался под пытками тысячи раз. Но не кричал. Не позволял мучителям наслаждаться криками пленника, сливающихся с какофонией отчаянных завываний прочих грешников. Пусть пресловутый король Баал, возомнивший себя владыкой Ада с неограниченными полномочиями, подавится своими изощрённостями! Он ничего не добьется. Лишь улыбки на устах спящего, прикованного цепями к каменными блокам. Рано или поздно все закончится. Он либо очнется в полном смятении и опустошении, либо не выдержит и повалится на сидения с сердечным приступом.

Бесславный финал теократического диктатора.

– Перестань, единственным официальным диктатором Центральной Европы могу быть только я, – раздавшийся из ниоткуда голос принадлежал старому нежелательному знакомому, вальяжно приблизившемуся к импровизированной Голгофе со своей фирменной снисходительной улыбкой. – Ты так ничего и не понял, верно? – огорченно покачав головой, мужчина достал нож и вонзил прямо в череп рогатого безликого садиста с впадинами вместо глаз. Поморщившись от вида брызнувшей крови, Маунтан легко перешагнул через дымящийся труп и уставился на хозяина сна. – Так кто же на самом деле убил короля Баала, мальчик мой? – разломав треснувшие оковы, Кассиус приблизился к сослуживцу и слегка коснулся указательным пальцем его вспотевшего лба. – Пора возвращаться.

Открыв глаза, Рокуэлл с удивлением огляделся вокруг и заметил, что находится в той же машине, посреди безлюдной лесостепи. Размяв затекшие мускулы, он поморщился от ударивших в лицо предрассветных солнечных лучей. Все осталось по-прежнему: серьезность конвоиров, насмешка судьбы и напряженность верного последователя, продумывавшего вероятный план побега. Губы священнослужителя дрогнули в полуулыбке. Они так суетятся. Встретившись с прищуренным взглядом Протектора, не до конца осознающего, с кем тот имеет дело, монах размял шею, после чего и откинулся на заднее сидение и положил обе ладони на колени. Поза смирения. Осталось закрыть глаза и нашептывать губами все известные молитвы, не провоцируя врагов на агрессию или, что еще хуже – на разговоры о тщетности познания разума через бытие. Блаженная тишина продлилась недолго. Главный офицер поудобнее устроил локоть одной руки на боксе, а другой придерживаясь за спинку кресла. Находясь в такой позе, мужчина упорно изучал чужие черты.

– Поверить не могу. Мы поймали великого Отца Джо, неуловимого террориста и сепаратиста, – включив маленькую салонную лампу, от чего большинство сидящих поморщилось, он достал из кармана корочку агента СБР. Вот оно что, они внедрились в стан Гуру и успешно паразитировали внутри организации. – Неуловимый Джо. Как думаешь, нас наградят?

– За особо опасных? Конечно! – подал голос задремавший пограничник, отвернувшийся к окну. – И по квартире могут выделить на берегу моря.

– Мы с Вами лично не встречались, господин Рокуэлл. Мы из другого подразделения, однако не проходило ни дня, чтобы Ваша слава не разносилась по всему южному лагерю. Вы сравнялись в величии с самим Гуру. Но, как и он, Вы скоро никому не будете интересны, – приподняв бровь, Джозеф ничего не ответил. Боль в висках то усиливалась, то отходила на задний план под давлением нужного здравомыслия. – Я так много слышал о Ваших похождения, святой отец. Говорят, Вы насильно забирали детей из семей, чтобы превратить в орудие своей фальшивой веры. Чтобы расширить свой нелепейший культ личности, построенный на лжи. – подавляя смешок от избыточной патетичности солдата с явными поэтическими наклонностями, священник не отклонялся от страгеии спасительного молчания. – И где же Ваш друг Майкл? Или лучше сказать – Михаил? – наклонив голову в сторону, преступник ожидал развязки. – Наверняка были Гавриил и какой-нибудь Рафаил? В такие игры Вы не прочь сыграть, да? Это ведь так воодушевляет. Они считают Вас богом. Думают, что Вы – бессмертны. Затягивает в чудесный мир, да?

– Знаете, что Александр Македонский сказал своим солдатам, когда получил серьезное ранение от стрелы? – наконец произнес арестант в сутане, вызывая удивление присутствующих. Офицер, скрывавший интерес под язвительной ухмылкой, отрицательно покачал головой. – Македонский всего лишь улыбнулся и заявил: “Вот, видите, это кровь, а не влага, которая струится у жителей неба счастливых”. Я вычитал это у Плутарха.