Свора

Их жутчайший мезальянс поверг бы ее пропитанную аристократизмом мать в сценический шок. Конечно, с условием игнорирования того момента, что она сама избрала спутником жизни сына фальшивомонетчика, проигравшего целое состояние в казино. Формально обедневшие дворяне ничуть не хуже переживших чистку аристократов, но по сравнению с благоверным матери, в чьи обязанности негласно входил психологический прессинг, Армандо казался небесным посланцем с нимбом над головой. Так что осуждать чужой выбор не приходилось. Да и в живых не осталось никого, кто бы мог читать нотации. Жаль. Всех бы несказанно обрадовала новость о положении Виктории, считавшейся бесплодной – сколько она натерпелась издевательств от Волкера, часто намекавшего на пустующий трон. Интересно, будет ли он шокирован так же, как она утром, при появлении двух полосок на купленном тесте. У нее раньше были подозрения: тошнота по утрам, жуткая сонливость и боли в пояснице наряду с головокружением. Лучше бы это были галлюцинации или призраки прошлого, навещающие во снах.

С ними меньше проблем.

Мама пришла бы в дикий восторг, выдаваемый легкой полуулыбкой и снисходительным кивком в знак благодарности. Видела бы она потенциального отца. Проповедник-террорист, держащий в страхе половину мира и уповающий на мстительных богов, в которых даже не верит. Лучшая партия для стареющей оппозиционерки без вразумительных целей жизни. Решившейся на сороковых годах существования на бренной, истлевшей планете обзавестись потомством. Ее мнения не спрашивали – организм не потрудился, но отдал остатки энергии на сохранение рода. Зато отец с хорошей родословной, невзирая на грубое звучание фамилии. Английские эмигранты, почему-то променявшие Туманный Альбион на Мрачную Бесперспективность. Видимо, настолько прониклись обстановкой, что поголовно шли на всевозможные войны. Вспомнив о фотографии, хранящейся внутри кошелька, Виктория откинулась на спинку машинного сидения и неспешно достала ее, поднося к свету. С архивного снимка на нее смотрел мужчина в преклонном возрасте с тяжелым взглядом из-под нахмуренных кустистых бровей, скрывающий твердую линию подбородка под волнистой бородой. Что-то в чертах незнакомого представителя рода Рокуэллов напоминало Джозефа.

Непроизвольно положив руку на слегка выпуклый живот, Маргулис вовремя спохватилась и тут же переложила ее на массивный череп собаки, сидевший рядом на сидении. Игнорируя полные обеспокоенности взгляды Майкла, Королева облизывала пересохшие губы и зачем-то пыталась вспомнить первоначальную цель приезда на кладбище. Увидев положительный результат теста, она испугалась, заметалась по комнате, потом схватилась за поводок и выбежала в коридор, не отвечая на вопросы изумленного телохранителя. Тот попытался успокоить ее, даже потянулся к дрожавшему плечу, но взамен получил выговор и приказ немедленно завести автомобиль. И вот они катались по наполовину заполненному Городу, то вливаясь в поток машин, то обходя их по безлюдным улицам. В конце концов они свернули на дорогу, окруженную по сторонам крестами и склепами.

– Останови здесь, – издали приметив каменные готические крестоцветы, высившиеся над всеми сооружениями, хозяйка клуба внезапно захотела потревожить покой мертвецов. Одному склепу была присуща умеренная вычурность, балансирующая на грани утонченности и нелепости. И кто в современно мире будет хоронить родственников в гробнице? – Последи за Диогеном. Я хотела бы повидать кое-кого. – Майкл пристально изучал ее бледное, осунувшееся лицо, едва ли скрывающие нездоровый цвет за легкими слоями пудры. Разозлившись от такого досмотра, она эффектно развернулась, позволяя полам тренча взметнуться ввысь и удариться об икры. – Зачем я согласилась приютить у себя чертового сектанта? – достав непримечательный ключик из целой связки, Перри открыла массивные кованые ворота и зашла внутрь. На нее повеяло влажностью, умиротворением и смертью. Пройдясь вдоль запертых ниш, оккупированных давно ссохшимися костями, женщина остановилась в углу.

Разговаривать с пустотой – опасная привычка. Но обращаться к умершей матери – апогей всего абсурда. Поэтому она присела на сырой камень и огляделась. Томаса похоронили неподалеку – его жестокий отец, кичащийся родовитостью, не сумел позаботиться о сохранности фамильного склепа, – последнего достояния местной аристократии. Тем лучше. Том ненавидел отца, не особо любил мать и чуждался общества. В затхлом, недосягаемом для солнца помещении ему и место. Только сейчас осознав, что она все еще держит в руке старую фотографию, Виктория улыбнулась и положила ее обратно в кошелек, одновременно извлекая из сумочки телефон и сигареты. Тут нельзя было курить, но правила для собственников условны. Вдохнув божественный сизый дым, вдова ощутила тошноту. Замечательно. Теперь ее лишили никотинового кайфа. Оставалось лишь бросить пить и облачиться в монашеские одеяния унылых адептов морали. Как иронично. Из-за холода ее пальцы дрожали. Съежившись, она плотнее укуталась в легкую ткань и набрала номер той, чей голос хотела услышать больше всего.

– Алло… Мелисса? – задрожав сильнее, Маргулис приложила ледяную ладонь к горячему лбу. У нее поднялась температура, или зловещая обстановка склепа уже сулила муки адского пекла? – Я… извини за беспокойство… ты не знаешь, где Джоз… – опомнившись, Перри отвела телефон от уха, имитируя помехи. Прождав несколько секунд, она вернулась к беседе: – Господин Рокуэлл на месте?

– Дорогая, у тебя все в порядке? Твой голос… послушай, у нас тут небольшие проблемы. Я хотела бы поговорить, но здесь что-то происходить… – связь действительно пропадала. Мертвецы в ней не особо нуждались. – Я могу перезвонить тебе позже? Мы здесь одни. Никто не приезжал…

Выронив смартфон, Королева закрыла лицо руками. Так она просидела больше двадцати минут, пока донесшийся до атрофировавшегося слуха вой не разнесся под каменными сводами. Собака поминала умершего хозяина с особым отчаянием. Как ни странно, они с Томом дополняли друг друга. Черные твари, лишенные крыльев, но сохранившие память о них в своих глубоких глазах размытых оттенков. Очнувшись от неприятного оцепенения, Виктория осознала, что почти сидела на могилах. И сливалась с мертвецами. Подавив очередной приступ тошноты, она вырвалась из цепких лап смерти и, согнувшись от неприятных ощущений, выблевала часть скудного завтрака в кусты. Мерзость. Подошедший к ней Майкл загородил яркое солнце, беспощадно хлеставшее лучами по глазам. В кулаке он зажал кожаный поводок, удерживающий взволнованного питбуля с навострившимися ушами. Вопреки всем ожиданиям, вместо успокаивающих прикосновений к подрагивающим плечам хранитель протянул ей заранее подготовленную бутылку воды.

В тот момент Маргулис искренне ненавидела Джозефа. Не за произошедшее – с этим можно уже смириться и проигнорировать на данном этапе – а за исчезновение. Без предупреждения, без попытки выйти на связь или подать условный сигнал бедствия. Но в голове мгновенно возникали сцены их совместных ночей. Нежная улыбка, едва выделяющаяся на фоне густой бороды, блеск восхищения в расширенных зрачках, бессмысленный полушепот, бусинки четок, впивающиеся в кожу, лунная ночь на развалинах города, миллионы невинных жертв. Придя в себя, вдова быстро опустошила бутылку и вдохнула спертый жаркий воздух.

– Значит, это правда? – осторожно поинтересовался телохранитель, пристально глядя на усталое лицо работодательницы. По-прежнему красивое, пусть и утомленное бесконечными страданиями.

– Что – правда?

– Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился, – выпустив из рук поводок, фанатик неожиданно рухнул на колени и, схватив Королеву за ладонь, приложил к своему горячему лбу. – Я знал, что наступит день, когда зверь пойдет в погибель. Когда Мессия обретет новую оболочку… ибо еще немного, и Грядущий придет и не умедлит, ибо надлежит ему царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои… – переходя на невнятное бормотание, хранитель сбивался, перескакивал на разные стихи, но не останавливался. – Сам Господь сойдет с неба… тогда явится знамение Сына Человеческого на небе, и тогда… ***