Страница 30 из 54
Мой плохиш в это время выволок из угла странную палку – посох нашего посетителя. К концу ее была привязана непонятная дрянь, похожая на лапу крупного зверя.
- Вещь эта… О! Вы удивлены? Да, вы правы, это редкость. Не так часто встретишь ценителя. Лапа медведя, ну, вы, судя по всему, и сами знаете. Должен откланяться. Всего хорошего. Ааариведерчи! Чао, бомбина. Бывай!
- То ли Пушкина почитать, то ли блатняк послушать… - сказала я мелкому Ваське, проводив гостя, но мой помощник в последнее время перестал понимать шутки.
- Ищи дальше! Пожалуйста! Время идет! – протянул он.
- Ладно-ладно, стараюсь.
Я пыталась в своей невероятной книге найти хоть какую-нибудь подсказку, как состарить человека, нахлебавшегося случайно живой воды. Пока выходило, что никак. Воду всегда использовали только для омоложения. Обратной задачи, похоже, никто и никогда перед собой не ставил. С момента волшебного спасения Василия уже несколько дней пролетели, как в горячечном бреду. Я разложила на полу перед камином почти все листики и тетрадки, рассортировав их, по возможности, по датам. Однако за креслом росла стопка, на которой можно было написать: «Не понятно нифига». Меня мучила мысль, что там и был рецепт старения, но я просто не могу его прочесть.
Тем временем впавший в детство помощник вел себя все хуже. Я скучала по МОЕМУ Василию. Тот все знал, понимал меня и защищал, а этот вредный подросток только действовал на нервы. Самое ужасное, он наотрез не хотел возвращаться к разговору, который был для меня важнее всего – о моем настоящем отце. Сразу психовал и уходил к себе в комнату. Приходилось играть по его правилам.
После ухода Аука-Эха я с тяжелым вздохом попыталась зарыться в записи, но из-за стены опять раздался стук. Был он тихим и слегка хлюпающим. Пришедший, похоже, не знал правильных слов, поэтому избушка сама не повернулась. Я схватила посох, чтобы встретить гостя, когда Вася схватил меня за руку и быстро зашептал:
- Погоди! По звукам похоже на русалку. Если так, не пропускай, – рано им еще.
- А как не пускать-то?
- Ну ты страж или кто? Так и не пускай. Скажи, мол, иди отсюда, да и все.
Домик я повернула и дверь открыла, волнуясь. Никогда еще не выполняла функцию таможни по-настоящему. Что ж, все когда-то надо начинать.
У домика стояла девушка… или женщина… или старуха. К этому созданию трудно было отнести вообще какие-то эпитеты, кроме одного: неживая. Одета она была в длинную полуистлевшую рубаху, спутанные мокрые волосы полны тиной, а на голове красовалось подобие венка из черных болотных растений, давно сгнивших. Мертвячка повернула голову на звук отворившейся двери, но ничего не сказала, а продолжала мерно и негромко стучать кулаком в стену, – крыльцо она, похоже, не обнаружила. Распухшее лицо, глаза, давно выеденные водой… даже в этом мире она выглядела слишком мертвой.
Не засомневавшись ни на секунду, я медленно и громко произнесла:
- Я не пущу тебя. Уходи отсюда!
Русалка постучала еще немного, затем развернулась и пошла прочь. Вода все капала с нее. Дорог мертвая девушка тоже не видела. Я с облегчением захлопнула тяжелую дверь, чуть не придавив черного котенка. Тот заверещал.
- Ой, Васенька, прости!
Не удержавшись, схватила его и пару раз погладила мягкую шерстку. После такого визита держать в руках горячее живое тельце было настоящей радостью, хотелось стряхнуть с себя холод. Я поскорее вернулась назад и снова попробовала взяться за работу. Хорошо хоть, вредный Васька не вспоминал о моем приступе кошачьей нежности. Я боялась получить за это выволочку, но подросток хранил гордое молчание.
Результатов от наших поисков опять не было, но порой попадались занятные записи.
- Ух ты, смотри: «Если встретится вам Двоедушник – мерзейшее из созданий тьмы, знайте, что половина души его – человеческая. Она не помнит того, что творит под покровом ночи, когда спят все твари, рожденные под солнцем. Ночью наступает время второй половины, которая суть есть зло. Она может в ярости даже убить всю семью свою и всех соседей, а проснувшись, будет человек только ужасаться содеянному, но помнить не будет ничего. Вторая половина может выходить из тела и бродить по миру отдельно…» Кошмар какой-то. А написано не так уж давно. Это предыдущая, наверное. Положим к ее записям.
- Да не читай ты лишнее, не трать время!
- Знаешь, дружок, я стараюсь. Пока ты вырастешь своим ходом, я тут чокнусь.
Подросток ушел на улицу, хлопнув дверью. Вот я попала! Однако следующий листик оказался важным для меня, хоть и опять не про то. Я снова зачиталась. Одна из прошлых жаловалась на то, что не может толком управлять погодой. Здорово, значит не у меня одной такие проблемы.
Дорожки и повороты избушки я освоила легко, а вот с дождями-ветрами сладить было сложнее. Они четко реагировали на мое настроение, но никогда не подчинялись специально. Один раз только я остановила дождь… Когда спасала… На глаза навернулись слезы, а за окном потемнело.
- Нет! Пожалуйста, не начинай опять! – Васька орал с крыльца. Значит не ушел далеко! Я подняла следующий листок.
«Приидохъ некто Переплутъ. Зыркати вреднейши, да речити диковинно. Къто таковъ быти мьне не ведати покуда»… Все, хватит с меня! Это невозможно! Еще Переплута мне не хватало, кем бы он ни был. Однако тут взгляд упал на имя, написанное предыдущей Ягой. Ее записи было легко отличить: школьные тетрадки, темно-фиолетовые чернила, изящный почерк, который я понимала лучше других, даты – с 1927 года по… недавнее время. Страничек за последние годы не было, хотя я все перерыла. А тут что-то интересное:
«Васенька – просто чудо… Учила сегодня Васеньку, он очень талантлив… Этот юноша – настоящая находка. Рада, что сделала такой выбор, было бы очень жаль, если бы он погиб…» Вверху одной из страниц я заметила аккуратно выведенную чернилами дату: «5 января 1942 г.» Цифры немного расплылись от сырости, но ошибиться невозможно.