Страница 10 из 14
Одним словом, Тимофей был тем ещё скрягой, причём сам прекрасно это понимал и даже гордился этим. Но держал втайне от всех. На людях Тимофей Дуплов вёл себя, как человек широкой души, общался со всеми дружелюбно, и потому крайне мало кто мог разглядеть его истинную сущность.
В своё время Василий Степанович разглядел, а потому и сделал Тимофея начальником тайного приказа. Но если б великий князь до конца разглядел, что за человек — Тимофей Дуплов, ни за что не назначил бы его на эту должность.
Тимофей не служил великому князю, хоть и успешно делал вид. Он служил себе и собственным интересам. А старый князь при всей своей подозрительности порой был совершенно слеп к тем, кто находится у него под боком. Василий Степанович видел врагов повсюду, знал, как и сколько ворует родня, занимающая всевозможные посты в правительстве, но при этом не замечал, как некоторые люди из ближайшего окружения направляют его туда, куда хотят.
Как, например, Огинская — его вторая жена-аристократка из литовских князей. Именно она склонила Василия Степановича к мысли отделить от Москвы Новгородские земли, но великий князь искренне веровал, что это решение его и только его. И в то же время подозревал в заговоре своего старшего сына Ростислава, который ничего дурного против отца пока даже не помышлял.
Подозревал и Востряковых. От навязчивой мысли, что Востряковы затеяли предательство, у великого князя в последнее время сорвало крышу. Он решил, что Артём — угроза номер один, и жаждал его смерти. У Тимофея не было информации о заговоре Востряковых, но разубеждать Василия Степановича он не собирался, дабы не навлечь на себя подозрения старого маразматика.
Но Артёма он всё же подозревал кое в чём. События последнего месяца явно показали, что в игру вступили новые стороны и что Голицыны всё глубже суют нос в чужие дела. Артём был как-то замешан во всём этом. Вот только как? Тимофей пока не понял этого. Собирался выяснить, да Артём сбежал, и ищи-свищи теперь ветра в поле.
Шёл восьмой час утра, когда Тимофей вернулся в дом. Он вызвал по внутренней связи слугу и велел принести завтрак в кабинет, а сам устроился за своим длинным столом, на котором располагалось три монитора, и набрал номер Василия Степановича.
На одном из голографических мониторов появилось суровое лицо великого князя с широкими моржовыми усами. Василий уже бодрствовал. Сейчас он обитал в загородном особняке. Три дня назад перебрался туда, поскольку в больнице, несмотря на наличие охраны, не чувствовал себя в безопасности.
— Доброе утро, Василий Степанович, как самочувствие сегодня? Как спалось? — начал издалека Тимофей своим обычным елейным тоном.
— Да нормально, нормально, Тимоша, — махнул недовольно рукой великий князь, и по одному этому стало понятно, что он не в духе. Наверное, опять мрачные мысли мучили старика с самого утра.
— Не хотел бы вас огорчать, но новости не самые хорошие, — перешёл к делу Тимофей. — Сегодня ночью Артём Востряков сбежал, когда мы его транспортировали на нашу базу. Все дружинники, которые сопровождали Артёма, погибли. Восемь человек.
Великий князь сдвинул брови. Что-что, а корчить злобные гримасы, от которых у людей кровь стыла в жилах, он умел.
— Как так, сбежал? Что значит? — грозно проговорил князь. — Объясни, как это могло случиться?
— Ему помогли. Кто, пока не знаем. Но есть версии…
— Почему так мало людей отправил? Почему упустил? Найди его. Найди и доставь сукина сына ко мне. Я лично ему бошку проломлю. Кто ему помог?
— Выясняем, Василий Степанович. Мы обязательно его найдём.
— Ладно, работай, — буркнул князь.
На этом разговор закончился. В дверь постучался слуга, принёсший еду. Тимофей перебрался за круглый столик для трапез. Дела делами, а завтрак пропускать нельзя. Завтрак — это святое.
Солнце медленно закатывалось за горизонт, одаривая мир прощальными лучами. Мы с Борисом и Марией сидели на кухне небольшого подмосковного коттеджа, куда меня привезли сегодня утром. Ели пиццу, от которой ломился холодильник. Мне советовали сильно не налегать с голодовки, но я не послушался и уже набил себе брюхо.
Проснулся я недавно. Спал всю дорогу, а потом, как приехали — до самого вечера. Когда продрал глаза, в первые секунды даже не понял, где нахожусь, да и сейчас всё, что произошло за последние три дня, казалось дурацким затянувшимся сном. До сих пор чувствовал себя разбитым и вялым, но хотя бы голова не болела.
Встав с кровати, первым делом принял душ и оделся в чистую одежду: спортивные штаны и футболку, которые нашлись в комнате. Мой костюм оказался прошит пулями и был заляпан кровью — теперь его только выбросить осталось.
Мария и Борис ждали меня за столом на первом этаже. Во время ужина говорила в основном Мария, и изредка Борис вставлял словечко-другое. Я только вопросы задавал.
Кажется, жизнь опять пошла под откос. Первый раз это случилось, когда меня отправили на войну, второй — сейчас. И каждый раз была виновата моя чёртова семейка: тогда — отец, пожелавший избавиться от неугодного отпрыска, теперь — злобная тётка, вступившая в сговор с Борецкими. Но больше всего я переживал о двух вещах: не случилось ли чего плохого с Ирой и смогу ли я забрать причитающееся мне наследство.
— В семью тебе лучше пока не возвращаться, — доев кусок пиццы, Мария вытерла бумажной салфеткой рот и свои тонкие пальцы. — Твоя двоюродная тётка сговорилась с Борецкими. Она считает, что ты работаешь на УВР и причастен к аресту семьи.
— Это я уже понял, — я задумчиво крутил кружку с чаем, стоящую на столе. Чай был ещё горячий, и я ждал, пока остынет. — А кто надоумил её? Борецкие?
— Не знаю, — пожала плечами Мария. — Может, сама надумала, и так совпало, что у службы безопасности Востряковых и Борецких оказались одинаковые планы на твоё будущее.
Я невесело хмыкнул:
— Вот сволочи! Я их всех зарежу. И князя, и тётку, и всех остальных, кто меня решил со свету сжить. А если они ещё и с Ирой что-то сделали…
— Чтобы закончить свою жизнь в тюрьме или под смертельной инъекцией?
— Да плевать. Уеду куда-нибудь.
— С Ирой всё в порядке, — вмешался Борис. — Её допросили и отправили в квартиру Тарасовых. Думаю, сейчас ей ничего не угрожает.
— А как же Борецкие? — спросил я. — Что, если они попытаются достать меня через неё?
— Подъезд под наблюдением. Если что-то случится, наши люди в Новгороде узнают первыми, — заверил Борис.
Я тяжело вздохнул. Хорошего мало. Сомневался я, что ГСБ сможет что-то сделать, если Ире будет угрожать опасность. Точнее, сомневался, что они вообще станут что-либо делать. Зачем она им? Им нужен я.
— Можно перевезти её сюда? — спросил я.
— Тебе решать, — ответила Мария. — Устроишься тут, в Москве, перевезёшь девчонку. Дом этот служебный, так что долго гостить здесь не получится.
— Да, конечно… А как же документы, вещи, деньги? У меня там всё осталось. А чтобы новые сделать, надо опять ехать в Новгород. И как быть?
— Есть в семье те, кому ты доверяешь? Попроси привезти.
Я почесал затылок. Хороший вопрос! Действительно, а мог ли я кому-то доверять из родни? Можно связаться с мамой или Костей, но вряд ли от них будет толк. Единственным человеком, который в состоянии чем-то посодействовать, являлся Дмитрий Прокофьевич. Он хорошо разбирался в семейных делах и помогал мне при дележе наследства, разъясняя некоторые вопросы. Но будет ли он сейчас мне помогать? На чьей он стороне?
— Возможно, — произнёс я. — Надо проверить одного человека.
— Только здесь — никаких встреч, — предупредил Борис. — Об этом месте никто не должен знать.