Soul on Fire

— А вам не сложно дышать из-за пыли? — ответил он, пока она продолжала смотреть на него с любопытством, только уже не сидела так близко. Ханбину начало казаться, что она определенно точно хочет, чтобы он снял маску, и она разоблачила его. Впрочем, может, он просто сходит с ума.

— В Пусане было лучше, чем в Сеуле, — сказала она.

От ответа Ханбина спас крик водителя в громкоговоритель — он объявил небольшую остановку. Все желающие могут выйти на улицу, чтобы зайти в кафе перекусить.

— Вы курите? Давайте подышим воздухом, — сказала она и, не дождавшись ответа, начала вставать. Хотел Ханбин или нет, а ему все равно пришлось бы подвинуться, чтобы хотя бы выпустить ее.

Ханбину предстояло решить, с какой стороны автобуса встать, чтобы его не увидели — придется снять маску, чтобы покурить. Он решил — она точно не узнает, кто он такой, даже если увидит его лицо, но он не мог сказать того же об остальных пассажирах. Они встали за автобусом — там никого не было, и туда практически не светил фонарь. Он еще намеренно повернулся к автобусу спиной, и каждый, кто выходил оттуда, не увидел бы его. Она поежилась — ночью холодно — и недоуменно оглянулась по сторонам, пока Ханбин искал сигареты в рюкзаке. Они встали слишком далеко.

— Чтобы никому не мешать, — объяснил он.

Ханбин не сомневался — до той секунды, пока она не зашлась кашлем. Едва он спустил маску, чтобы прикурить сигарету, как девушка сделала большие глаза и закашлялась. Он ошибся. Она узнала его. Иначе что за странная реакция? Ханбин застыл с сигаретой, ожидая, пока она откашляется. Только главное, чтобы она не привлекла внимание остальных.

— Крепкие, — сказала она, тем не менее. — Да и я давно не курила.

— Извините, — неуверенно бросил он, продолжая наблюдать за ней. У нее все еще был странный вид, будто она только что что-то обнаружила, и это ее неслабо испугало. Она избегала смотреть ему в глаза — смотрела по сторонам — и нервно курила сигарету. Или у Ханбина уже просто паранойя?

Она так ничего и не сказала, пока они курили, поэтому Ханбину пришлось самому придумывать тему для разговора. Он отчаянно надеялся, что ей просто не понравилось, как он выглядит, и именно это ее так изумило, что она потеряла дар речи.

— Вы хотите есть? Можем зайти и взять что-нибудь с собой, пока осталось время, — сказал Ханбин и спешно надел маску снова.

— Да, давайте что-нибудь возьмем. — Она была так рассеянна, что перешла на английский. — Еще три часа и десять минут… — Она взглянула на наручные часы.

— Вы считаете минуты, — буркнул Ханбин.

Ханбин думал, пока они стояли возле автоматов с напитками. Девушка точно догадалась. Ее словно подменили с того момента, как он снял маску. Она даже не отрицает то, что слушала их группу раньше. Тогда почему молчит? Когда уже и так все понятно, можно было бы не притворяться дальше. Нет, Ханбину просто нужно поспать. Не все такие сумасшедшие, как он. Девушка ничего не знает, и, наверное, как он, просто устала.

— Вы мне не поможете? Здесь есть что-нибудь без сахара? К сожалению, я не могу прочитать.

Ее вопрос вывел его из мыслей, и он спустился на землю. Ожидая помощи, она смотрела на него, а он смотрел на человека за ее спиной — там, стоя у кассы, кто-то сфотографировал их. Она услышала звук и рефлекторно оглянулась, а Ханбин вдруг откашлялся и сказал слишком громко:

— Вот этот чай без сахара, еще этот сок. Выбирайте.

Ему удалось снова привлечь ее внимание, и она перестала вглядываться вдаль. Но, тем не менее, она бросила на Ханбина странный взгляд и, повернувшись к автомату, сказала:

— По-моему, тот парень в черной кепке сфотографировал нас.

— Да что вы? — Ханбин точно попал, но всеми силами пытался показать невозмутимый вид.

— Я видела, как он направил на нас телефон. — Она опять посмотрела в ту сторону, хотя Ханбин предостерегал ее не оглядываться и пытался заставить быстрее выбрать напиток. — А еще я слышала щелчок. И он даже вспышку не отключил.

В кафе, хоть и было не многолюдно в столь поздний час, началось какое-то оживление; люди переглядывались и говорили громче, чем до этого. Ханбину казалось, что уже все догадались, кто он такой. Все, кроме нее.

— У вас красивые волосы, — вдруг сказал он. — Такие розовые. Вот он вас и сфотографировал, наверное.

— Думаете? — Она опять с сомнением посмотрела на того парня, который тоже смотрел на них, уходя с кофе. Ханбин только надеялся, что он не поедет с ними на одном автобусе. — Спасибо за волосы, конечно. — Она так улыбнулась, что Ханбин — под маской — тоже улыбнулся. — Но, по-моему, вы преувеличиваете.

— Вы побудете в Корее еще какое-то время и поймете, о чем я, — продолжал Ханбин. — В Сеуле, конечно, достаточно иностранцев, но в других, особенно маленьких, городах, нет. Вот на вас и обращают внимание. — Ему удалось так отвлечь ее неожиданным комплиментом, что она просто стояла и с мечтательной улыбкой выбирала чай. — Вы красивая девушка, а еще у вас ругательство на толстовке.

— Что?! — очнулась она. Улыбка исчезла, и она большими глазами посмотрела на Ханбина. — Что здесь написано? — Она опустила голову, чтобы посмотреть. Впрочем, она ведь не умела читать иероглифы. Показывая рукой, она сказала: — Мне сказали, что здесь написано «будь собой»!

Ханбин рассмеялся, а она продолжала:

— Черт побери, меня обманули! Значит, я уже два дня хожу и позорюсь! Теперь я все поняла. Теперь понятно, почему она была такой дешевой и почему на меня все странно смотрят. Господи! — Ханбин все смеялся, пока она говорила. Она собрала руки на груди, чтобы прикрыть надпись, но в этом не было особенно смысла, потому что на спине было написано то же самое. — Вот, почему тот парень сфотографировал меня. Так что здесь написано?

— Ну… Как-то неудобно вот так вам сказать… — ответил он. — Давайте лучше быстрее выберем чай и пойдем, пока автобус не уехал без нас.

Если она и знала, кто он такой, то теперь ее это точно не волновало, потому что неожиданное открытие по поводу толстовки выбило ее из колеи. Еще десять минут в автобусе она ворчала — уму непостижимо, продавец был таким милым, но так просто, не стесняясь, обманул иностранку. Теперь ясно, что это были за смешки от его коллег. К счастью, у Ханбина с собой была запасная толстовка, и он предложил ей надеть ее сверху.

— Ну что вы, это не очень удобно… — ответила она.

— Это вам должно быть неудобно ходить в таком виде по улице, — сказал Ханбин и опять усмехнулся. Она, снова смутившись, спешно надела большую толстовку поверх своей маленькой.

— Спасибо вам большое, — неуверенно ответила она и натянула длинные рукава. — В следующий раз мне стоит воспользоваться переводчиком.

Ханбин уже и сам забыл, кто он такой — вот так с ней весело. Такая приятная, словно лучик солнца появилась среди его угрюмых дней. Только пусть лучше она не знает, кто он.

— Можно я послушаю музыку с вами? — Пока она пыталась распутать наушники, связанные в узлы, Ханбин сказал: — Если честно, я никогда не слушал Black Sabbath.

Она снова так улыбнулась, словно он только что осчастливил ее, а он спустил маску. Пусть и она видит его улыбку. Было темно, и салон автобуса освещали лишь фонари с улицы. Остальные пассажиры спали или просто молчали — не спали только они вдвоем и говорили вполголоса.

Она заснула, уронив голову ему на плечо, а он — нет. Все равно он был напряжен и не мог так просто заснуть. Да и музыка — два наушника на двоих — была не такая уж успокаивающая. Впрочем, Ханбин смог бы успокоиться только дома. Он даже не сказал ей свое имя — не хотел обманывать. И не спросил ее. Он даже не знал, из какой она страны, потому что думал и переживал только о себе. Он не спросил, сколько ей лет, и они продолжали разговаривать формально, даже если они одногодки. А через пару часов она выйдет из этого автобуса и улетит в эту свою неизвестную страну навсегда. Ему хотелось ехать так бесконечно. Надо ее разбудить. И все ей рассказать. И спросить ее имя, номер телефона, что-нибудь. Но он так и не решился.