Белые ночи

Я мысленно рисую себе эту заманчивую, сбивающую дыхание картинку: вот он берет конверт, вскрывает его аккуратно, достает исписанные листы и погружается в чтение. Где-то рядом, как и всегда, маячит мелкий. Он деловито заглядывает в строчки моего письма, и Дэн гладит его по голове, не отрываясь от чтения. Ловлю себя на том, что никак не могу вспомнить его глаза – и пробивает холодный пот от паники. Но я ведь увижу его глаза еще раз? Ну пожалуйста…

***

Наш город охвачен золотом. Дождей нет совсем – и деревья, не потеряв листвы, пламенеют в лучах солнца. В воздухе теперь остро ощущается мороз. Он крадется белой кошкой и совсем скоро, вот-вот буквально, нас всех проглотит зима. Дни станут такими короткими, что едва доходя до зенита, будут клониться к закату и падать тяжелыми, черно-серыми сумерками. Повалит снег. Я буду с трудом просыпаться, вставать с постели и тянуть за собой эту  сплошную тяжесть зимы и холода весь день. Я буду возвращаться в темную, тихую и жаркую квартиру в таких же ледяных неподъемных сумерках и мечтать о солнце. А там, за океаном, будет короткий перерыв между одним и еще одним летом. И море зелени будет еще сильнее смягчать это отступление от жары. И волны будут все так же лизать песчаный берег – а я тут буду постепенно сходить с ума, вытравливая свитерами, носовыми платками, раздавливая пудовыми сапожищами все белые ночи, все зеленые кроны деревьев, все ночи и все дни, что провела с Дэниэлом Ризом.

***

Письмо с приглашением приехать и присмотреть за Мишкой приходит почти в конце месяца. Я даже откладываю его несколько раз, настолько мне некогда: отчеты валятся как из рога изобилия. И каждый вот такой, с графиками и таблицами нужно, оказывается, было сдать еще вчера. Как же я скучаю по настоящей работе с людьми! С ненавистью окидываю взглядом кипу бумаг -  и зарываюсь в работу.

До письма я дохожу только в один из более менее свободных  вечеров. Я просто отключаю компьютер, сажусь на кухне с большой чашкой горячего чая -  и на какое-то волшебное мгновение забываю обо всем.

Все строчки можно свести только к одной, пульсирующей, сбивающей с ног просьбе – и я с удовольствием и каким-то вдруг снизошедшими на меня спокойствием и безмятежностью даю себе разрешение увидеть ее. «Приезжай!», шепчет, тихо-тихо, письмо, «Прошу, приезжай. Мы справимся. Мы. Справимся.» И я поддаюсь.

***

Документы сданы, ключ от кабинета тоже. Заявление подписано. С  мамой и папой переговорено, наверное, раз сто. Процесс ответа на вопросы как и что я там, застряет на созерцательной стадии. И мне серьёзно все равно. Мама, конечно же, начинает причитать о том, что это другая, «совсем другая страна, детка, они там совсем другие – и ты одна совсем», но папа одергивает ее. «Ты же не шовинистка какая. И потом – доча там будет не одна», спокойно произносит он. И добавляет, когда мама удаляется из поля зрения: «Познакомишь хоть?» а я даю искренее обещание. 

И вот я сижу с чемоданом. Пытаюсь охватить: зрительно комнату, мысленно – то, что здесь происходило и вообще, с чего началась эта история. И понимаю: не могу. Что же это получается, действительно, как в песне: не гляди назад, не гляди? Меня охватывает паника, он бьет сразу в оба виска и я сжимаю голову ладонями. Дотрагиваюс до письма и до билета, что лежит во внутреннем кармане куртки - и меня будто что-то отпускает. Не гляди назад!

Я выхожу под проливной дождь. Родная, нет, ставшая так быстро самой родной и близкой, земля провожает меня вот так – серым небом с молочно-жемчужными просветами и серебряными нитями дождя в дорогу. Даю обещание, что мы вернемся сюда, все вместе, в следующем году, обязательно летом, на весь сезон белых ночей…