Страница 27 из 29
За шумом воды сложно разобрать о чем идет речь. Слышу только, что на повышенных тонах.
Выхожу из ванной и понимаю – кина не будет. Дэниэл распахнул свой невообразимый вещмешок и теперь прицельно кидает туда вещи.
- Что случилось? – аккуратно ловлю его за запястье и легонько тяну к себе.
- Ничего.
- Тогда что ты делаешь?
- А на что это похоже?
- Так. Стоп, - я плюхаюсь на тахту и трясу головой, потому что комната начинает вращаться перед глазами, как центрифуга, - Это еще как?
- Быстро.
Ничего не понимаю.
- Послушай, - пытаюсь ухватиться за рукав джемпера, но Дэн отходит в сторону.
Он почти уже добросал вещи и теперь просто смотрит перед собой. Руку на отсечение даю, что мысли бродят в его голове тяжелыми табунами. Какие-то очень паршивые мысли.
- Да что стряслось-то? – зажимаю ладони между коленей.
- Мишка заболел, - выдыхает Дэн, и я только сейчас замечаю, как он побледнел, - Надо билет заказать.
***
Я, конечно же, увязываюсь за ним. По крайней мере довезу его такого разбитого до аэропорта. Оставлять его одного в таком состоянии я не имею права. Но он не особо и не сопротивляется. Какое-то мгновение он меня попросту не видит. Винит себя, я ведь вижу. Видела, как он обхватил голову ладонями и уронил ее, черную, растрепанную. Провел пятерней по волосам – и уставился в пустоту. С такой убийственной тоской во взгляде и ненавистью к себе самому за свою же бесполезность, что я не сдержалась и, кажется, всхлипнула.
Мишка начал кашлять еще вчера, но нянька с бабушкой не стали тревожить папку. Понадеялись, что все само собой как-то рассосется? А теперь, когда мелкого увезли с мигалкой – и диатезом во всю попу – затрубили во все трубы. Типичная ситуация. Я с таким вот сталкиваюсь постоянно. Халатность новоиспеченных родителей, бабушек, дедушек. И ведь талдычим каждому: смотрите в медицинскую карту! Дети особенные, у каждого своя «чудинка»! Но нет же! Ждут до последнего зачастую. За все то время, что я работаю, еле-еле не знаю даже, сколько раз по десять человек наберется, кто действительно взял ответственность на себя. Но это другие, не Дэниэл. Непрофессионально, да! Но он, такой близкий и какой-то сразу родной заслуживает снисходительного отношения. Тем более, что сидит он сейчас рядом, настолько близко, что я даже чувствую его внутреннее дрожание. Надо отдать ему должное – держит себя в руках безупречно. Только брови сошлись под косым углом и взгляд темный, как самая темная ночь.
- Послушай, - я пытаюсь выудить его ладонь из замка, в которые он сцепил руки, как только мы уселись в машину, - Может, накормили чем не тем. Бывает же.
- Педиатр составил подробный список того, чего ему никак нельзя, - твердо произносит Дэн, - Почему бы было туда не посмотреть?
- Успокойся, - упираюсь я и все-таки хватаю его твердую ладонь, - такое часто бывает. Даже, если симптоматика падает, вполне могут проявить себя какие-то остаточные эффекты.
Похоже, мой псевдо-профессиональный тон снижает градус его паники.
- Ты думаешь? – Риз даже перестает сверлить взглядом макушку водителя и оборачивается ко мне.
- В любом случае, мы это переживем, - ляпаю прежде, чем успеваю подумать. Мы! Надо ж было ж так!
Меня тут же кидает в красное. А я-то оказывается, до одури хочу этого самого «мы».
- Да, - Дэн мягко целует меня в щеку и придвигает к себе, - Мы справимся.
Но я ощущаю, как внутри него все еще дрожит струной каждая мышца. И бухает, бешено стуча, сердце.
- И все равно, - добавляет он, ни к кому конкретно не обращаясь, а потому тихо и жестко, - я уволю няньку.
- И с кем тогда будет Мишка? - спрашиваю на автомате. Как найти няню, русскоговорящую, да еще и за такой смехотворно короткий срок?
- С тобой, - припечатывает меня Риз.
Шутить изволите, мистер?
- Если захочешь, - мягко добавляет он, отпуская мои плечи и отворачиваясь.
Всю оставшуюся дорогу до аэропорта мы едем в тишине.
***
Мишанька выкарабкивается на удивление быстро. Наверное, сказывается то, что папа рядом. Я так и говорю Дэну, когда мы созваниваемся. Весь наш разговор, так или иначе, вертится вокруг пацаненка, и я облегченно выдыхаю. Никаких «мы» не обсуждается. Только то, что обошлось без осложнений в родной Мишкин бронхит. Дэну пришлось отказаться от нескольких проектов, и он теперь все свое время проводит с сыном. Нянька, неосмотрительно накормившая пацана, как выяснилось ананасами, была торжественно выпровожена. Мама, она же бабушка, выслушала от Дэна длиннейшую лекцию о том, что Мишке можно давать, а что никак нельзя. Присцилла поклялась всеми святыми, что будет предельно аккуратно. Я лично с ней общалась – и смогла в полной мере оценить ее нервы и испуг. Были подняты на свет божий истории о детстве самого Риза, и я провела просто незабываемый час, выслушивая занимательные и очень забавные рассказы о том, как он как-то раз засунул себе корку от апельсина в нос и вообще выписывал разные фортели. Это было странно, и я поначалу ужасно смущалась всему этому, такому семейному и очень личному пространству, куда меня вдруг впустили. Всплыли и ушли в прошлое, теперь без возврата, плакаты с кумиром юности и Дэн вдруг стал обычным человеком. Человеком, которого я бесповоротно и бескомпромиссно люблю. Люблю до дрожи в коленях, как-бы банально это не звучало.
***
В эти осенние, становящиеся все более короткими дни, я поддерживаю рабочий график изо всех сил. Я разбираю отчеты и заявки, я отслеживаю новых соискателей и тех, кто принимал детей совсем недавно. И в этом списке, конечно же на первом месте, всегда Мишка и Дэн. Они справляются. И я знаю, даже нет, не так – улавливаю, каким-то совершенно фантастическим чутьем, что они оба меня ждут. На Риза сыплются новые и новые предложения – но он отказывается, с завидным хладнокровием, между прочим, от каждого. Не хочет оставлять пацана одного. И за это, за его уверенность и такую твердость, я люблю его еще больше. Я снова пишу ему длинные бумажные письма, в надежде, что и он напишет мне настоящее письмо и тогда я смогу, наверное, ощутить тепло его руки, которая касалась бумаги. От этого желания по телу разливается одно сплошное тепло, и вернуться к делам становится действительно сложно.