Страница 2 из 11
Старик улыбнулся, вспоминая эпизод.
– С кем ви ещё знакомы? – спросил. – Ах да, Клавочка Ивановна Тихонова. Добрая и парадочная женчина! Настоящая душа! Я давно сделал вивод всей своей жизни – не обязательно рОдиться еврэем, шоб бить хорошим человэком. Я только не понЯл, чей ви родственник?
– Простите, не представился – Аркадий Фукс, – произнёс молодой человек, приподнимаясь, пожимая старику руку.
– Племянник Яши Фукса, моего друга!? Син покойного Сени?! – Савва Лейбович хлопнул себя по лбу. – Вейз мир, Аркаша, как ви виросли! Я помню вас сопливым шлепером (разгильдяем), таким же сопливым, каким бил в детстве ваш дорогой папа Сеня. Я многое помню. Как мине его не помнить. Ми все такими били. А еще, я помню свадьбу вашего дорогого папы с самой красивой девочкой Одессы. Ми все в нее били чуточку влюблены. Шо она нашла в Сеньке? – он рассмеялся. – Ваш папа бил добрым и умным человэком. Ви похожи на своего отца. Ростом пошли в деда. Ви… помните свою маму?
– Нет. Я и отца почти не помню.Лишь помню, как он со мной прощался, уходя на фронт. Папа взял меня на руки, крепко обнял и пообещал вернуться. О матери Яков не любил говорить. Когда я спрашивал его почему у меня нет мамы, как у других детей, он отвечал:
– Синок, станешь взрослым, я тибе расскажу.
– Да, – с горечью в голосе произнес Савва Лейбович. – Кто мог подумать, шо она… Так Яков рассказал вам о маме или таки зачем вам это надо?
Аркадий кивнул.
– Лет десять назад от нее пришло письмо. Я порвал его, не читая. – сказал Аркадий. – Не могу простить женщину, которая предала отца ради любовника. Бросила меня, вспомнив через тридцать лет, что у нее был сын. Бог ей судья. Я благодарен судьбе за двух отцов, которых она мне подарила.
Старик молчал. Потупив взгляд, смахнув хлебные крошки со стола, спросил:
– Молодой человэк, ви догадываетесь, о чем я хочу вам сказать?
Аркадий насторожился. По телу пробежала дрожь.
– Я вас имею расстроить до слёз. Азохен вей, Аркаша, крэпитесь! Вам уже сообчили, шо случилось с моим дорогим другом, вашим дядей, который после смэрти младшего брата Сени замэнил вам отца? Держите сибя в руках. Я до сейчас плачу, как вспоминаю. Месяц назад соседи его похоронили.
У Аркадия все поплыло перед глазами. Он дрожащей рукой схватил недопитый стариком чай, опрокидывая в рот.
– Аркаша, я вас прошу, только не надо так убиваться! Якову уже хорошо. Это нам неспокойно, а ему лучче всех! Я би рассказал вам подробности, …но не сейчас. Одесса! Приехали!
Глава 2
Он вышел из подъезда. На мгновение становился, вдыхая нежную утреннюю прохладу, наслаждаясь тишиной. Из кармана брюк вынул носовой платок. Поднёс к носу, внюхиваясь в аромат одеколона. Вставил, аккуратно сложенным треугольником в нагрудный карман пиджака, прижимая ладонью к громко стучащему сердцу. Улыбнулся. Этим волшебным утром никто не мешал ему думать о любви, её нелегких путях – дорожках. Странная любовь у него, грешная, а слаще меда.
– Славка, на куда собрался? Что тибе шмендраться в такую рань, когда все советские люди ещё спят! Воскресенье! Виходной день!
От внезапно раздавшего голоса в животе заурчало. Настроение мгновенно улетучилось. Во рту появился привкус горечи, как и на душе. Ему захотелось стать человеком – невидимкой. Но от тёти Мани ещё никто, никогда так просто не исчезал.
Надвинув на глаза кепку, молодой человек быстрым шагом зашагал через двор.
– Славка! Я все вижу со второго энтажа!? Тётю Маню не проведешь! Рэбенок, а что ты такой бледный под панамкой?
К сыну Ицика и Вали Фрэнкель Мария Ароновна относилась трепетно, как к своему ребёнку. Когда он родился, у его матери пропало молоко. Голодное дитя заходилось в крике. У Мани, родившей сына на три месяца раньше, в возрасте, когда врачи говорили, что у неё ранний климакс, которого потом назвали Брониславчиком, молока было не меньше, чем в молочных реках без берегов. Она стала кормилицей маленького Славы. Молоко в груди прибывало и прибывало. Она сцеживала, разливая его по банкам. Если у детей или взрослых одесского двора случалась простуда, её лечили грудным молоком Мани. Женщины протирали им лица, как кремом. Мужчины, наблюдая за косметическими процедурами жён, брезгливо передёргивали плечами. Но случилось то, что случилось. Соседка Сара Исааковна застудила грудь, на которой выскочил огромный, гнойный фурункул. Она себя плохо чувствовала. Высокая температура, дикая боль в груди. Идти к врачу женщина наотрез отказалась. Сара послала мужа к Мане за спасительным лекарством – грудным молоком. Примочки из теплого молока с медом и капустой помогли. С тех пор, все поверили в чудодейственные силы грудного молока, а Маня стала главным человеком одесского двора.
Броник, сын Мани и Бориса, умер в возрасте двух лет от двухстороннего воспаления лёгких. В горе принял участие весь двор, оплакивая младенца, и горькую участь несчастных родителей.
Мария Ароновна, всей душой любившая Славика, переживала за него не меньше, чем о своей единственной дочери.
Этим воскресным утром Мария Ароновна или тетушка Маня, проснулась раньше обычного. Распахнула окно в «информационный мир» – двор, и увидела Славика.
«На куда ему спешить? – удивлённо подумала. – Свидание? Какое свидание! С кем? У Славки никогда не было девушки. Странный мальчик вырос. У нормальных мужчин в его возрасте есть жены или хотя бы знакомые женчины, а у Славки? Он не нравится женчинам? Ну и что, что полный и невисокого роста? Не всем же быть красавцами, как Ален Делон, Муслим Магомаев. Кто-то должен быть похож на своих родителей!»
– Ларка! – крикнула в комнату. – Славка мине сегодня не нравится!
– Мама, что вы от него хотите? – откликнулась дочь, зевая. – Скажу вам по секрету, – она сладко потянулась, – у Славки завелась женщина.
– Женчина!? Из всех неприятностей, которые могут завестись у мужчин, женчина не самый плохой вариант. Ларка, – произнесла полушепотом, – мине почему-то всё время кажется, что Славку женчины не интересуют.
– Откуда вы берёте ваши глупости? Побойтесь Б-га за такие мысли. Что он вам сделал плохого? – возмутилась Лара.
– Кто? Бог или Славка? – спросила мать.
– И тот, и другой, – отозвалась Лариса. – Женщина, с которой он встречается – вдова с ребёнком. Её сыну пять лет, хороший пацан. Правда … она старше нашего Славки лет на десять.
–Что он сибе делает беременную голову? – завелась с полуоборота Маня. – Для него в Одессе не осталось молодых, незамужних женчин? Что ему жениться на чужой вдове с рэбёнком!? Что ему нужен этот «чемодан без ручки»?
– Какая там женитьба! Ицик с Валькой слышать о ней не хотят! – сказала Лариса, нагнувшись к духовке, вынимая сковороду.
– Ларка, вынь жопу из духовки, шоб я тибя слышала! Ротом говори, не жопом – возмутилась мать.
– Так я вам говорю, – Лара выпрямилась. – «Только через наши остывшие трупы ты женишься на чужой вдове», – заявили ему. Представляете?
– Как ты знаешь? – насторожилась Маня.
Лара, приподняв огромную грудь, протирала под ней влажным полотенцем.
– Мама, что за наказание вы рОдили мне! Одна сиська пятого, вторая четвёртого размера. Кошмар! Никакой пропорции!
– Лара, чтобы у всех женчин были такие проблемы, как у тибя! Во всяком случае, ни один из твоих мужей мине на это не жаловался! У других вообче ничего не виросло. Твоя подруга Шира, до сих пор, в лифчик килограмм ваты подкладывает, шоб хоть что-то стояло! Таки скажи своей маме «спасибо»! У тибя не грудь, а состояние! Так, что ты говорила за Славку и его женчину, не отвлекайся! Не делай мине нервов!
– В прошлый понедельник вы меня послали к Вальке за таблетками, помните?
– Зачем мине таблетки? Что ты хоронишь мать!
– Меня поносило! Так помните или оно вам надо!?
– Сейчас не до поноса, Ларка, что было дальше?
– Ицика и Вальки дома не было. Но дома был Славка, … и не один. Они с Верой пили на кухне чай, – она замолчала, рассматривая в зеркале прыщик, выскочивший на кончике носа.