Страница 33 из 181
Она разумно поступила, убегая на восьмой этаж, ведь здесь было действительно безопасное место, способное спрятать любого от чужих глаз. С каждым пройденным шагом становилось тяжелее делать следующий. Его так и подмывало обернуться назад, вцепиться в пылающую магию, затмившую сознание, но, стискивая зубы и тяжело дыша, он продолжал идти к своей цели. Несколько мучительных минут лопались нервы, как тонкие перетянутые струны, пока Том не дошёл до появляющейся в стене двери, грубо не толкнул её и не обернулся на пороге назад. Гермиона наткнулась на него, врезавшись в грудь, мгновенно вцепилась пальцами в одежду, сжимая ладони в кулаки. Тот коротким движением закрыл рукой проход, двинулся на Гермиону и, опуская туманный взгляд на затрепетавшие ресницы и заставляя её сделать два шага назад, загнал к двери. С глухим стуком и тихим хрипом она врезалась в неё, закрыла глаза и жадно вдохнула смешение любимых запахов, касаясь приоткрывшимися губами края расстёгнутого плаща, защекотавшего кожу. В порыве охватившей бесноватости, которую уже слишком глупо было сдерживать, Том грубо вцепился в тонкие плечи, не замечая, как больно сдавливает их, прижал к себе Гермиону, жадно черпая магию, дающую силу и чувство величайшего превосходства. Одна рука скользнула по спине, сжимая рубашку до побелевших костяшек, а другая нырнула к затылку, пальцы сильно сдавили шею, вызвав болезненный стон. Он так жёстко придавил Гермиону, словно пытался расщепить её в себе, растворить всё тепло и его силу. Его рассеянный и невидящий взгляд посмотрел перед собой, замечая только сгусток серых тонов, а в голове затюкала странная мысль, которая вводила в оцепеневшее смятение. Почему она не крошится на куски, как хрусталь? Почему не трещит, как разбитое зеркало? Он же ломает её! Она должна смяться, треснуть, разбиться и обрушить все осколки, все частички магии на него!
Но это не твёрдый предмет в его руках. Обнаруженная мутным рассудком упругость и эластичность тела заставляли сжать ещё сильнее, пока оно не превратится в густую жидкость. Как будто вдалеке Том услышал пронзительный сдавленный крик и медленно, как во сне, опустил широко раскрытые невидящие глаза вниз. Он вспомнил, что перед ним не просто эластичный предмет, источающий магию, а живой человек, который, судя по всему, сгорает от боли во всём теле и не может вдохнуть ни грамма воздуха. Стало тревожно, что, сломав притягивающую жизнь, он потеряет эти безумные чувства и блуждающее по венам тепло, которое было настолько желанным, неукротимым и величественным, что… нет-нет, он сбережёт и будет пользоваться его горячими волнами всегда.
Руки неохотно ослабили хватку, ладонь бережливо поднялась от шеи к волосам, вонзившись в растрёпанную копну и сжимая её так же больно, разве что не смертельно. Необъятная сила хотела сдавить всё, что попадается под руку, не понимая, что тем самым причиняет боль, и Том едва сдерживал агрессивное давление пальцев, ощущая тревожность, что не справится с собой и сделает лишнее движение, которое безвозвратно заберёт манящую жизнь. Рядом звучало судорожное и прерывистое дыхание, перемешавшись со скрежетанием горячего тока, а женские пальцы поднялись выше и надавили на ключицу, возвращая частичку рассудка вызванной болью.
Том смог сфокусировать взгляд на больших испуганных и стеклянных глазах. Их подавленность отразила полное подчинение, которым моментально стало упиваться внутри сидящее чудовище. Когти зверя вонзились больно в сердце, отчего пальцы Тома также больно впились в женское тело. Гермиона сдавленно проронила вскрик и задрожала хуже прежнего. Том ощутил витающий вокруг него чужой страх, пытающийся осесть ему на кожу, и смутно осознал, что всё это время ни разу не дал Гермионе хоть каплю своей магии. Как суккуб, он забирал только себе, не отдавая ничего взамен. Чувствуя царящий вокруг нескрываемый ужас, его внутреннее тепло затрепетало, желая подавить неприятные и раздражающие эмоции, и он позволил своим чувствам выйти наружу.
Гермиона вздрогнула, ощутив, наконец, желанное для неё тепло, мгновенно обмякла в жёстком захвате рук. Том уловил, как испуганный взгляд стал превращаться в томный и невидящий, а веки наполовину прикрылись, оставляя лишь тёмный сверкающий блеск. Чудовище внутри замурлыкало, вызывая странную улыбку, медленно появляющуюся на тонких губах. Наполнившие его чувства от равноценного обмена тепла, зациркулировавшего по кругу от него к ней и обратно, заставили испустить томный вздох. И почему он сразу не додумался дать ей что-то взамен?
Желанные чувства многократно усилились, Том, словно обессилив, прислонился к стене, прижимая к ней Гермиону, и тоже прикрыл глаза, наслаждаясь исступлёнными ощущениями. Он прикоснулся щекой ко лбу и потёрся как ласковый кот, бережливее обнимая тонкое тело и пряча блуждающую улыбку в волосах. Напряжённые пальцы заскользили по всей спине, не сильно впиваясь в плоть через одежду, жестокость отступала, оставляя эйфорию, от которой чудовище трепетало и мурлыкало, ослабляя болезненную когтистую хватку в сердце, продолжая мягко мять его и ритмично медленно сжимать. Его пальцы так же стали повторять эти движения за чудовищем, исследуя спину волшебницы, появилось безумное желание замучить беззащитное существо, утопающее в магии, до смерти. Том приоткрыл туманные глаза и с полной отдачей чувственно сжал обмякшее тело. Сколько он не делился силой с Гермионой, но такой импульс она не готова была принять — она безжизненно уронила голову вбок, сверкнув томными глазами, кудри спали на лицо, и прозвучал протяжный жалобный стон. Том почувствовал, как внутри неё всё начало сгорать, не справляясь с мощью энергии, как огненная лава прожигала нервы, превращая в безжизненную куклу, как её дыхание затруднилось, и даже губы больше не могли поймать воздух. Казалось, Гермиона сейчас же потеряет сознание, но её обтянутые плёнкой зрачки продолжали сверкать из-под полуопущенных ресниц. Том нырнул ладонью в волосы, поднимая отяжелевшую голову и привлекая её к себе, пальцем надавил на щёку и губами мягко и уверенно вонзился в нижнюю девчачью губу. Его затрясло, как в лихорадке, от того, что Гермиона совсем растеклась, превращаясь в какую-то густую жидкость, способную принимать любую форму в его руках. Стук крови в ушах стал слишком громким, заглушая скрежетания молний, перед глазами всё расплылось, и Том снова стал забывать, что ладони сжимают живое существо. Пальцы опустились к плечу и невольно сдавили его без возможности ослабить хватку. Как путник, сгорающий в пустыне от многодневной жажды, он припал к оцепеневшим губам, словно к воде, стал терзать своей страстью со звериным желанием вытянуть жизнь. Гермиона обмякла, как тряпичная кукла, и стала скатываться по стенке вниз. Том не сразу среагировал, губы разъединились, и он резко отпустил плечо, едва успевая подхватить ускользающую волшебницу. Поднимая её, он встряхнул тело и, обнимая рукой за плечи, крепко и бережно прижал к себе, зарывая слабую улыбку в волосах и тоскливо глядя рассеянным взором в пространство перед собой. На задворках сознания он уловил мысль, что поступает жестоко и нужно притянуть к себе хоть немножко разума, иначе есть огромный шанс лишиться источника горячего тепла, а Гермиона попросту не выйдет отсюда живой.
Едва сдерживаясь и выискивая в себе частичку самообладания, Том глубоко вздохнул и почувствовал, как дрожат все его нервы. Напор чувств, которые он пытался обуздать, стал уменьшаться, а Гермиона — оживать. Её тонкие пальцы соскользнули с груди и захватили волшебника в объятия, сцепляясь за спиной в замок.
Том чувствовал себя в каком-то сне: неуправляемом, рассеянном и неподвластном его логике и разуму. Рассудок затерялся в глубинах мрачной пропасти и абсолютно не собирался возвращаться обратно. Кровь и разряды тока гулко шумели в ушах, ладони едва сдерживались, чтобы не сомкнуться в болезненном захвате, а невидящий взгляд продолжал различать только серые тени перед собой. Он даже не понимал, чего сейчас хочет и что должно быть дальше, поэтому по-прежнему неподвижно стоял, крепко прижимая Гермиону к себе, и пытался не сорваться в новую бездну неукротимых чувств. В голову, наконец, пришло нужное слово — баланс. Нужно поймать баланс.