Страница 31 из 181
Едва ли он успокоился. Весь день настигало и раздражение, и лавины тепла, — два чувства поочерёдно хватали за горло и душили, а после встречи с Тонкс, оказавшись дома, Том задыхался и от того и от другого одновременно. Он мучил себя, не находя возможности преодолеть злость и жажду, мучил Гермиону, не давая ей спокойно уснуть, и, когда время давно перевалило за полночь, почувствовал себя каким-то сумасшедшим, не способным контролировать мутнеющий рассудок. Чувствуя изнеможение от всего навалившегося, Том перевернулся на растрёпанной постели, уткнулся лицом в одеяло и вцепился в ткань, потянув на себя, словно пытаясь разорвать.
Уже завтра он попадёт в школу и первое, что сделает — найдёт Гермиону, задушит собственными руками без сожаления и жалости, без лишних слов и объяснений. Просто сожмёт ей глотку и лишит жизни. Он не предупредит, когда явится, а просто найдёт, застанет врасплох и задушит.
На следующий день его трясло, как в лихорадке. Том медленно просовывал руки в рукава плаща, а затем поправлял воротник, бережно укладывая его, словно эти движения помогали сохранить частичку самообладания. Тряхнув головой, тем самым разворошив кудрявые волосы, он быстро покинул комнату и спустился вниз, чтобы выйти на улицу. Вдохнув воздух полной грудью, Том неторопливо прошёл всю дорожку, ведущую за ограду, и вскоре трансгрессировал.
Его встретил дождь и затянутое антрацитовое небо, не имеющее ни конца, ни края. Быстро оглядевшись, вдалеке он увидел одинокую фигуру волшебницы, медленно идущую в его сторону. Её голову защищал от дождя капюшон, который то и дело пытался слететь из-за сильного ветра. Том пошёл навстречу.
— Прекрасная погода, — произнесла Нимфадора, поморщившись от очередного порыва ветра.
— Идём к лесу, обусловим место, — отозвался Том, не обращая внимания на треплющиеся волосы, щекочущие лицо.
— Невидимость, — прерывисто напомнила та, и он тут же накинул на себя дезиллюминационные чары.
Они быстро достигли кромки леса, и Тонкс указала на тонкое дерево с обломанными ветками.
— Я присмотрела вот это место. Здесь будет условная точка.
— Хорошо. Сегодня я остаюсь в замке, а завтра увидимся в городе, — услышала в ответ голос Тома.
— Идём, я запущу тебя.
Оба направились к воротам и благополучно прошли мимо двух авроров и защитных барьеров.
— Ты высчитала следующее место? — услышала рядом с собой тихий шёпот Нимфадора.
— Музей Фарадея?
— Верно. До завтра, — произнёс Том и быстро направился к главному входу в Хогвартс.
Шагая по мокрой дороге, он внимательно рассматривал величественные стены замка, в которых где-то сидела Гермиона и занималась своими делами: может быть, делала уроки, читала книги или болтала с друзьями. Интересно, её друзья обратили внимание на изменения подруги?
Невидимая ниточка, появившаяся в груди, заставляла ускорить шаг, чтобы быстрее приблизиться к цели. Том положился на интуицию, доверяясь чувствам, нещадно укалывающим каждый нерв. Сторонясь редко встречающихся студентов, он внимательно оглядывался в каждом коридоре и быстро взбирался по лестницам наверх. Кровь стучала в ушах сильнее и сильнее, а энергия медленно разрывала душу, жаждая вырваться наружу. Стало невыносимо жарко, и Том остановился на площадке четвёртого этажа, понимая, где сейчас находилась Гермиона — в библиотеке.
Он едва преодолевал желание перейти на бег, скрипя зубами и плотно сжимая губы. Подступила уже знакомая тошнота, ладони невольно сжались в кулаки. Какого чёрта он ждал целую неделю, если это не помогло, а сделало только хуже?!
Внутри бурлил вулкан, собираясь при первой же возможности извергнуться и затопить, расплавить всё огненной лавой, но Том пытался справиться с этим, заглушая эмоции. Он слишком быстро оказался в библиотеке и, не сбавляя шага, стремительно направился по левой стороне стеллажей, подмечая каждую деталь вокруг. Ещё немного и он остановился, увидев Гермиону.
Она сидела на скамейке, опираясь локтями на стол и держа ладонями голову. На несколько секунд, казалось, замер весь мир, — она не шевелилась, затем подняла голову, убирая руки со стола, и посмотрела в его сторону растерянным взглядом.
За неделю Гермиона изменилась и стала похожа чем-то на Тонкс: бледная кожа лица, стеклянные чёрные глаза, в которых, кажется, скопилась скорбь всего мира, и едва розовеющий оттенок губ, потому что недавно она их кусала. Она долго вглядывалась в пустоту рассеянным взглядом, затем опустила глаза на раскрытую книгу, медленно закрыла её, поднимаясь со скамьи, и прошла к ближайшему стеллажу, чтобы поставить на место.
Том тихо и медленно подошёл к ней, жадно разглядывая профиль волшебницы и усиленно сдерживая дыхание от настигающих чувств. Он ощущал, как внутри поднимается огромная волна, готовясь обрушиться в любую секунду. В груди становилось больно от нехватки воздуха, а кровь слишком громко застучала в ушах, нарушая воцарившуюся тишину. Гермиона поставила книгу на полку и замерла, зацепившись пальцами о корешок. Она рассеяно посмотрела на ряд книг перед собой, приоткрыв рот, словно прислушиваясь или пытаясь что-то различить своим осязанием. Том ощутил, как она сильнее проникается к присутствию частью его магии, как стал вибрировать вокруг воздух, готовясь скрежетать разрядами молний, как стало душно и невыносимо оставаться неподвижным, разглядывая малейшее трепетание ресниц. Они стояли долго, словно были неживыми, пока рука Тома медленно не потянулась к предплечью Гермионы и не прикоснулась к ней кончиками пальцев.
Та прерывисто выдохнула и опустила веки, задрожав, как осиновый лист на ветру. Высоко поднятая волна, наконец, обрушилась лавиной на всю сущность, затмевая рассудок и выдворяя за грань какую-либо логику. Том неторопливо поднял руку к плечу, шумно выдохнув от переизбытка жалящих чувств, и ощутил, как закружилась голова, ещё громче застучала кровь, а реальность стала распадаться на куски, оставляя в поле зрения только Гермиону, которая рассеивалась в его глазах, превращаясь в тёмный расплывчатый силуэт. Собственная магия обняла за плечи, наполняя невероятной мощью, в то время как Гермиона почувствовала обратное — её ноги подогнулись, а голова упала набок, рассыпав на плечо всю копну кудрявых волос. Она резко вцепилась в полку тонкими пальцами и судорожно невнятно простонала, не имея возможности не преклониться перед возникшей силой. Она жестоко обрушилась на неё, обволакивая чёрной тенью невыносимого и желанного тепла, пальцы соскользнули с твёрдой поверхности, и Гермиону потянуло вниз. Том опустился в то же мгновение, словно короткая нить тянула его за ней на дно. Глаза продолжали жадно разглядывать черты женского лица, как будто его зрачки впитывали в себя какую-то энергию, дающую невероятное превосходство и силу, которой, казалось, можно поставить на колени весь мир. Внутри с ужасной мощью колебалась магия, желая вырваться наружу и обхватить обмякшее тело, не способное даже противостоять давящим чувствам. Том уже не различал лица Гермионы, пропадая в тумане иллюзорного мрачного мира, в котором сверкали и трещали молнии; его пальцы устремились к тонкой коже на шее, нащупывая пульсирующую артерию в том жесте, в каком несколько вечеров подряд его ладонь шарила по мягкому одеялу, выискивая что-то необходимое. В этот раз пальцы сжали не пустоту, а живую трепещущую плоть, с каждой секундой сдавливая сильнее кожу до боли, пока Гермиона судорожно не всхлипнула. Она оживилась и протянула дрожащую руку к невидимому, цепляясь за рукав плаща и так же теряя действительность. Ледяные пальцы сдавливали горло ещё сильнее, и Том даже не осознавал, что не может остановиться от сумасшедшего потока тепла, что пробегало, как ток, от кончиков пальцев прямо в душу, наполняя его сущность большей силой и неистовой магией. Глаза Гермионы заслезились, а пальцы больно обхватили запястье пытающей её руки. Вторая ладонь дёрнулась к Тому и сжала рубашку на груди, больно цепляя за ней непослушными пальцами кожу. Она потянула его на себя и услышала рядом с собой прерывистое, едва различимое дыхание. Том сдавливал шею сильнее, притягиваясь к пересохшим губам, как одержимый суккуб, желающий выжать из Гермионы всю жизненную энергию. Его манил невидимый сгусток души, который он хотел буквально высосать из оцепеневших губ. Отключившийся разум не понимал, как ногти больно царапают его кожу на груди, и как сам вводит в агонию жертву, безумно манящую и притягивающую своим теплом. Тонкие приоткрывшиеся губы желали забрать любой горячий вздох, поглотить чужую жизнь, растворить в себе дрожащую перед ним магию, овладеть ею и не отпускать. Поймав губами судорожный тихий стон боли, Том прикоснулся к трепещущей коже лица и не сдержал томный вздох от ошеломления. Безумная завихрившаяся магия жгла и стравливала быстро растекающуюся по венам кровь, внутренний дьявол проснулся в груди и заставлял нагло и жадно вытягивать жизнь. Том медленно провёл по напряжённым скулам и нашёл чужие и пересохшие губы, готовые кричать в агонии от удушения. Звук тока заскрежетал в ушах, продолжая туманить реальность. Наконец, он перестал сильно сдавливать шею и только потому, что не уловил желаемое дыхание. Ледяные пальцы едва смогли ослабить хватку, Гермиона жадно вдохнула горячий воздух, ослабив давление пальцев на мужской груди. Губы соприкоснулись, и ничего не видящий и не осознающий Том резко оттеснил Гермиону назад, больно вдавливая её голову в нижнюю полку с книгами. Невидимая сила ужасно подмывала вырвать из неё всю жизнь, высосать все соки, разорвать её душу на части, овладеть каждой клеточкой волшебства. Другая ладонь Тома схватила Гермиону за рубашку возле ключицы и небрежно дёрнула на себя. Губы прижались ещё сильнее, вызывая у жертвы болезненное чувство, на которое ему было абсолютно плевать. Со звериной страстью он проник языком в её уста, резко обхватил рукой за плечи и зацепил кудри, сжимая рубашку и больно стягивая пряди непослушных волос. Гермиона пискнула, но звук тут же пропал и растворился в шумящих искрах наэлектризованного воздуха. Чувствуя, как внутри вырывается беснующее чудовище, Том злостно закусил губу и мгновенно ощутил на губах девчачьи слёзы и терпкий вкус крови. Пальцы снова сдавили тонкую шею, жаждая забрать тепло беззащитного существа, которое стало слабо предпринимать попытки оттеснить дьявола, приносящего физическую боль. Но Том был непоколебим. Его дикие чёрные глаза впились в стеклянные и испуганные, а губы продолжали терзать чужие, вытаскивая всё тепло, всю магию, чтобы опустошить жизненный сосуд до дна.