Страница 116 из 181
— Я вижу тебя насквозь, — со смешком отвечает Том и берёт в руку её ладонь. — Ты ещё не настолько изменилась и стала мною, чтобы безропотно кого-нибудь прикончить.
— Но придёт время и!.. — она пытается возразить, но резко вскрикивает, наблюдая, как он легко заламывает ей кисть, а внутри чувствует щекотливую боль. — Что ты делаешь?!
— Думаю, когда придёт время, это обязательно понадобится, и ты сделаешь это, но не сейчас, — спокойно произносит Том, не обращая внимания на возглас и то, как Гермиона вырывает свою руку и встряхивает ею после болезненного захвата.
Она хмурится и понимает, что он снова о чём-то не договаривает и, кажется, выяснил что-то новое.
— Ты что-то скрываешь от меня.
Том долго смотрит ей в глаза, словно что-то взвешивая, затем поднимается на ноги, поправляя рубашку, и помогает подняться ей, протягивая руку и произнося:
— Сходи пока в ванную и приведи себя в порядок, а я принесу что-нибудь поесть.
— Холостяцкая берлога пополнилась едой? Вау! — не сдерживает смешок Гермиона и направляется к выходу из гостиной.
— Сейчас кто-то будет сидеть голодной и больше не приблизится ко мне ни на шаг, — слышит насмешливый ответ за спиной, после чего закатывает глаза, не сдержав улыбку от того, что Том оценил её шуточки в его стиле, и кричит уже из коридора:
— Значит кто-то пойдёт искать на пятую точку приключения в поисках еды и тепла, а потом кому-то придётся спасать и возвращать свои слова обратно!
— Домашний арест, Грейнджер. Я без шуток!
— Будто я пошутила, — себе под нос бубнит Гермиона и заходит в ванную.
— Ещё раз повтори, — требует Том, оказавшийся за её спиной так неожиданно, что она испуганно подпрыгивает и оборачивается на него.
— Твою мать, зачем так пугать? — морщится, спокойно отворачивается и подходит к умывальнику, чтобы включить воду.
— Ещё раз повтори, — второй раз требует Том, плечом опираясь о косяк двери, скрещивая руки на груди.
— Я пошутила, честно, — сдаётся Гермиона и отводит открытый кран в сторону.
— Надеюсь, осознаёшь, что тебя ждёт, когда отправишься искать еду и тепло в другом месте.
— Более того, осознаю, что будет с тем, у кого найду это, — на выдохе произносит она и подходит к Тому. — Выйди и закрой с той стороны дверь.
— Я могу закрыть и с этой, — с озорной улыбкой отзывается он, закусывая губу, чтобы не рассмеяться.
— Я сказала, выйди. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее накормишь меня…
— После услышанного я не могу оставить тебя одну даже здесь, — ехидно подмечает Том.
— Думаешь, я смоюсь в канализацию и сбегу от тебя по трубам? Нет, такие перспективы не по мне в отличие от некоторых, — парирует Гермиона и с удовольствием улавливает, как Том реагирует на её намёк на Тайную комнату.
— Кому-то через минуту вырвут язык.
— Кому-то не понравится потом целоваться и выжимать из меня магию.
— Кстати за тобой должок, Грейнджер.
— Эй! Какой? — не понимает Гермиона, наблюдая, как Том невозмутимо выходит из комнатки и направляется на кухню.
— Ночью расскажу, — хмыкая, бросает назад, отчего та закатывает глаза, затем громко хлопает дверью, задвигает щеколду и поворачивается к струящейся воде.
Том — невероятно сложный человек. Никогда не знаешь, что он сделает в следующую секунду: улыбнётся?.. гневно сверкнёт глазами?.. или примет безразличный вид, полностью обесценивая слова собеседника?
Он слишком редко шутил, чтобы сейчас Гермиона, забираясь под тёплый душ, не улыбалась.
Хоть сейчас было не до смеха.
Подставляя воде уставшее лицо, она морщится, и тяжесть ситуации снова ложится на плечи, напоминая о том, почему она оказалась именно здесь, в этом доме, а не в доме своих родителей и то должна оказаться только через месяц. Буквально некоторое время назад она рассталась с друзьями на вокзале и каждый остался при своих мыслях, захламляя голову крестражами, фальшивым медальоном и тем, что же их ждёт дальше.
Очевидно, никто из них не вернётся в школу — ещё немного, и её займут сторонники Волан-де-Морта, который, к слову, лишился, возможно, не одного лучшего бойца.
Перед глазами предстал недавний образ волшебницы, что лежала на пригорке леса с раскинувшимися на земле кудрявыми, чёрными, словно ночь, волосами, с высеченными на коже тёмными шрамами. И запах горелой плоти. Отвратительный и настолько омерзительный, что сейчас стошнит.
Гермиона наклоняется и едва сдерживает рвотный позыв, откашливается, а затем выпрямляется, стараясь выбросить из головы увиденное.
Она чувствовала невероятно странное напряжение вокруг: казалось, воздух пропитался влагой и вот-вот обрушит крупные капли дождя, а где-то рядом сверкнёт ослепительная молния, поджигая кроны деревьев, пугая своим звуком всех, кто собрался в ту ночь на улице, чтобы разобраться в случившемся. Но молния попадает не в кроны деревьев и даже не в пустое поле — она попадает в волшебницу.
И всё это вызывало бы тупое отвращение, если бы не то, что Гермиона явно чувствовала: это произошло не без её помощи.
Это так странно было видеть, как из Тома вырывается непонятный белоснежный шар, который в одно мгновение затмевает всё вокруг ослепительным светом и с протяжным, оглушительным гулом исчезает, растворяясь в ночи. Это было впечатляюще, это было невероятно мощно, и Гермиона в тот момент почувствовала минутную слабость, словно из неё высосали жизненные силы, а затем наполнилась чем-то невообразимо воодушевляющим и победоносным. Ей показалось, она готова повторить то же самое за Томом, если это не обезвредило бы противников.
Но это обезвредило и, наверняка, с печальным исходом.
Гермиона отворачивается к стене, опирается на неё рукой и шумно выдыхает, пытаясь выдернуть этот эпизод из головы.
И как странно, Том даже не помогает в этом, хоть и явно чувствует её отвращение и нервозность.
Выключает душ, встряхивает волосы и хватается за полотенце, чтобы вытереться насухо. С какой-то пустотой в груди и отчуждённым бессилием она встаёт на холодный пол, закрывает на некоторое время глаза, а затем распахивает и вглядывается в своё отражение.
Мерлин, в кого она превратилась?
Отражение насмешливо поднимает уголки губ и дарит ей блестящий, полный воодушевления взгляд, который медленно опускается на острые ключицы, рассматривает бледную кожу шеи и округлость плеч, а затем снова поднимается выше и любуется цветом малиновых губ.
Разве отражение не прекрасное? Разве эта другая и непохожая на её улыбку не красива? Разве она не может гордиться тем, кем она стала?
И становится дальше.
Гермиона оборачивается, хватает одежду и одевается, снова поворачиваясь к зеркалу и наблюдая за каждым движением, и когда с этим было покончено, подходит к двери, отворяет щеколду и выходит в коридор.
Кругом стоит тишина, разве что дождь из приоткрытого окна в гостиной стучит и стучит, кажется, усилившись.
Она оглядывает проход на кухню, догадываясь, что там пусто, заходит в гостиную и останавливается, не увидев там Тома. С мгновение замешкавшись, Гермиона разворачивается и направляется в спальню, приоткрывает дверь и заглядывает внутрь.
— Ты здесь? — тихо произносит она в темноту.
— Здесь, — раздаётся за спиной его голос, Гермиона оборачивается и расслабляет мышцы лица, наблюдая Тома с двумя тарелками в руках. — Тут хочешь или туда пойдём?
— Можно и здесь, — полностью входя в комнату, отзывается она, включая приглушённый свет.
Том обходит её и ставит тарелки на журнальный столик, затем снова покидает комнату и возвращается с двумя чашками чего-то горячего.
— Скажи, что это зелёный чай, — просит Гермиона, присаживаясь на постель.
— Я единственный, кто умеет чувствовать твои желания? — невинно спрашивает Том, ставя перед ней кружку зелёного чая.
Это вызывает в ней искреннюю улыбку, она опускает голову вниз, наблюдая за горячим паром, затем снова смотрит на Тома, который присаживается рядом, не отводя от неё взгляда.